своим браком называет он это.
Третий искал служанки с добродетелями ангела. Но одним разом стал он
служанкою женщины, и теперь ему самому надо бы стать ангелом.
Осторожными находил я всех покупателей, и у всех у них были хитрые
глаза. Но жену себе даже хитрейший из них умудряется купить в мешке.
Много коротких безумств это называется у вас любовью. И ваш брак, как
одна длинная глупость, кладёт конец многим коротким безумствам.
Ваша любовь к жене и любовь жены к мужу ах, если бы могла она быть
жалостью к страдающим и сокрытым богам! Но почти всегда два животных
угадывают друг друга.
И даже ваша лучшая любовь есть только восторженный символ и
болезненный пыл. Любовь это факел, который должен светить вам на высших
путях.
Когда-нибудь вы должны будете любить дальше себя! Начните же учиться
любить! И оттого вы должны были испить горькую чашу вашей любви.
Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так возбуждает она тоску
по сверхчеловеку, так возбуждает она жажду в тебе, созидающем!
Жажду в созидающем, стрелу и тоску по сверхчеловеку скажи, брат мой,
такова ли твоя воля к браку?
Священны для меня такая воля и такой брак.
Так говорил Заратустра.
О свободной смерти
Многие умирают слишком поздно, а некоторые слишком рано. Ещё странно
звучит учение: умри вовремя!
Умри вовремя так учит Заратустра.
Конечно, кто никогда не жил вовремя, как мог бы он умереть вовремя?
Ему бы лучше никогда не родиться! Так советую я лишним людям.
Но даже лишние люди важничают ещё своею смертью, и даже самый пустой
орех хочет ещё, чтобы его разгрызли.
Серьёзно относятся все к смерти; но смерть не есть ещё праздник. Ещё
не научились люди чтить самые светлые праздники.
Совершенную смерть показываю я вам; она для живущих становится жалом
и священным обетом.
Своею смертью умирает совершивший свой путь, умирает победоносно,
окружённый теми, кто надеются и дают священный обет.
Следовало бы научиться умирать; и не должно быть праздника там, где
такой умирающий не освятил клятвы живущих!
Так умереть лучше всего; а второе умереть в борьбе и растратить
великую душу.
Но как борющемуся, так и победителю одинаково ненавистна ваша смерть,
которая скалит зубы и крадётся, как вор, и, однако, входит, как повелитель.
Свою смерть хвалю я вам, свободную смерть, которая приходит ко мне,
потому что я хочу.
И когда же захочу я? У кою есть цель и наследник, тот хочет смерти
вовремя для цели и наследника.
Из глубокого уважения к цели и наследнику не повесит он сухих венков
в святилище жизни.
Поистине, не хочу я походить на тех, кто сучит верёвку: они тянут
свои нити в длину, а сами при этом все пятятся.
Иные становятся для своих истин и побед слишком стары; беззубый рот
не имеет уже права на все истины.
И каждый желающий славы должен уметь вовремя проститься с почестью и
знать трудное искусство уйти вовремя.
Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно
вкусным, это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили.
Есть, конечно, кислые яблоки, участь которых ждать до последнего дня
осени; и в то же время становятся они спелыми, жёлтыми и сморщенными.
У одних сперва стареет сердце, у других ум. Иные бывают стариками в
юности; но кто поздно юн, тот надолго юн.
Иному не удаётся жизнь: ядовитый червь гложет ему сердце. Пусть же
постарается он, чтобы тем лучше удалась ему смерть.
Иной не бывает никогда сладким: он гниёт ещё летом. Одна трусость
удерживает его на его суку.
Живут слишком многие, и слишком долго висят они на своих сучьях.
Пусть же придет буря и стряхнёт с дерева всё гнилое и червивое!
О, если бы пришли проповедники скорой смерти! Они были бы настоящей
бурею и сотрясли бы деревья жизни! Но я слышу только проповедь медленной
смерти и терпения ко всему земному .
Ах, вы проповедуете терпение ко всему земному? Но это земное слишком
долго терпит вас, вы, злословцы!
Поистине, слишком рано умер тот иудей, которого чтут проповедники
медленной смерти; и для многих стало с тех пор роковым, что умер он слишком
рано.
Он знал только слёзы и скорбь иудея, вместе с ненавистью добрых и
праведных этот иудей Иисус; тогда напала на него тоска по смерти.
Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и праведных! Быть
может, он научился бы жить и научился бы любить землю и вместе с тем
смеяться.
Верьте мне, братья мои! Он умер слишком рано; он сам отрёкся бы от
своего учения, если бы он достиг моего возраста! Достаточно благороден был
он, чтобы отречься!
Но незрелым был он ещё. Незрело любит юноша, и незрело ненавидит он
человека и землю. Ещё связаны и тяжелы у него душа и крылья мысли.
Но зрелый муж больше ребёнок, чем юноша, и меньше скорби в нём: лучше
понимает он смерть и жизнь.
Свободный к смерти и свободный в смерти, он говорит священное Нет,
когда нет уже времени говорить Да: так понимает он смерть и жизнь.
Да не будет ваша смерть хулою на человека и землю, друзья мои: этого
прошу я у мёда вашей души.
В вашей смерти должны ещё гореть ваш дух и ваша добродетель, как
вечерняя заря горит на земле, или смерть плохо удалась вам.
Так хочу я сам умереть, чтобы вы, друзья, ради меня ещё больше любили
землю; и в землю хочу я опять обратиться, чтобы найти отдых у той, что меня
родила.
Поистине, была цель у Заратустры, он бросил свой мяч; теперь будьте
вы, друзья, наследниками моей цели, для вас закидываю я золотой мяч.
Больше всего люблю я смотреть на вас, друзья мои, когда вы бросаете
золотой мяч! Оттого я простыну ещё немного на земле; простите мне это!
Так говорил Заратустра.
О дарящей добродетели
1
Когда Заратустра простился с городом, который любило сердце его и имя
которого было Пёстрая корова , последовали за ним многие, называвшие себя
его учениками, и составили свиту его. И так дошли они до перекрёстка; тогда
Заратустра сказал им, что дальше он хочет идти один: ибо он любил ходить в
одиночестве. Но ученики его на прощанье подали ему посох, на золотой ручке
которого была змея, обвившаяся вокруг солнца. Заратустра обрадовался посоху
и опёрся на него; потом он так говорил к своим ученикам:
Скажите же мне: как достигло золото высшей ценности? Тем, что оно
необыкновенно и бесполезно, блестяще и кротко в своём блеске; оно всегда
дарит себя.
Только как символ высшей добродетели достигло золото высшей ценности.
Как золото, светится взор у дарящего. Блеск золота заключает мир между
луною и солнцем.
Необыкновенна и бесполезна высшая добродетель, блестяща и кротка она
в своём блеске:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Третий искал служанки с добродетелями ангела. Но одним разом стал он
служанкою женщины, и теперь ему самому надо бы стать ангелом.
Осторожными находил я всех покупателей, и у всех у них были хитрые
глаза. Но жену себе даже хитрейший из них умудряется купить в мешке.
Много коротких безумств это называется у вас любовью. И ваш брак, как
одна длинная глупость, кладёт конец многим коротким безумствам.
Ваша любовь к жене и любовь жены к мужу ах, если бы могла она быть
жалостью к страдающим и сокрытым богам! Но почти всегда два животных
угадывают друг друга.
И даже ваша лучшая любовь есть только восторженный символ и
болезненный пыл. Любовь это факел, который должен светить вам на высших
путях.
Когда-нибудь вы должны будете любить дальше себя! Начните же учиться
любить! И оттого вы должны были испить горькую чашу вашей любви.
Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так возбуждает она тоску
по сверхчеловеку, так возбуждает она жажду в тебе, созидающем!
Жажду в созидающем, стрелу и тоску по сверхчеловеку скажи, брат мой,
такова ли твоя воля к браку?
Священны для меня такая воля и такой брак.
Так говорил Заратустра.
О свободной смерти
Многие умирают слишком поздно, а некоторые слишком рано. Ещё странно
звучит учение: умри вовремя!
Умри вовремя так учит Заратустра.
Конечно, кто никогда не жил вовремя, как мог бы он умереть вовремя?
Ему бы лучше никогда не родиться! Так советую я лишним людям.
Но даже лишние люди важничают ещё своею смертью, и даже самый пустой
орех хочет ещё, чтобы его разгрызли.
Серьёзно относятся все к смерти; но смерть не есть ещё праздник. Ещё
не научились люди чтить самые светлые праздники.
Совершенную смерть показываю я вам; она для живущих становится жалом
и священным обетом.
Своею смертью умирает совершивший свой путь, умирает победоносно,
окружённый теми, кто надеются и дают священный обет.
Следовало бы научиться умирать; и не должно быть праздника там, где
такой умирающий не освятил клятвы живущих!
Так умереть лучше всего; а второе умереть в борьбе и растратить
великую душу.
Но как борющемуся, так и победителю одинаково ненавистна ваша смерть,
которая скалит зубы и крадётся, как вор, и, однако, входит, как повелитель.
Свою смерть хвалю я вам, свободную смерть, которая приходит ко мне,
потому что я хочу.
И когда же захочу я? У кою есть цель и наследник, тот хочет смерти
вовремя для цели и наследника.
Из глубокого уважения к цели и наследнику не повесит он сухих венков
в святилище жизни.
Поистине, не хочу я походить на тех, кто сучит верёвку: они тянут
свои нити в длину, а сами при этом все пятятся.
Иные становятся для своих истин и побед слишком стары; беззубый рот
не имеет уже права на все истины.
И каждый желающий славы должен уметь вовремя проститься с почестью и
знать трудное искусство уйти вовремя.
Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно
вкусным, это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили.
Есть, конечно, кислые яблоки, участь которых ждать до последнего дня
осени; и в то же время становятся они спелыми, жёлтыми и сморщенными.
У одних сперва стареет сердце, у других ум. Иные бывают стариками в
юности; но кто поздно юн, тот надолго юн.
Иному не удаётся жизнь: ядовитый червь гложет ему сердце. Пусть же
постарается он, чтобы тем лучше удалась ему смерть.
Иной не бывает никогда сладким: он гниёт ещё летом. Одна трусость
удерживает его на его суку.
Живут слишком многие, и слишком долго висят они на своих сучьях.
Пусть же придет буря и стряхнёт с дерева всё гнилое и червивое!
О, если бы пришли проповедники скорой смерти! Они были бы настоящей
бурею и сотрясли бы деревья жизни! Но я слышу только проповедь медленной
смерти и терпения ко всему земному .
Ах, вы проповедуете терпение ко всему земному? Но это земное слишком
долго терпит вас, вы, злословцы!
Поистине, слишком рано умер тот иудей, которого чтут проповедники
медленной смерти; и для многих стало с тех пор роковым, что умер он слишком
рано.
Он знал только слёзы и скорбь иудея, вместе с ненавистью добрых и
праведных этот иудей Иисус; тогда напала на него тоска по смерти.
Зачем не остался он в пустыне и вдали от добрых и праведных! Быть
может, он научился бы жить и научился бы любить землю и вместе с тем
смеяться.
Верьте мне, братья мои! Он умер слишком рано; он сам отрёкся бы от
своего учения, если бы он достиг моего возраста! Достаточно благороден был
он, чтобы отречься!
Но незрелым был он ещё. Незрело любит юноша, и незрело ненавидит он
человека и землю. Ещё связаны и тяжелы у него душа и крылья мысли.
Но зрелый муж больше ребёнок, чем юноша, и меньше скорби в нём: лучше
понимает он смерть и жизнь.
Свободный к смерти и свободный в смерти, он говорит священное Нет,
когда нет уже времени говорить Да: так понимает он смерть и жизнь.
Да не будет ваша смерть хулою на человека и землю, друзья мои: этого
прошу я у мёда вашей души.
В вашей смерти должны ещё гореть ваш дух и ваша добродетель, как
вечерняя заря горит на земле, или смерть плохо удалась вам.
Так хочу я сам умереть, чтобы вы, друзья, ради меня ещё больше любили
землю; и в землю хочу я опять обратиться, чтобы найти отдых у той, что меня
родила.
Поистине, была цель у Заратустры, он бросил свой мяч; теперь будьте
вы, друзья, наследниками моей цели, для вас закидываю я золотой мяч.
Больше всего люблю я смотреть на вас, друзья мои, когда вы бросаете
золотой мяч! Оттого я простыну ещё немного на земле; простите мне это!
Так говорил Заратустра.
О дарящей добродетели
1
Когда Заратустра простился с городом, который любило сердце его и имя
которого было Пёстрая корова , последовали за ним многие, называвшие себя
его учениками, и составили свиту его. И так дошли они до перекрёстка; тогда
Заратустра сказал им, что дальше он хочет идти один: ибо он любил ходить в
одиночестве. Но ученики его на прощанье подали ему посох, на золотой ручке
которого была змея, обвившаяся вокруг солнца. Заратустра обрадовался посоху
и опёрся на него; потом он так говорил к своим ученикам:
Скажите же мне: как достигло золото высшей ценности? Тем, что оно
необыкновенно и бесполезно, блестяще и кротко в своём блеске; оно всегда
дарит себя.
Только как символ высшей добродетели достигло золото высшей ценности.
Как золото, светится взор у дарящего. Блеск золота заключает мир между
луною и солнцем.
Необыкновенна и бесполезна высшая добродетель, блестяща и кротка она
в своём блеске:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75