В ЦК спорили, спорили, в конце концов отдали в МВД, что ни нашим, ни вашим. А военные норовят в сторону…
— Военных понять можно, Владимир Александрович. С Тбилиси нахлебались, до конца века хватит, — заметил Сурков.
— Задачи сегодня решаются, а до конца века еще дожить надо, и без армии — никак. У нас активных штыков — только дивизия Дзержинского, да спецподразделения. Что они смогут сделать кроме, как народ попугать? — возразил Крючков. — В результате получается, как в сказке: «А и Б сидели на трубе — А упало, Б пропало, что осталось…?» Остались только мы, чтобы самих себя координировать. Вот так сидим и координируем. Агентуры во все дырки напихали — у литовцев в «Саюдисе» каждый третий наш — а толку никакого.
— У меня такая же обстановка. Обком ни одной реализации не разрешает, — вставил Сурков.
— Подожди со своими реализациями, до них еще дойдем, — поморщился Крючков. — Короче, у моих терпение лопнуло. Собрали мне все оперативные материалы, толковую справку подготовили и — с Богом! — благословили в ЦК, к Михаилу Сергеевичу. Просим-де добро на активные культурные, так сказать, культурно-массовые мероприятия. Месяц, другой — ни ответа, ни привета. И тут, как назло, появился повод нагадить. Имею в виду историю с твоими «Волкодавами». Меня прораб перестройки Яковлев встретил и за пуговицу взял так, что не отвертеться: «Зачем и почему Комитет провоцирует демократическую общественность? Зачем нарушает монолитную сплоченность вокруг ленинского курса партии на правовое государство?» И «Литературкой» с намеком тычет.
— Будем, говорит, на Политбюро выносить. Что ж, на Политбюро, так на Политбюро! Мне терять нечего, осточертела вся эта тягомотина. И перед сотрудниками стыдно. Они мне — по делу, а я в ответ: ни рыба, ни мясо, как сморщенный хер у дохлого зайца. Сколько можно, в конце концов, донесения собирать? Тонны бумаги исписали, а противнику — хоть бы хны.
Крючков покраснел, чувствовалось, что он искренне переживает и говорит откровенно, не заботясь, если кто услышит.
«Допекли человека, а ведь разведчик, каких мало, от Бога», — сочувствуя, подумал Сурков.
— Как только получил твою справку, грамотно, кстати, подготовлена, поощри от моего имени исполнителей…
— Один исполнитель: подполковник Коршунов, — сказал Сурков.
— Передай мою большую благодарность и выправь представление к полковнику или премию, как считаешь лучше.
— Говорят, лучше маленький рубль, чем большое спасибо, Владимир Александрович, — позволил себе пошутить Сурков.
— Твой кадр, тебе виднее! В общем переслал Яковлеву, после звоню: мол, собирай Политбюро, пусть рассудит, терпеть больше нет мочи. Собрать Политбюро — кишка тонка, собрались на расширенном секретариате. Я, поверишь — полночи не спал! Это с моими-то нервами так волноваться! Дали мне слово, я в двадцать минут уложился, материалы каждому из спецчемодана под расписку выданы, даже Михал Сергеичу пришлось закорючку поставить. Поморщился, но расписался: режим есть режим!
Короче, я доложился, а в ответ — тишина. Только бумага шуршит. Наконец Хозяин не выдержал: «Я, — говорит, — затрону по докладу товарища Крючкова такую тему, как закрытая информация. Получая шифровки, я сразу вижу, где почерк ГРУ, где КГБ, где другого, так сказать, ведомства. И когда идет анализ ситуации, в миг отличаю, где правда, а что нам навязывается, как правда».
Оборачивается ко мне и замолкает минуты на три. И, буквально сверля меня взглядом: "Владимир Александрович! Я на тебя смотрю. Очень важно, сколько процентов волнений ты списываешь на подростков, а сколько связано с глубинными политическими течениями. Боюсь, разучился ты эти процессы различать, а мы в Политбюро должны иметь правильную и своевременную картину. И как бы у тебя, товарищ Крючков, не получилось, что дела делаются без ведома Политбюро. Хочу тебе напомнить, и тебе, Дмитрий Тимофеевич: отныне без решения Политбюро ни армия, ни КГБ ни в каких делах не должны участвовать!
Я спросил: «Михаил Сергеевич, так чем же мы должны заниматься?»
А он в ответ — на полтора часа. Мол, руководство партии должно наладить отношения с демократической интеллигенцией. Она, де, глубоко исторически связана с народом, носитель национальной идеи. Театр, кино, романы с поэзией — всех муз помянул. А в конце бац: «КГБ должен заниматься прогнозированием! Выше поднимайте, товарищ Крючков, уровень анализа политических процессов!»
— Вот, — говорит, — ваша главная задача!
Выдохнув последнюю фразу, Крючков будто скукожился, неподвижно ссутулившись за большим письменным столом.
— Мы с вами, Владимир Александрович, пережили многое, переживем и это. Главное, чтобы совесть перед народом и партией была чиста, — искренне сказал Сурков.
— Что пережили многое — это ты, Алексей Анатольевич, прав. А что совесть чиста — не согласен. Все ли мы сделали и делаем, что сердце и долг подсказывают? Молчишь? То-то! Поговорил с тобой и вижу: ты за наше дело, за верность чекистским принципам. Тебя учить не надо, что делать, сам знаешь. Поэтому, скажу то же, что товарищам в Прибалтике: бери инициативу на себя, ответственность не перекладывай, но знай: пока я здесь, в этом кабинете, всегда прикрою.
Крючков с досадой посмотрел на запищавший телефон и, не сняв трубку, встал попрощаться.
— Документы на присвоение тебе генерал-лейтенанта я пока придержал. Через месяц повысим уровень анализа процессов, и я их скоренько проверну. Так что, готовь шило, дырки на погонах сверлить! — улыбнулся Крючков, крепко пожимая Суркову руку.
— Спасибо, Владимир Александрович, — ответил тот.
— Как ты говорил про «спасибо»?
— Спасибо не шелестит и не булькает, — ответил Сурков.
— Обещаю лично приехать на представление и выступить перед твоим личным составом. Тогда и побулькаем! Гляди, не вздумай зажать положенное.
— Можно ориентировать офицеров, товарищ генерал-полковник, что точно приедете?
— Даю слово почетного чекиста, — улыбнулся Крючков и посмотрел на часы.
«Значит, не врет насчет генерал-лейтенанта, — выходя из кабинета, подумал Сурков. — А насчет анализа? Проанализируем, как отцы и деды учили. Только дурак не поймет, что надо: почта, мосты и телеграф — в решающем месте, в решающий час!»
3.2. «Коммунисты всегда верны правде»,
— с этих слов началась беседа Генерального секретаря Бразильской коммунистической партии товарища Жиокондо ДИАСА с первым секретарем Ленинградского Областного Комитета КПСС тов. Гидасповым Б.В… Во встрече участвовали: член бюро ОК КПСС т. Сурков А.А., заместитель заведующего отделом ОК КПСС т. Кузин О.С., первый секретарь Петрогадского РК КПСС т. Котов В.М., а также члены руководящих органов БКП и ответственные сотрудники ЦК КПСС, сопровождающие тов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— Военных понять можно, Владимир Александрович. С Тбилиси нахлебались, до конца века хватит, — заметил Сурков.
— Задачи сегодня решаются, а до конца века еще дожить надо, и без армии — никак. У нас активных штыков — только дивизия Дзержинского, да спецподразделения. Что они смогут сделать кроме, как народ попугать? — возразил Крючков. — В результате получается, как в сказке: «А и Б сидели на трубе — А упало, Б пропало, что осталось…?» Остались только мы, чтобы самих себя координировать. Вот так сидим и координируем. Агентуры во все дырки напихали — у литовцев в «Саюдисе» каждый третий наш — а толку никакого.
— У меня такая же обстановка. Обком ни одной реализации не разрешает, — вставил Сурков.
— Подожди со своими реализациями, до них еще дойдем, — поморщился Крючков. — Короче, у моих терпение лопнуло. Собрали мне все оперативные материалы, толковую справку подготовили и — с Богом! — благословили в ЦК, к Михаилу Сергеевичу. Просим-де добро на активные культурные, так сказать, культурно-массовые мероприятия. Месяц, другой — ни ответа, ни привета. И тут, как назло, появился повод нагадить. Имею в виду историю с твоими «Волкодавами». Меня прораб перестройки Яковлев встретил и за пуговицу взял так, что не отвертеться: «Зачем и почему Комитет провоцирует демократическую общественность? Зачем нарушает монолитную сплоченность вокруг ленинского курса партии на правовое государство?» И «Литературкой» с намеком тычет.
— Будем, говорит, на Политбюро выносить. Что ж, на Политбюро, так на Политбюро! Мне терять нечего, осточертела вся эта тягомотина. И перед сотрудниками стыдно. Они мне — по делу, а я в ответ: ни рыба, ни мясо, как сморщенный хер у дохлого зайца. Сколько можно, в конце концов, донесения собирать? Тонны бумаги исписали, а противнику — хоть бы хны.
Крючков покраснел, чувствовалось, что он искренне переживает и говорит откровенно, не заботясь, если кто услышит.
«Допекли человека, а ведь разведчик, каких мало, от Бога», — сочувствуя, подумал Сурков.
— Как только получил твою справку, грамотно, кстати, подготовлена, поощри от моего имени исполнителей…
— Один исполнитель: подполковник Коршунов, — сказал Сурков.
— Передай мою большую благодарность и выправь представление к полковнику или премию, как считаешь лучше.
— Говорят, лучше маленький рубль, чем большое спасибо, Владимир Александрович, — позволил себе пошутить Сурков.
— Твой кадр, тебе виднее! В общем переслал Яковлеву, после звоню: мол, собирай Политбюро, пусть рассудит, терпеть больше нет мочи. Собрать Политбюро — кишка тонка, собрались на расширенном секретариате. Я, поверишь — полночи не спал! Это с моими-то нервами так волноваться! Дали мне слово, я в двадцать минут уложился, материалы каждому из спецчемодана под расписку выданы, даже Михал Сергеичу пришлось закорючку поставить. Поморщился, но расписался: режим есть режим!
Короче, я доложился, а в ответ — тишина. Только бумага шуршит. Наконец Хозяин не выдержал: «Я, — говорит, — затрону по докладу товарища Крючкова такую тему, как закрытая информация. Получая шифровки, я сразу вижу, где почерк ГРУ, где КГБ, где другого, так сказать, ведомства. И когда идет анализ ситуации, в миг отличаю, где правда, а что нам навязывается, как правда».
Оборачивается ко мне и замолкает минуты на три. И, буквально сверля меня взглядом: "Владимир Александрович! Я на тебя смотрю. Очень важно, сколько процентов волнений ты списываешь на подростков, а сколько связано с глубинными политическими течениями. Боюсь, разучился ты эти процессы различать, а мы в Политбюро должны иметь правильную и своевременную картину. И как бы у тебя, товарищ Крючков, не получилось, что дела делаются без ведома Политбюро. Хочу тебе напомнить, и тебе, Дмитрий Тимофеевич: отныне без решения Политбюро ни армия, ни КГБ ни в каких делах не должны участвовать!
Я спросил: «Михаил Сергеевич, так чем же мы должны заниматься?»
А он в ответ — на полтора часа. Мол, руководство партии должно наладить отношения с демократической интеллигенцией. Она, де, глубоко исторически связана с народом, носитель национальной идеи. Театр, кино, романы с поэзией — всех муз помянул. А в конце бац: «КГБ должен заниматься прогнозированием! Выше поднимайте, товарищ Крючков, уровень анализа политических процессов!»
— Вот, — говорит, — ваша главная задача!
Выдохнув последнюю фразу, Крючков будто скукожился, неподвижно ссутулившись за большим письменным столом.
— Мы с вами, Владимир Александрович, пережили многое, переживем и это. Главное, чтобы совесть перед народом и партией была чиста, — искренне сказал Сурков.
— Что пережили многое — это ты, Алексей Анатольевич, прав. А что совесть чиста — не согласен. Все ли мы сделали и делаем, что сердце и долг подсказывают? Молчишь? То-то! Поговорил с тобой и вижу: ты за наше дело, за верность чекистским принципам. Тебя учить не надо, что делать, сам знаешь. Поэтому, скажу то же, что товарищам в Прибалтике: бери инициативу на себя, ответственность не перекладывай, но знай: пока я здесь, в этом кабинете, всегда прикрою.
Крючков с досадой посмотрел на запищавший телефон и, не сняв трубку, встал попрощаться.
— Документы на присвоение тебе генерал-лейтенанта я пока придержал. Через месяц повысим уровень анализа процессов, и я их скоренько проверну. Так что, готовь шило, дырки на погонах сверлить! — улыбнулся Крючков, крепко пожимая Суркову руку.
— Спасибо, Владимир Александрович, — ответил тот.
— Как ты говорил про «спасибо»?
— Спасибо не шелестит и не булькает, — ответил Сурков.
— Обещаю лично приехать на представление и выступить перед твоим личным составом. Тогда и побулькаем! Гляди, не вздумай зажать положенное.
— Можно ориентировать офицеров, товарищ генерал-полковник, что точно приедете?
— Даю слово почетного чекиста, — улыбнулся Крючков и посмотрел на часы.
«Значит, не врет насчет генерал-лейтенанта, — выходя из кабинета, подумал Сурков. — А насчет анализа? Проанализируем, как отцы и деды учили. Только дурак не поймет, что надо: почта, мосты и телеграф — в решающем месте, в решающий час!»
3.2. «Коммунисты всегда верны правде»,
— с этих слов началась беседа Генерального секретаря Бразильской коммунистической партии товарища Жиокондо ДИАСА с первым секретарем Ленинградского Областного Комитета КПСС тов. Гидасповым Б.В… Во встрече участвовали: член бюро ОК КПСС т. Сурков А.А., заместитель заведующего отделом ОК КПСС т. Кузин О.С., первый секретарь Петрогадского РК КПСС т. Котов В.М., а также члены руководящих органов БКП и ответственные сотрудники ЦК КПСС, сопровождающие тов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140