Мы принципиально новую систему придумали: массогабариты уменьшены на треть, дальность увеличена примерно на триста километров, а вероятность ошибки по целенаведению — меньше десятой процента. — ответил Горлов.
— И когда испытания?
— В этом году денег не выделили, что будет в следующем, и не знаю.
— Разрешите, товарищ адмирал? — адъютант внес горловский чемодан и остановился посреди кабинета.
— Это сувенир Северному Флоту от ленинградцев, — объяснил Горлов.
— Посмотрим, что за сувенир, — адмирал легко поднял чемодан и поставил на стол.
— С выдумкой сувенир, — приподняв крышку, одобрил он. — Хотя обмывать ваш вопрос еще рано. Отношение в Минобороны и все прочие, необходимые документы мы подготовили. Копии возьмете в отделе, а подлинники мы сами отправим. Но не знаю, как Москва отреагирует. После той истории с «АНТ'ом», — помните: когда кооператоры танки заграницу вывозили? — наши генералы, как пуганые вороны, — куста боятся. А дело вы задумали хорошее. Получите разрешение, мы только рады будем — одной головной болью меньше. А то у нас половина причалов ржавым хламьем заставлена — куда девать? Никто не знает!
Получить документы оказалось непросто. Горлов до вечера ходил из кабинета в кабинет, собирая нужные подписи. После обеда выяснилось, что половину бумаг необходимо перепечатать заново, и все началось сначала. В результате Горлов пропустил последний самолет и, плохо соображая от усталости, согласился поехать в баню. Оба чемодана с коньяком уже были там, и пока все не выпили, никто не встал из-за стола.
Рано утром следующего дня Горлова доставили прямо к трапу и на прощание вручили пустые чемоданы.
— Бери, они теперь легкие, — сказал Толя.
— Зачем? — удивился Горлов.
— Примета такая, чтобы обязательно вернулся с полными!
— Намек понял, — ответил Горлов и, пошатываясь на скользких ступеньках, поднялся в самолет.
Весь полет он беспробудно спал и очухался только, когда самолет заглушил двигатели. Из Мурманска вылетали в кромешной мгле, а в Пулково светило не по-зимнему теплое солнце, и с крыши аэровокзала стекала талая вода.
Новый шофер Володя, улыбаясь, встретил его у выхода в зал прилета. Володя был краснощеким, сероглазым и, как сам признался, брился через два дня на третий, хотя в армии уже отслужил. Горлов отдал ему багажные бирки и билет, а сам поднялся в буфет на втором этаже.
— Сделайте покрепче, — велел он буфетчице, отодвигая назад сдачу.
— Тройной с одним сахаром, а булочки совсем свежие, я подогрею, — засуетилась та, и Горлов вдруг удивился, как быстро он привык к тому, что все получается хорошо, если есть возможность тратить деньги, не считая.
Кофе оказался крепким и ароматным, а булочка с клюквенным вареньем — свежей и теплой.
— Откуда у вас клюква? — спросил он буфетчицу.
— Мы же теперь кооператив! Клюква с рынка, сахар — из магазина, а сварили сами. Вкусно, правда?
— Вкусно, — с набитым ртом согласился Горлов. — Дайте еще одну.
— Я две согрела! Так и знала, что вам понравится, — улыбнулась она, когда Горлов выложил на стойку еще два рубля. — Хотите, телевизор включу? Вчера установили, наш собственный! Пока кушаете, новости посмотрите.
Новенькая «Радуга» висела на кронштейнах над стойкой. Не дожидаясь ответа, она привстала на цыпочки и щелкнула клавишей.
Во весь экран вытянулся сжатый кулак, камера скользнула вниз, и Горлов увидел Гидаспова, по-рот-фронтовски вытянувшего вверх руку. Он что-то говорил, но все заглушали мощные крики: «В отставку! В отставку!». Потом показали площадь у СКК. Море голов с мечущимися поверх прожекторами — Горлов подумал, что показывают тот митинг, на который он был, но, приглядевшись, заметил трехцветные бело-сине-красные флаги. Камера снова прошла по трибуне и Горлов узнал Таланова, стоявшего недалеко от Гидаспова.
— Что показывают? — спросил он у буфетчицы.
— Митинг вчера был. Против этих, — как их? — партократов. В общем, за демократов. Мы с мужем тоже ходили. Народу — до ужаса! И все такие веселые, друг дружке улыбаются, разве только песен не пели. И, не поверите, ни одного пьяного! А этого, — она махнула рукой в телевизор, — мы освистали и затопали. Мы ему и слова сказать не дали. Пусть к себе идет, со своими в обкомах митингует, — она неожиданно повернулась к экрану. — Ой, подождите, Собчак выступает!
— … если Гидаспов считает, что может управлять великим городом, как военным заводом, то он глубоко заблуждается. Потому что при всем том, что выделывали с Ленинградом последние 70 лет, он все же остается одним из центров мировой культуры и науки. И, может быть, до сих пор остается духовным центром нашей страны. Нами нельзя управлять так, как привык товарищ Гидаспов и его единомышленники! — Собчак говорил спокойно, ни разу не запнувшись; его голос был напряженным и звонким.
— Если завтра выборы, я только за Собчака проголосую. Даже, если он будет в другом округе, все равно! Пойду, возьму открепительный и проголосую. Он все знает, как надо. Только за него буду голосовать, — восторженно сказала буфетчица.
"… в митинге, организованном Ленинградским народным фронтом, обществом «Мемориал», Ленинградской ассоциацией избирателей и другими общественными организациями по предварительным подсчетам приняло участие свыше восьмидесяти тысяч человек, — сказал с экрана диктор.
— А вы за кого — за демократов или за этих, за номенклатуриков? — спросила буфетчица.
— Я за Троцкого и Ленина, против жидов и коммунистов, — допивая кофе, засмеялся Горлов.
— Значит, за наших! — обрадовалась буфетчица и, увидев, что Горлов собирается уходить, заученно улыбнулась: — Заходите к нам еще. В любое время — мы работаем круглые сутки.
По дороге к машине Горлов заметил свободный автомат и, с трудом отыскав в кармане двухкопеечную монету, набрал знакомый номер.
Трубку сняла Лариса. Она три раза повторила «Алло, я вас слушаю», как договорились, если рядом никого нет, и можно свободно говорить.
— Это я, здравствуй! Только что прилетел, — сказал Горлов, повысив голос из-за мощного гула от взлетающего самолета.
— Слышу, — засмеялась Лариса, но Горлову показалось, что она чем-то удручена.
— У тебя все в порядке? — спросил он.
— Не совсем, — она будто глубоко вздохнула, и вдруг выпалила: — Меня не допускают к полетам! Сказали, что надо увольняться.
— Почему? Разве ты не выздоровела?
— Там другое, — она замялась и замолчала.
— Тебе неудобно говорить? — спросил Горлов.
— Дома никого нет, но…
— Увидимся около пяти. Я заеду на работу, потом в нашу контору. Там ремонт заканчивается, уже телефоны установили. Как только приеду, сразу позвоню и пришлю машину, — чувствуя неладное, решил Горлов.
— Не надо машину, я сама доберусь, ты только объясни где это, и как добраться, — как-то безразлично согласилась Лариса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
— И когда испытания?
— В этом году денег не выделили, что будет в следующем, и не знаю.
— Разрешите, товарищ адмирал? — адъютант внес горловский чемодан и остановился посреди кабинета.
— Это сувенир Северному Флоту от ленинградцев, — объяснил Горлов.
— Посмотрим, что за сувенир, — адмирал легко поднял чемодан и поставил на стол.
— С выдумкой сувенир, — приподняв крышку, одобрил он. — Хотя обмывать ваш вопрос еще рано. Отношение в Минобороны и все прочие, необходимые документы мы подготовили. Копии возьмете в отделе, а подлинники мы сами отправим. Но не знаю, как Москва отреагирует. После той истории с «АНТ'ом», — помните: когда кооператоры танки заграницу вывозили? — наши генералы, как пуганые вороны, — куста боятся. А дело вы задумали хорошее. Получите разрешение, мы только рады будем — одной головной болью меньше. А то у нас половина причалов ржавым хламьем заставлена — куда девать? Никто не знает!
Получить документы оказалось непросто. Горлов до вечера ходил из кабинета в кабинет, собирая нужные подписи. После обеда выяснилось, что половину бумаг необходимо перепечатать заново, и все началось сначала. В результате Горлов пропустил последний самолет и, плохо соображая от усталости, согласился поехать в баню. Оба чемодана с коньяком уже были там, и пока все не выпили, никто не встал из-за стола.
Рано утром следующего дня Горлова доставили прямо к трапу и на прощание вручили пустые чемоданы.
— Бери, они теперь легкие, — сказал Толя.
— Зачем? — удивился Горлов.
— Примета такая, чтобы обязательно вернулся с полными!
— Намек понял, — ответил Горлов и, пошатываясь на скользких ступеньках, поднялся в самолет.
Весь полет он беспробудно спал и очухался только, когда самолет заглушил двигатели. Из Мурманска вылетали в кромешной мгле, а в Пулково светило не по-зимнему теплое солнце, и с крыши аэровокзала стекала талая вода.
Новый шофер Володя, улыбаясь, встретил его у выхода в зал прилета. Володя был краснощеким, сероглазым и, как сам признался, брился через два дня на третий, хотя в армии уже отслужил. Горлов отдал ему багажные бирки и билет, а сам поднялся в буфет на втором этаже.
— Сделайте покрепче, — велел он буфетчице, отодвигая назад сдачу.
— Тройной с одним сахаром, а булочки совсем свежие, я подогрею, — засуетилась та, и Горлов вдруг удивился, как быстро он привык к тому, что все получается хорошо, если есть возможность тратить деньги, не считая.
Кофе оказался крепким и ароматным, а булочка с клюквенным вареньем — свежей и теплой.
— Откуда у вас клюква? — спросил он буфетчицу.
— Мы же теперь кооператив! Клюква с рынка, сахар — из магазина, а сварили сами. Вкусно, правда?
— Вкусно, — с набитым ртом согласился Горлов. — Дайте еще одну.
— Я две согрела! Так и знала, что вам понравится, — улыбнулась она, когда Горлов выложил на стойку еще два рубля. — Хотите, телевизор включу? Вчера установили, наш собственный! Пока кушаете, новости посмотрите.
Новенькая «Радуга» висела на кронштейнах над стойкой. Не дожидаясь ответа, она привстала на цыпочки и щелкнула клавишей.
Во весь экран вытянулся сжатый кулак, камера скользнула вниз, и Горлов увидел Гидаспова, по-рот-фронтовски вытянувшего вверх руку. Он что-то говорил, но все заглушали мощные крики: «В отставку! В отставку!». Потом показали площадь у СКК. Море голов с мечущимися поверх прожекторами — Горлов подумал, что показывают тот митинг, на который он был, но, приглядевшись, заметил трехцветные бело-сине-красные флаги. Камера снова прошла по трибуне и Горлов узнал Таланова, стоявшего недалеко от Гидаспова.
— Что показывают? — спросил он у буфетчицы.
— Митинг вчера был. Против этих, — как их? — партократов. В общем, за демократов. Мы с мужем тоже ходили. Народу — до ужаса! И все такие веселые, друг дружке улыбаются, разве только песен не пели. И, не поверите, ни одного пьяного! А этого, — она махнула рукой в телевизор, — мы освистали и затопали. Мы ему и слова сказать не дали. Пусть к себе идет, со своими в обкомах митингует, — она неожиданно повернулась к экрану. — Ой, подождите, Собчак выступает!
— … если Гидаспов считает, что может управлять великим городом, как военным заводом, то он глубоко заблуждается. Потому что при всем том, что выделывали с Ленинградом последние 70 лет, он все же остается одним из центров мировой культуры и науки. И, может быть, до сих пор остается духовным центром нашей страны. Нами нельзя управлять так, как привык товарищ Гидаспов и его единомышленники! — Собчак говорил спокойно, ни разу не запнувшись; его голос был напряженным и звонким.
— Если завтра выборы, я только за Собчака проголосую. Даже, если он будет в другом округе, все равно! Пойду, возьму открепительный и проголосую. Он все знает, как надо. Только за него буду голосовать, — восторженно сказала буфетчица.
"… в митинге, организованном Ленинградским народным фронтом, обществом «Мемориал», Ленинградской ассоциацией избирателей и другими общественными организациями по предварительным подсчетам приняло участие свыше восьмидесяти тысяч человек, — сказал с экрана диктор.
— А вы за кого — за демократов или за этих, за номенклатуриков? — спросила буфетчица.
— Я за Троцкого и Ленина, против жидов и коммунистов, — допивая кофе, засмеялся Горлов.
— Значит, за наших! — обрадовалась буфетчица и, увидев, что Горлов собирается уходить, заученно улыбнулась: — Заходите к нам еще. В любое время — мы работаем круглые сутки.
По дороге к машине Горлов заметил свободный автомат и, с трудом отыскав в кармане двухкопеечную монету, набрал знакомый номер.
Трубку сняла Лариса. Она три раза повторила «Алло, я вас слушаю», как договорились, если рядом никого нет, и можно свободно говорить.
— Это я, здравствуй! Только что прилетел, — сказал Горлов, повысив голос из-за мощного гула от взлетающего самолета.
— Слышу, — засмеялась Лариса, но Горлову показалось, что она чем-то удручена.
— У тебя все в порядке? — спросил он.
— Не совсем, — она будто глубоко вздохнула, и вдруг выпалила: — Меня не допускают к полетам! Сказали, что надо увольняться.
— Почему? Разве ты не выздоровела?
— Там другое, — она замялась и замолчала.
— Тебе неудобно говорить? — спросил Горлов.
— Дома никого нет, но…
— Увидимся около пяти. Я заеду на работу, потом в нашу контору. Там ремонт заканчивается, уже телефоны установили. Как только приеду, сразу позвоню и пришлю машину, — чувствуя неладное, решил Горлов.
— Не надо машину, я сама доберусь, ты только объясни где это, и как добраться, — как-то безразлично согласилась Лариса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140