Их надутые мудрецы: я называл их мудрыми, а не надутыми, так научился
я проглатывать слова. Их могильщики: я называл их исследователями и
испытателями, так научился я подменять слова.
Могильщики выкапывают болезни себе. Под старым хламом покоятся дурные
испарения. Не надо взбалтывать топь. Надо жить на горах.
Блаженными ноздрями вдыхаю я опять свободу гор! Наконец мой нос
избавился от запаха всякого человеческого существа!
Защекоченная свежим воздухом, как от шипучих вин, чихает моя душа,
чихает и весело приговаривает: на здоровье!
Так говорил Заратустра.
О трояком зле
1
Во сне, последнем утреннем сне, стоял я сегодня на высокой скале по
ту сторону мира, держал весы и взвешивал мир.
О, слишком рано утренняя заря подошла ко мне: пылающая, она разбудила
меня, ревнивая! Она всегда ревнует меня к моему утреннему, знойному сну.
Измеримым для того, у кого есть время, весомым для хорошего
весовщика, достижимым для сильных крыльев, возможным для разгадки теми, кто
щёлкает божественные орехи, таким нашёл мой сон мир:
Мой сон, смелый плаватель, полукорабль, полушквал, молчаливый, как
мотылёк, нетерпеливый, как сокол, как же нашлось у него сегодня терпение и
время взвешивать мир!
Не внушила ли ему это тайно моя мудрость, смеющаяся, бодрствующая
мудрость дня, которая насмехается над всеми бесконечными мирами ? Ибо она
говорит: Где есть сила, там становится хозяином и число: ибо у него больше
силы .
Как уверенно смотрел мой сон на этот конечный мир, без жажды нового,
без жажды старого, без страха, без мольбы:
как будто наливное яблоко просилось в мою руку, спелое золотое
яблоко с холодной, мягкой, бархатистой кожицей, таким представлялся мне мир
как будто дерево кивало мне, с широкими ветвями, крепкое волею,
согнутое для опоры и как алтарь для усталого путника, таким стоял мир на
моей высокой скале
как будто красивые руки несли навстречу мне ларец ларец, открытый
для восторга стыдливых, почтительных глаз, таким нёсся сегодня навстречу
мне мир
не настолько загадкой, чтобы спугнуть человеческую любовь, не
настолько разгадкой, чтобы усыпить человеческую мудрость: человечески
добрым был для меня сегодня мир, на который так зло клевещут!
Как благодарю я свой утренний сон, что сегодня на заре взвесил я мир!
Человечески добрым пришёл ко мне этот сон и утешитель сердец!
И пусть днём поступлю я подобно ему, и пусть его лучшее послужит мне
примером: хочу я теперь положить на весы три худшие вещи и по-человечески
взвесить их.
Кто учил благословлять, тот учил и проклинать: какие же в мире три
наиболее проклятые вещи? Их хочу я положить на весы.
Сладострастие, властолюбие, себялюбие: они были до сих пор наиболее
проклинаемы и больше всего опорочены и изолганы, их хочу я по-человечески
взвесить.
Ну что ж! Здесь моя скала, а там море: оно подкатывается ко мне,
косматое, льстивое, верный, старый, стоголовый чудовищный пёс, любимый
мною.
Ну что ж! Здесь хочу я держать весы над бушующим морем; и свидетеля
выберу я, чтобы следил он, за тобой, ты, одинокое дерево, сильно
благоухающее, с широко раскинутой листвою, любимое мною!
По какому мосту идёт к будущему настоящее? Какое принуждение
принуждает высокое склоняться к низкому? И что велит высшему ещё расти
вверх?
Теперь весы в равновесии и неподвижны: три тяжёлых вопроса я бросил
на них, три тяжёлых ответа несёт другая чаша весов.
2
Сладострастие: жало и кол для всех носящих власяницу и презрителей
тела и мир , проклятый всеми потусторонниками: ибо оно вышучивает и дурачит
всех наставников плутней и блудней.
Сладострастие: для отребья медленный огонь, на котором сгорает оно;
для всякого червивого дерева, для всех зловонных лохмотьев готовая пылающая
и клокочущая печь.
Сладострастие: для свободных сердец нечто невинное и свободное,
счастье сада земного, избыток благодарности всякого будущего настоящему.
Сладострастие: только для увядшего сладкий яд, но для тех, у кого
воля льва, великое сердечное подкрепление и вино из вин, благоговейно
сбережённое.
Сладострастие: великий символ счастья для более высокого счастья и
наивысшей надежды. Ибо многому обещан был брак и больше, чем брак,
многому, что более чуждо друг другу, чем мужчина и женщина, и кто
же вполне понимал, как чужды друг другу мужчина и женщина!
Сладострастие: однако я хочу изгородить свои мысли и даже свои слова
чтобы не вторглись в сады мои свиньи и гуляки!
Властолюбие; пылающий бич для самых твёрдых сердец, жестокая пытка,
которую самый жестокий приготовляет для себя самого; мрачное пламя живых
костров.
Властолюбие: злая узда, наложенная на самые тщеславные народы;
пересмешник всякой сомнительной добродетели; оно ездит верхом на всяком
коне и на всякой гордости.
Властолюбие: землетрясение, сламывающее и взламывающее всё гнилое и
пустое внутри; рокочущий, грохочущий, карающий разрушитель повапленных
гробов; сверкающий вопросительный знак возле преждевременных ответов.
Властолюбие: пред взором его человек пресмыкается, гнётся,
раболепствует и становится ниже змеи и свиньи: пока наконец великое
презрение не возопит в нём.
Властолюбие: грозный учитель великого презрения, которое городам и
царствам проповедует прямо в лицо: Убирайтесь прочь! пока сами они не
возопят: Пора нам убираться прочь!
Властолюбие: оно же заманчиво поднимается к чистым и одиноким и вверх
к самодовлеющим вершинам, пылая, как любовь, заманчиво рисующая пурпурные
блаженства на земных небесах.
Властолюбие: но кто назовёт его любием, когда высокое стремится вниз
к власти! Поистине, нет ничего больного и подневольного в такой прихоти и
нисхождении!
Чтобы одинокая вершина уединялась не навеки и не довольствовалась
сама собой; чтобы гора спустилась к долине и ветры вершины к низинам:
О, кто бы нашёл настоящее имя, чтобы окрестить и возвести в
добродетель такую тоску! Дарящая добродетель так назвал однажды Заратустра
то, чему нет имени.
И тогда случилось и поистине, случилось в первый раз! что его слово
возвеличило себялюбие, цельное, здоровое себялюбие, бьющее ключом из
могучей души
из могучей души, которой принадлежит высокое тело, красивое,
победоносное и услаждающее, вокруг которого всякая вещь становится
зеркалом,
гибкое, убеждающее тело, танцор, символом и вытяжкой которого
служит душа, радующаяся себе самой. Саморадость таких тел и душ называет
сама себя добродетелью .
Своими словами о добре и зле огораживает себя такая саморадость, как
священной рощею;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75