Посмешище или мучительный
позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или
мучительным позором.
Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас ещё осталось
от червя, Некогда были вы обезьяной, и даже теперь ещё человек больше
обезьяны, чем иная из обезьян.
Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и
призрака. Но разве я велю вам стать призраком или растением?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
Сверхчеловек смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет
сверхчеловек смыслом земли!
Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем,
кто говорит вам о надземных надеждах! Они отравители, всё равно, знают ли
они это или нет.
Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых
устала земля: пусть же исчезнут они!
Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе с
ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю самое ужасное преступление,
так же как чтить сущность непостижимого выше, чем смысл земли!
Некогда смотрела душа на тело с презрением: и тогда не было ничего
выше, чем это презрение, она хотела видеть тело тощим, отвратительным и
голодным. Так думала она бежать от тела и от земли.
О, эта душа сама была ещё тощей, отвратительной и голодной; и
жестокость была вожделением этой души!
Но и теперь ещё, братья мои, скажите мне: что говорит ваше тело о
вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство
собою?
Поистине, человек это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в
себя грязный поток и не сделаться нечистым.
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он это море, где может потонуть
ваше великое презрение.
В чём то самое высокое, что можете вы пережить? Это час великого
презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас отвратительным, так
же как ваш разум и ваша добродетель.
Час, когда вы говорите: В чём моё счастье! Оно бедность и грязь и
жалкое довольство собою. Моё счастье должно бы было оправдывать само
существование!
Час, когда вы говорите: В чём мой разум! Добивается ли он знания, как
лев своей пищи? Он бедность и грязь и жалкое довольство собою!
Час, когда вы говорите: В чём моя добродетель! Она ещё не заставила
меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от зла моего! Всё это
бедность и грязь и жалкое довольство собою!
Час, когда вы говорите: В чём моя справедливость! Я не вижу, чтобы
был я пламенем и углём. А справедливый это пламень и уголь!
Час, когда вы говорите: В чём моя жалость! Разве жалость не крест, к
которому пригвождается каждый, кто любит людей? Но моя жалость не есть
распятие .
Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если бы я уже
слышал вас так восклицающими!
Не ваш грех ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших
грехов вопиет к небу!
Но где же та молния, что лизнёт вас своим языком? Где то безумие, что
надо бы привить вам?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он эта молния, он это безумие!
Пока Заратустра так говорил, кто-то крикнул из толпы: Мы слышали уже
довольно о канатном плясуне; пусть нам покажут его! И весь народ начал
смеяться над Заратустрой. А канатный плясун, подумав, что эти слова
относятся к нему, принялся за своё дело.
4
Заратустра же глядел на народ и удивлялся. Потом он так говорил:
Человек это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, канат
над пропастью.
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый
назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить
только то, что он переход и гибель.
Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут
они по мосту.
Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы
тоски по другому берегу.
Я люблю тех, кто не ищет за звёздами основания, чтобы погибнуть и
сделаться жертвою а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала
землёю сверхчеловека.
Я люблю того, кто живёт для познания и кто хочет познавать для того,
чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели.
Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для
сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо
так хочет он своей гибели.
Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель есть воля к
гибели и стрела тоски.
Я люблю того, кто не бережёт для себя ни капли духа, но хочет всецело
быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мосту.
Я люблю того, кто из своей добродетели делает своё тяготение и свою
напасть: ибо так хочет он ради своей добродетели ещё жить и не жить более.
Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна
добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть
тот узел, на котором держится напасть.
Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не
воздаёт её: ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя.
Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает ему на
счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я игрок-обманщик? ибо он хочет
гибели.
Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет
всегда ещё больше, чем обещает: ибо он хочет своей гибели.
Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей
прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.
Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит своего Бога:
ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может погибнуть при
малейшем испытании: так охотно идёт он по мосту.
Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя,
и все вещи содержатся в нём: так становятся все вещи его гибелью.
Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так голова его
есть только утроба сердца его, а сердце его влечёт его к гибели.
Я люблю всех тех, кто являются тяжёлыми каплями, падающими одна за
другой из тёмной тучи, нависшей над человеком: молния приближается,
возвещают они и гибнут, как провозвестники.
Смотрите, я провозвестник молнии и тяжёлая капля из тучи; но эта
молния называется сверхчеловек.
5
Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и умолк.
Вот стоят они, говорил он в сердце своём, вот смеются они: они не понимают
меня, мои речи не для этих ушей.
Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они слушать
глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как проповедники покаяния?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или
мучительным позором.
Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас ещё осталось
от червя, Некогда были вы обезьяной, и даже теперь ещё человек больше
обезьяны, чем иная из обезьян.
Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и
призрака. Но разве я велю вам стать призраком или растением?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
Сверхчеловек смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет
сверхчеловек смыслом земли!
Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем,
кто говорит вам о надземных надеждах! Они отравители, всё равно, знают ли
они это или нет.
Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых
устала земля: пусть же исчезнут они!
Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе с
ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю самое ужасное преступление,
так же как чтить сущность непостижимого выше, чем смысл земли!
Некогда смотрела душа на тело с презрением: и тогда не было ничего
выше, чем это презрение, она хотела видеть тело тощим, отвратительным и
голодным. Так думала она бежать от тела и от земли.
О, эта душа сама была ещё тощей, отвратительной и голодной; и
жестокость была вожделением этой души!
Но и теперь ещё, братья мои, скажите мне: что говорит ваше тело о
вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство
собою?
Поистине, человек это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в
себя грязный поток и не сделаться нечистым.
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он это море, где может потонуть
ваше великое презрение.
В чём то самое высокое, что можете вы пережить? Это час великого
презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас отвратительным, так
же как ваш разум и ваша добродетель.
Час, когда вы говорите: В чём моё счастье! Оно бедность и грязь и
жалкое довольство собою. Моё счастье должно бы было оправдывать само
существование!
Час, когда вы говорите: В чём мой разум! Добивается ли он знания, как
лев своей пищи? Он бедность и грязь и жалкое довольство собою!
Час, когда вы говорите: В чём моя добродетель! Она ещё не заставила
меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от зла моего! Всё это
бедность и грязь и жалкое довольство собою!
Час, когда вы говорите: В чём моя справедливость! Я не вижу, чтобы
был я пламенем и углём. А справедливый это пламень и уголь!
Час, когда вы говорите: В чём моя жалость! Разве жалость не крест, к
которому пригвождается каждый, кто любит людей? Но моя жалость не есть
распятие .
Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так? Ах, если бы я уже
слышал вас так восклицающими!
Не ваш грех ваше самодовольство вопиет к небу; ничтожество ваших
грехов вопиет к небу!
Но где же та молния, что лизнёт вас своим языком? Где то безумие, что
надо бы привить вам?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он эта молния, он это безумие!
Пока Заратустра так говорил, кто-то крикнул из толпы: Мы слышали уже
довольно о канатном плясуне; пусть нам покажут его! И весь народ начал
смеяться над Заратустрой. А канатный плясун, подумав, что эти слова
относятся к нему, принялся за своё дело.
4
Заратустра же глядел на народ и удивлялся. Потом он так говорил:
Человек это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, канат
над пропастью.
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый
назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить
только то, что он переход и гибель.
Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть, ибо идут
они по мосту.
Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы
тоски по другому берегу.
Я люблю тех, кто не ищет за звёздами основания, чтобы погибнуть и
сделаться жертвою а приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала
землёю сверхчеловека.
Я люблю того, кто живёт для познания и кто хочет познавать для того,
чтобы когда-нибудь жил сверхчеловек. Ибо так хочет он своей гибели.
Я люблю того, кто трудится и изобретает, чтобы построить жилище для
сверхчеловека и приготовить к приходу его землю, животных и растения: ибо
так хочет он своей гибели.
Я люблю того, кто любит свою добродетель: ибо добродетель есть воля к
гибели и стрела тоски.
Я люблю того, кто не бережёт для себя ни капли духа, но хочет всецело
быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мосту.
Я люблю того, кто из своей добродетели делает своё тяготение и свою
напасть: ибо так хочет он ради своей добродетели ещё жить и не жить более.
Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна
добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть
тот узел, на котором держится напасть.
Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не
воздаёт её: ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя.
Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает ему на
счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я игрок-обманщик? ибо он хочет
гибели.
Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет
всегда ещё больше, чем обещает: ибо он хочет своей гибели.
Я люблю того, кто оправдывает людей будущего и искупляет людей
прошлого: ибо он хочет гибели от людей настоящего.
Я люблю того, кто карает своего Бога, так как он любит своего Бога:
ибо он должен погибнуть от гнева своего Бога.
Я люблю того, чья душа глубока даже в ранах и кто может погибнуть при
малейшем испытании: так охотно идёт он по мосту.
Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя,
и все вещи содержатся в нём: так становятся все вещи его гибелью.
Я люблю того, кто свободен духом и свободен сердцем: так голова его
есть только утроба сердца его, а сердце его влечёт его к гибели.
Я люблю всех тех, кто являются тяжёлыми каплями, падающими одна за
другой из тёмной тучи, нависшей над человеком: молния приближается,
возвещают они и гибнут, как провозвестники.
Смотрите, я провозвестник молнии и тяжёлая капля из тучи; но эта
молния называется сверхчеловек.
5
Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и умолк.
Вот стоят они, говорил он в сердце своём, вот смеются они: они не понимают
меня, мои речи не для этих ушей.
Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они слушать
глазами? Неужели надо греметь, как литавры и как проповедники покаяния?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75