акты внедрения и протокол авторского надзора у адмиралов подписать.
— Я не в командировку, а сам по себе, — засмеялся Горлов. — Пароход, представь, задумал купить.
— Зачем тебе пароход? Какой? — изумился Рубашкин.
— Большой противолодочный с пушками и торпедами. Заменю системы наведения, введу правильное целеуказание и — вперед, с новым названием: «Смерть врагам империализма!» Как звучит?
— Звучит демократически, в духе времени, — Рубашкин мялся, не решаясь заговорить о деньгах. — Я, кстати, по делу звоню. От имени нашего общегражданского, демократического движения. Выборы приближаются, можно сказать, наш не последний, но решительный бой.
— Слышал! Нина все уши прожужжала: Ельцин, демократы, Собчак. Ельцин сказал то, Горбачев высказал это, Собчак показал, как закон уважать, а Гдляну с Ивановым взяточников сажать мешают. Борщ уплетаю и котлеты жую исключительно под агитацию и пропаганду, как в парткоме на политинформации.
— И как ты к этому относишься?
— Да, никак! Разговоры стихнут скоро, а металл останется. До сих пор уверен, что не делом ты, Петя, занялся. Помнишь к твоему дню рождения стихи сочинили: "Служил наш Петя инженером, наш Петя ГОСТ'ы изучал"?
— Помню: «Живи по СТП и ГОСТ'у, и будет все предельно просто». Я, Боря, потому все и бросил, что так больше жить нельзя.
— Можно! Вот в будущем году пробью финансирование под космическую тематику, брошу к чертовой матери коммерцию, и все будет в порядке. Снова заживем по ГОСТ'у.
— Ты уже не боишься по телефону говорить о космической тематике? К тому же — со мной? Или секретность отменили, а КГБ распущен? — спросил Рубашкин, и по наступившему молчанию понял, что Горлов задумался. — Если все оставить, как есть, тебя в следующем году посадят. Вспомнят и обязательно доберутся. Не забудь, кому ты обязан тем, что остался жив, здоров и на свободе!
— Петя, я тебе всегда помогал, ничего плохого между нами никогда не было. Я очень благодарен за ту статью в «Литературке» и понимаю, что она для меня значила, — неуверенно сказал Горлов.
— Не во мне дело, а в Системе! В их Системе. Завтра меня рядом не окажется, или сложится не так удачно. Прости за высокие слова, но наша борьба — это твоя борьба. Подумай, Боря, о себе подумай!
— Подумаю! Обещаю, — согласился Горлов, и Рубашкин почувствовал, что тот начинает тяготиться разговором.
— Прилетишь из Мурманска — позвони и встретимся, — перед тем, как попрощаться, сказал Рубашкин.
— Завтра вечером и прилечу. Сегодня здесь, завтра там, а завтра — опять здесь, — засмеялся Горлов и повесил трубку.
— С кем ты разговариваешь? — зайдя на кухню, спросила Катя.
— С Борей Горловым. Он через час улетает в Мурманск.
— Вчера его Нину встретила — не узнать. Дубленка из «Березки», сапоги — мне такие и не снились. Продукты покупает только на рынке. Хочет Машу в английскую школу переводить. Говорит, всего тысячу директору дала. А у нас опять деньги кончились, и папа ничего не прислал. У него неприятности: видно придется уходить на пенсию. Мама звонила, что был пленум Обкома, он вернулся и сразу в больницу угодил — чуть до инфаркта не довели. Там какой-то из новых на папино место рвется, хочет в секретари райкома, интриги копает.
— Твоему отцу самое время на пенсию. Не сегодня, так завтра все райкомы и обкомы разгонят, — рассеянно заметил Рубашкин.
— А мы тогда как будем? Сколько лет за папой, как за каменной стеной!
— Пройдут выборы, и меня в штат возьмут, обкомовцы ничего сделать уже не смогут. Потерпи, немного осталось, — успокоил жену Рубашкин и, дождавшись, пока она уйдет, застучал двумя пальцами по клавишам машинки.
«Время не ждет» или, нет — «Под ветром перестройки», — допечатав второй заголовок, решил Рубашкин. — «… В беседе с нашим корреспондентом член Координационного совета Ленинградского народного фронта, доктор геологических наук Марина Евгеньевна Салье сказала…»
«Нужно дать материал в форме интервью. Во-первых, живее, а во-вторых, не встанет вопрос, кому платить гонорар. Ясно, что журналисту, который брал интервью. А если писать статью за ее подписью, то гонорара — фиг дождешься», — подумал Рубашкин и вытер глаза, заслезившиеся от сигаретного дыма.
3.14 Видна дорога в три конца
В аэропорту «Мурмаши» Горлова встретил кавторанг Толя, с которым они летели в прошлый раз. Через него и удалось провести всю предварительную работу, связанную с покупкой на металлолом отслужившего свое корабля.
Толя был гладко выбрит, в новенькой шинели с черным каракулем, из-под шарфа виднелся воротничок ослепительно белой рубашки.
— Что же ты свою невесту не взял? — увидев Горлова, спросил капитан.
— Слегка захворала, видно, от тебя заразилась. Помнишь, ты все время чихал и кашлял? А теперь, вижу, совсем выздоровел? — пожимая ему руку, спросил Горлов и забрал у носильщика один из двух увесистых чемоданов — в каждом было по восемь бутылок марочного коньяка разнообразного происхождения: французский «Мартель», грузинские «Шота Руставели» и «Варцихэ», молдавский «Белый Аист», крымский «Коктебель», — его Горлов любил и отличал больше прочих, — и три сорта армянского — «Юбилейный», «КВВК» и знаменитый «Ахматар». Возле донышка каждой бутылки покоился розовато-желтый лимон, а к верхней крышке были прикреплены четыре коробки конфет «Мишка на Севере». Все это аккуратно крепилось в деревянных гнездах, которые Горлов специально заказал плотнику. Много мороки доставили лимоны — углубление для каждого пришлось доводить отдельно, чтобы не выскальзывали.
— Тяжелый, — сказал Толя, беря чемодан.
— Своя ноша не тянет. Это сувенир из Ленинграда, — садясь в «Волгу» ответил Горлов.
По дороге капитан не удержался и, заглянув в чемодан, даже присвистнул.
— По отдельности бывало, употреблял. Но чтобы сразу? Никогда! — воскликнул он.
— Как считаешь: адмиралу понравится? — спросил Горлов.
— Да, за такой набор он тебе целый линкор спишет, глазом не моргнет!
Дорога вилась между голых, заснеженных сопок. За слепящим конусом света фар было непроглядно темно, и в небе едва забрезжило только, когда подъехали к Штабу, за несколько минут до одиннадцати. В приемную прошли, не оформляя пропуска, и адъютант сразу пропустил их к заместителю командующего.
Хозяин просторного и опрятного кабинета оказался сравнительно молодым, но немного располневшим человеком. Он встретил Горлова, приветливо улыбаясь.
— Рад познакомиться, Борис Петрович. Контрразведка мне о вас уже доложила: кто, зачем и откуда. Здесь о вашем блоке наведения легенды ходят: три года на вооружении и, представьте, ни одного отказа. Заказали на этот год модернизацию, но из Москвы — ни ответа, ни привета. Может, вы в курсе?
— Старое модернизировать незачем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Я не в командировку, а сам по себе, — засмеялся Горлов. — Пароход, представь, задумал купить.
— Зачем тебе пароход? Какой? — изумился Рубашкин.
— Большой противолодочный с пушками и торпедами. Заменю системы наведения, введу правильное целеуказание и — вперед, с новым названием: «Смерть врагам империализма!» Как звучит?
— Звучит демократически, в духе времени, — Рубашкин мялся, не решаясь заговорить о деньгах. — Я, кстати, по делу звоню. От имени нашего общегражданского, демократического движения. Выборы приближаются, можно сказать, наш не последний, но решительный бой.
— Слышал! Нина все уши прожужжала: Ельцин, демократы, Собчак. Ельцин сказал то, Горбачев высказал это, Собчак показал, как закон уважать, а Гдляну с Ивановым взяточников сажать мешают. Борщ уплетаю и котлеты жую исключительно под агитацию и пропаганду, как в парткоме на политинформации.
— И как ты к этому относишься?
— Да, никак! Разговоры стихнут скоро, а металл останется. До сих пор уверен, что не делом ты, Петя, занялся. Помнишь к твоему дню рождения стихи сочинили: "Служил наш Петя инженером, наш Петя ГОСТ'ы изучал"?
— Помню: «Живи по СТП и ГОСТ'у, и будет все предельно просто». Я, Боря, потому все и бросил, что так больше жить нельзя.
— Можно! Вот в будущем году пробью финансирование под космическую тематику, брошу к чертовой матери коммерцию, и все будет в порядке. Снова заживем по ГОСТ'у.
— Ты уже не боишься по телефону говорить о космической тематике? К тому же — со мной? Или секретность отменили, а КГБ распущен? — спросил Рубашкин, и по наступившему молчанию понял, что Горлов задумался. — Если все оставить, как есть, тебя в следующем году посадят. Вспомнят и обязательно доберутся. Не забудь, кому ты обязан тем, что остался жив, здоров и на свободе!
— Петя, я тебе всегда помогал, ничего плохого между нами никогда не было. Я очень благодарен за ту статью в «Литературке» и понимаю, что она для меня значила, — неуверенно сказал Горлов.
— Не во мне дело, а в Системе! В их Системе. Завтра меня рядом не окажется, или сложится не так удачно. Прости за высокие слова, но наша борьба — это твоя борьба. Подумай, Боря, о себе подумай!
— Подумаю! Обещаю, — согласился Горлов, и Рубашкин почувствовал, что тот начинает тяготиться разговором.
— Прилетишь из Мурманска — позвони и встретимся, — перед тем, как попрощаться, сказал Рубашкин.
— Завтра вечером и прилечу. Сегодня здесь, завтра там, а завтра — опять здесь, — засмеялся Горлов и повесил трубку.
— С кем ты разговариваешь? — зайдя на кухню, спросила Катя.
— С Борей Горловым. Он через час улетает в Мурманск.
— Вчера его Нину встретила — не узнать. Дубленка из «Березки», сапоги — мне такие и не снились. Продукты покупает только на рынке. Хочет Машу в английскую школу переводить. Говорит, всего тысячу директору дала. А у нас опять деньги кончились, и папа ничего не прислал. У него неприятности: видно придется уходить на пенсию. Мама звонила, что был пленум Обкома, он вернулся и сразу в больницу угодил — чуть до инфаркта не довели. Там какой-то из новых на папино место рвется, хочет в секретари райкома, интриги копает.
— Твоему отцу самое время на пенсию. Не сегодня, так завтра все райкомы и обкомы разгонят, — рассеянно заметил Рубашкин.
— А мы тогда как будем? Сколько лет за папой, как за каменной стеной!
— Пройдут выборы, и меня в штат возьмут, обкомовцы ничего сделать уже не смогут. Потерпи, немного осталось, — успокоил жену Рубашкин и, дождавшись, пока она уйдет, застучал двумя пальцами по клавишам машинки.
«Время не ждет» или, нет — «Под ветром перестройки», — допечатав второй заголовок, решил Рубашкин. — «… В беседе с нашим корреспондентом член Координационного совета Ленинградского народного фронта, доктор геологических наук Марина Евгеньевна Салье сказала…»
«Нужно дать материал в форме интервью. Во-первых, живее, а во-вторых, не встанет вопрос, кому платить гонорар. Ясно, что журналисту, который брал интервью. А если писать статью за ее подписью, то гонорара — фиг дождешься», — подумал Рубашкин и вытер глаза, заслезившиеся от сигаретного дыма.
3.14 Видна дорога в три конца
В аэропорту «Мурмаши» Горлова встретил кавторанг Толя, с которым они летели в прошлый раз. Через него и удалось провести всю предварительную работу, связанную с покупкой на металлолом отслужившего свое корабля.
Толя был гладко выбрит, в новенькой шинели с черным каракулем, из-под шарфа виднелся воротничок ослепительно белой рубашки.
— Что же ты свою невесту не взял? — увидев Горлова, спросил капитан.
— Слегка захворала, видно, от тебя заразилась. Помнишь, ты все время чихал и кашлял? А теперь, вижу, совсем выздоровел? — пожимая ему руку, спросил Горлов и забрал у носильщика один из двух увесистых чемоданов — в каждом было по восемь бутылок марочного коньяка разнообразного происхождения: французский «Мартель», грузинские «Шота Руставели» и «Варцихэ», молдавский «Белый Аист», крымский «Коктебель», — его Горлов любил и отличал больше прочих, — и три сорта армянского — «Юбилейный», «КВВК» и знаменитый «Ахматар». Возле донышка каждой бутылки покоился розовато-желтый лимон, а к верхней крышке были прикреплены четыре коробки конфет «Мишка на Севере». Все это аккуратно крепилось в деревянных гнездах, которые Горлов специально заказал плотнику. Много мороки доставили лимоны — углубление для каждого пришлось доводить отдельно, чтобы не выскальзывали.
— Тяжелый, — сказал Толя, беря чемодан.
— Своя ноша не тянет. Это сувенир из Ленинграда, — садясь в «Волгу» ответил Горлов.
По дороге капитан не удержался и, заглянув в чемодан, даже присвистнул.
— По отдельности бывало, употреблял. Но чтобы сразу? Никогда! — воскликнул он.
— Как считаешь: адмиралу понравится? — спросил Горлов.
— Да, за такой набор он тебе целый линкор спишет, глазом не моргнет!
Дорога вилась между голых, заснеженных сопок. За слепящим конусом света фар было непроглядно темно, и в небе едва забрезжило только, когда подъехали к Штабу, за несколько минут до одиннадцати. В приемную прошли, не оформляя пропуска, и адъютант сразу пропустил их к заместителю командующего.
Хозяин просторного и опрятного кабинета оказался сравнительно молодым, но немного располневшим человеком. Он встретил Горлова, приветливо улыбаясь.
— Рад познакомиться, Борис Петрович. Контрразведка мне о вас уже доложила: кто, зачем и откуда. Здесь о вашем блоке наведения легенды ходят: три года на вооружении и, представьте, ни одного отказа. Заказали на этот год модернизацию, но из Москвы — ни ответа, ни привета. Может, вы в курсе?
— Старое модернизировать незачем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140