Худшим, поистине, занимаешься ты здесь делом, чем у своих скверных,
смуглых девушек, ты, новый верующий и хитрец!
Довольно скверно, отвечал странник и тень, ты прав; но что же
делать! Старый Бог ещё жив, о Заратустра, что бы ты ни говорил.
Самый безобразный человек виноват во всём: он опять воскресил его. И
хотя он говорит, что он его некогда убил, смерть у богов всегда есть только
предрассудок .
И ты, сказал Заратустра, ты, злой старый чародей, что наделал ты!
Кто же в этот свободный век будет впредь тебе верить, если ты веришь в
подобных богов-ослов?
То, что ты делал, было глупостью; как мог ты, хитрый, делать такую
глупость!
О Заратустра, отвечал хитрый чародей, ты прав, это была глупость,
она достаточно дорого обошлась мне .
И даже ты, сказал Заратустра совестливому духом, подумай же и
приложи палец к своему носу! Разве здесь нет ничего противного твоей
совести? Не слишком ли чист дух твой для этих молений и для фимиама этих
святош?
Есть нечто, отвечал совестливый духом и приложил палец к носу, есть
нечто в этом зрелище, что даже приятно моей совести.
Быть может, я не имею права верить в Бога; но несомненно, что Бог в
этом образе кажется мне ещё наиболее достойным веры.
Бог должен быть вечным, по свидетельству самых благочестивых: у кого
так много времени, тот не спешит. Так долго и так глупо, как только
возможно; с этим можно, однако, идти очень далеко.
И у кого слишком много духа, тот может сам заразиться глупостью и
безумством. Подумай о себе самом, о Заратустра!
Ты сам поистине даже ты мог бы от избытка мудрости сделаться ослом.
Не идёт ли и совершенный мудрец охотно по самым кривым путям? Как
доказывает очевидность, о Заратустра, твоя очевидность!
И ты сам наконец, сказал Заратустра и обратился к самому
безобразному человеку, всё ещё лежавшему на земле и протягивавшему руку к
ослу (ибо он поил его вином). Скажи, ты, неизречённый, что ты сделал!
Ты кажешься мне преображённым, твой взор горит, плащ возвышенного
облекает безобразие твоё, что делал ты?
Правду ли говорят они, что ты опять воскресил его? И к чему? Разве он
не был с полным основанием убит?
Ты сам кажешься мне воскрешенным что делал ты? что ниспровергал ты? В
чём убеждал ты себя? Говори, ты, неизречённый!
О Заратустра, отвечал самый безобразный человек, ты плут!
Жив ли он ещё, или воскрес, или окончательно умер, кто из нас двоих
знает это лучше? Я спрашиваю тебя.
Одно только знаю я от тебя самого однажды научился я этому, о
Заратустра: кто хочет окончательно убить, тот смеётся.
Убивают не гневом, а смехом так говорил ты однажды. О Заратустра,
ты, скрывающийся, ты, разрушитель без гнева, ты, опасный святой, ты плут!
2
Но тут случилось, что Заратустра, удивлённый этими плутовскими
ответами, бросился ко входу в пещеру свою и, обращаясь ко всем своим
гостям, крикнул громким голосом:
О, все вы хитрые проныры и скоморохи! Что притворяетесь и
скрываетесь вы предо мной!
Как трепетало сердце каждого из нас от радости и злобы, что вы
наконец опять стали, как дети, благочестивы,
что вы наконец опять поступали, как поступают дети, именно
молились, складывали крестом руки и говорили Боже милостивый!
Но теперь предоставьте мне эту детскую комнату, мою собственную
пещеру, где сегодня было столько ребячества. Остудите на воздухе ваш
горячий детский задор и биение ваших сердец!
Конечно: если не будете вы как дети, то не войдёте вы в это Небесное
Царство . (И Заратустра показал рукою наверх.)
Но мы и не хотим вовсе войти в Небесное Царство: мужами стали мы и
потому хотим мы царства земного .
И ещё раз начал говорить Заратустра: О мои новые друзья, говорил он,
вы, странные, вы, высшие люди, как нравитесь вы мне теперь,
с тех пор как стали вы опять весёлыми! Поистине, вы все расцвели:
мне кажется, что таким цветам, как вы, нужны новые праздники,
какая-нибудь маленькая смелая чепуха, какое-нибудь богослужение и
праздник осла, какой-нибудь старый весёлый дурень Заратустра, вихрь,
который дыханием своим надувает вам души.
Не забывайте этой ночи и этого праздника осла, вы, высшие люди! Это
изобрели вы у меня, это принимаю я, как доброе знамение, нечто подобное
изобретают только выздоравливающие!
И если будете вы вновь праздновать этот праздник осла, делайте это из
любви к себе, делайте также из любви ко мне: и в моё воспоминанье!
Так говорил Заратустра.
Песнь опьянения
1
Но тем временем они вышли один за другим на чистый воздух, в
прохладную задумчивую ночь; Заратустра же вёл за руку самого безобразного
человека, чтобы показать ему свой ночной мир, большую круглую луну и
серебряные водопады у пещеры своей. И вот наконец они стояли безмолвно все
вместе; это были старые люди, но сердца их утешились, исполнились
решимости, и дивились они про себя, что им так хорошо было на земле; а
тайна ночи всё глубже проникала в сердца их. И снова думал Заратустра про
себя: О, как нравятся мне теперь эти высшие люди! , но он не сказал этого,
ибо чтил счастье их и молчание их.
И тогда случилось то, что было самого изумительного в тот долгий
изумительный день: самый безобразный человек во второй, и последний, раз
принялся пыхтеть и клокотать, но когда он добрался до слов, то из уст его
вдруг отчётливо и чисто вылетел вопрос хороший, глубокий, ясно поставленный
вопрос, от которого у всех слышавших его шевельнулось сердце в груди.
Вы все, друзья мои, что теперь у вас на сердце? спросил самый
безобразный человек. Ради этого дня я впервые доволен, что жил всю свою
жизнь.
И засвидетельствовать столь многое это для меня ещё недостаточно.
Стоит жить на земле: один день, один праздник, проведённый с Заратустрой,
научил меня любить землю.
Так это была жизнь? скажу я смерти. Ну что ж! Ещё раз!
Друзья мои, что теперь у вас на сердце? Не скажете ли вы смерти,
подобно мне: так это была жизнь? Ну что ж, ради Заратустры ещё раз!
Так говорил самый безобразный человек; но было уже близко к полуночи.
И как вы думаете, что случилось тогда? Как только высшие люди услыхали его
вопрос, они вдруг сознали превращение своё и выздоровление своё и кому
обязаны они всем этим, тогда они бросились к Заратустре, исполненные
признательности, уважения и любви, целуя ему руки, и, смотря по настроению
каждого, одни смеялись, другие плакали. Старый же прорицатель плясал от
удовольствия; и если, как думают многие повествователи, он был тогда пьян
от сладкого вина, то, несомненно, он был ещё более пьян от сладости жизни;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75