ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Что же заставило тебя впервые хрюкать? То, что никто достаточно не
льстил тебе: поэтому и сел ты вблизи этой грязи, чтобы иметь основание
вдоволь хрюкать,
чтобы иметь основание вдоволь мстить! Ибо месть, ты, тщеславный
шут, и есть вся твоя пена, я хороню разгадал тебя!
Но твоё шутовское слово вредит мне даже там, где ты прав! И если бы
слово Заратустры было даже сто раз право, ты всё-таки вредил бы мне моим
словом!
Так говорил Заратустра; и он посмотрел на большой город, вздохнул и
долго молчал. Наконец он так говорил:
Мне противен также этот большой город, а не только этот шут. И здесь
и там нечего улучшать, нечего ухудшать!
Горе этому большому городу! И мне хотелось бы уже видеть огненный
столб, в котором сгорит он!
Ибо такие огненные столбы должны предшествовать великому полдню. Но
всему своё время и своя собственная судьба.
Но такое поучение даю я тебе, шут, на прощание: где нельзя уже
любить, там нужно пройти мимо!
Так говорил Заратустра и прошёл мимо шута и большого города.



Об отступниках

1


Ах, всё уже поблекло и отцвело, что ещё недавно зеленело и пестрело
на этом лугу! И сколько мёду надежды уносил я отсюда в свои улья!
Все эти юные сердца уже состарились и даже не состарились! только
устали, опошлились и успокоились: они называют это мы опять стали набожны .
Ещё недавно видел я их спозаранку выбегающими на смелых ногах; но их
ноги познания устали, и теперь бранят они даже свою утреннюю смелость!
Поистине, многие из них когда-то поднимали свои ноги, как танцоры, их
манил смех в моей мудрости, потом они одумались. Только что видел я их
согбенными ползущими ко кресту.
Вокруг света и свободы когда-то порхали они, как мотыльки и юные
поэты! Немного взрослее, немного мерзлее и вот они уже нетопыри и проныры и
печные лежебоки.
Не потому ли поникло сердце их, что, как кит, поглотило меня
одиночество? Быть может, долго, с тоскою, тщетно прислушивалось их ухо к
призыву труб моих и моих герольдов?
Ах! Всегда было мало таких, чьё сердце надолго сохраняет
терпеливость и задор; у таких даже дух остаётся выносливым. Остальные
малодушны.
Остальные это всегда большинство, вседневность, излишек, многое
множество все они малодушны.
Кто подобен мне, тому встретятся на пути переживания, подобные моим,
так что его первыми товарищами будут трупы и скоморохи.
Его вторыми товарищами те, кто назовут себя верующими в него: живая
толпа, много любви, много безумия, много безбородого почитания.
Но к этим верующим не должен привязывать своего сердца тот, кто
подобен мне среди людей; в эти вёсны и пёстрые луга не должен верить тот,
кто знает род человеческий, непостоянный и малодушный!
Если бы могли они быть иными, они и хотели бы иначе. Всё половинчатое
портит целое. Что листья блекнут, на что тут жаловаться!
Оставь их лететь и падать, о Заратустра, и не жалуйся! Лучше подуй на
них шумящими ветрами,
подуй на эти листья, о Заратустра, чтобы всё увядшее скорей улетело
от тебя!



2


Мы опять стали набожны так признаются эти отступники; и многие из
них ещё слишком малодушны, чтобы признаться в этом.
Им смотрю я в глаза, им говорю я в лицо и в румянец их щёк: вы те,
что снова молитесь!
Но это позор молиться! Не для всех, а для тебя, и для меня, и для
тех, у кого в голове есть совесть. Для тебя это позор молиться!
Ты знаешь хорошо: твой малодушный демон, сидящий в тебе, охотно
складывающий руки и опускающий их на колени и любящий удобства, этот
малодушный демон говорит тебе: есть Бог!
Но потому и принадлежишь ты к роду боящихся света, к тем, кому свет
не даёт покоя; теперь должен ты с каждым днём всё глубже засовывать голову
свою в ночь и чад!
И поистине, ты хорошо выбрал час: ибо теперь вновь начинают вылетать
ночные птицы. Час настал для всех боящихся света, час отдыха, когда они не
отдыхают .
Я слышу и чую: настал их час для охоты и торжественных шествий, не
для дикой охоты, а для домашней, пустячной и вынюхивающей охоты людей тихо
ступающих и тихо молящихся,
для охоты на чувствительных ханжей: все мышеловки для сердец теперь
опять расставлены! И где ни поднимаю я завесы, отовсюду вылетает ночная
бабочка.
Не сидела ли она, спрятавшись вместе с другой ночной бабочкой? Ибо
всюду чую я присутствие маленьких скрытых общин; а где есть приюты, там
есть новые богомольцы и смрад от богомольцев.
Они сидят по целым вечерам друг у друга и говорят: Будем опять как
малые дети и станем взывать к милосердному Богу! устами и желудком, которые
испорчены набожными кондитерами.
Или они смотрят долгими вечерами на хитрого, подстерегающего
паука-крестовика, который сам проповедует мудрость паукам и так учит их:
Под крестами хорошо ткать паутину!
Или они сидят целыми днями с удочками у болота и оттого мнят себя
глубокими, но кто удит там, где нет рыбы, того не назову я даже
поверхностным!
Или они с благочестивой радостью учатся играть на гуслях у
песнопевца, который не прочь вгусляриться в сердца молодых бабёнок, ибо
устал он от старых баб и их похвал.
Или они поучаются страху у полусумасшедшего учёного, ожидающего в
тёмных комнатах появления духов, тогда как дух совсем убегает от него!
Или прислушиваются к старому бурчащему-урчащему бродяге-дудочнику,
который научился у унылых ветров унылости звуков; теперь вторит он ветру и
в унылых звуках проповедует уныние.
А иные из них сделались даже ночными сторожами: они научились теперь
трубить в рог, делать ночной обход и будить старьё, давно уже уснувшее.
Пять слов из старья слышал я вчера ночью у садовой стены: они
исходили от этих старых ночных сторожей, унылых и сухих.
Для отца он недостаточно заботится о своих детях: человеческие отцы
делают это лучше!
Он слишком стар! Он уже совсем перестал заботиться о своих детях так
отвечал другой ночной сторож.
Разве у него есть дети? Никто не может этого доказать, если он сам
не докажет! Мне давно хотелось, чтобы он однажды основательно доказал это .
Доказал? Как будто он когда-нибудь что-нибудь доказывал!
Доказательства ему трудно даются; он придаёт больше значения тому, чтобы
ему верили .
Да! да! Вера делает его блаженным, вера в него. Такова привычка
старых людей! То же будет и с нами!
Так говорили между собой два старых ночных сторожа и пугала света и
затем уныло трубили в свой рог: это происходило вчера ночью у садовой
стены.
У меня же сердце надрывалось со смеху, оно хотело вырваться и не
знало, куда? и надорвало себе живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75