и поистине, дрожали тогда мои ноги.
И так говорили они мне: ты потерял путь, а теперь ты отучиваешься
даже ходить!
Тогда опять сказала она мне беззвучно: Что тебе до насмешек их! Ты
тот, кто разучился повиноваться: теперь должен ты повелевать!
Разве ты не знаешь, кто наиболее нужен всем? Кто приказывает великое.
Совершить великое трудно; но ещё труднее приказать великое.
Самое непростительное в тебе: у тебя есть власть, и ты не хочешь
властвовать .
И я отвечал: Мне недостаёт голоса льва, чтобы приказывать .
Тогда, словно шёпотом, сказала она мне: Самые тихие слова те, что
приносят бурю. Мысли, ступающие голубиными шагами, управляют миром.
О Заратустра, ты должен идти, как тень того, что должно наступить:
так будешь ты приказывать и, приказывая, идти впереди .
И я отвечал: Мне мешает стыд .
Тогда опять сказала она мне беззвучно: Ты должен ещё стать ребёнком,
чтобы стыд не мешал тебе.
Гордыня юноши тяготеет ещё на тебе, поздно помолодел ты, но кто хочет
превратиться в дитя, должен преодолеть ещё свою юность .
И я решался долго и дрожал. Наконец сказал я то же, что и в первый
раз: Я не хочу .
Тогда раздался смех вокруг меня. Ах, смех этот разрывал мне
внутренности и надрывал моё сердце!
И в последний раз сказала она мне: О Заратустра, плоды твои созрели,
но ты не созрел для плодов своих!
И оттого надо тебе опять уединиться; ибо ты должен ещё дозреть .
И опять раздался смех, удалявшийся от меня, тогда наступила вокруг
меня тишина, двойная тишина. Я же лежал на земле, и пот катился с моих
членов.
Теперь слышали вы всё, и почему я должен вернуться в своё
уединение. Ничего не утаил я от вас, друзья мои.
И всё это слышали вы от меня, всегда самого молчаливого из всех
людей, и я хочу остаться таким!
Ах, друзья мои! Я мог бы ещё многое сказать вам, я мог бы ещё многое
дать вам! Почему же не даю я? Разве я скуп?
Но когда Заратустра произнёс эти слова, им овладела великая скорбь и
близость разлуки со своими друзьями, так что он громко заплакал; и никто не
мог утешить его! Ночью же ушёл он один и оставил своих друзей.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо
я поднялся.
Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?
Кто поднимается на высочайшие горы, тот смеётся над всякой трагедией
сцены и жизни.
Заратустра, о чтении и письме
Странник
Была полночь, когда Заратустра пустился в свой путь через горный
хребет острова, чтобы ранним утром достичь противоположного берега: ибо там
хотел он сесть на корабль. Там была прекрасная гавань, в которой даже чужие
корабли охотно становились на якорь; они брали с собою тех, кто с блаженных
островов хотел пуститься в море. Взбираясь на гору, Заратустра вспоминал
дорогою о своих многочисленных одиноких странствованиях с самой юности и о
том, как много гор, хребтов и вершин пришлось ему перейти.
Я, странник и скиталец по горам, говорил он в своём сердце, я не
люблю долин, и, кажется, я не могу долго сидеть спокойно.
И какова бы ни была моя судьба, то, что придётся мне пережить, всегда
будет в ней странствование и восхождение на горы: в конце концов мы
переживаем только самих себя.
Прошло то время, когда на моём пути могли ещё становиться
случайности; и что могло бы теперь ещё случиться со мной, что не было бы
моей собственностью.
Моё Само только возвращается ко мне, оно наконец приходит домой;
возвращаются и все части его, бывшие долго на чужбине и рассеянные среди
всех вещей и случайностей.
И ещё одно знаю я: я стою теперь перед последней вершиной своей и
перед тем, что давно предназначено мне. Ах, я должен вступить на самый
трудный путь свой! Ах, я начал самое одинокое странствование своё!
Но тому, кто подобен мне, не избежать этого часа часа, который
говорит ему: Только теперь ты идёшь своим путём величия! Вершина и пропасть
слились теперь воедино!
Ты идёшь своим путём величия: что доселе называлось твоей величайшей
опасностью, теперь стало твоим последним убежищем!
Ты идёшь своим путём величия: теперь лучшей поддержкой тебе должно
быть сознание, что позади тебя нет больше пути!
Ты идёшь своим путём величия: здесь никто не может красться по твоим
следам! Твои собственные шаги стирали путь за тобою, и над ним написано:
Невозможность .
И если у тебя не будет больше ни одной лестницы, ты должен будешь
научиться взбираться на свою собственную голову: как же иначе хотел бы ты
подняться выше?
На свою собственную голову и выше через своё собственное сердце!
Теперь всё самое нежное в тебе должно стать самым суровым.
Кто всегда очень берёг себя, под конец хворает от чрезмерной
осторожности. Хвала всему, что закаляет! Я не хвалю землю, где течёт масло
и мёд!
Чтобы видеть многое, надо научиться не смотреть на себя: эта
суровость необходима каждому, кто восходит на горы.
И если кто ищет познания назойливым оком, как увидит он в вещах
больше, чем фасад их!
Но ты, о Заратустра, ты хотел видеть основу и подоснову всех вещей; и
потому должен ты подниматься над самим собою, всё выше и выше, пока даже
твои звёзды не окажутся под тобой!
Да! Смотреть вниз на самого себя и даже на свои звёзды лишь это
назвал бы я своей вершиной, лишь это осталось для меня моей последней
вершиной!
Так говорил Заратустра с собою, поднимаясь на гору и утешая своё
сердце суровыми изречениями: ибо сердце его сокрушалось, как никогда ещё
прежде. И когда он достиг вершины горного хребта, он увидел другое море,
расстилавшееся перед ним, и он остановился и долго молчал. А ночь на этой
высоте была холодная и ясная и усеяна звёздами.
Я узнаю свою судьбу, сказал он наконец с грустью. Ну что ж! Я готов.
Началось моё последнее уединение.
Ах, это чёрное, печальное море подо мною! Ах, это тяжёлое, ночное
недовольство! Ах, судьба и море! К вам должен я теперь спуститься!
Я стою перед самой высокой своею горой и перед самым долгим своим
странствованием; поэтому я должен спуститься ниже, чем когда-либо
поднимался я:
глубже погрузиться в страдание, чем когда-либо поднимался я, до
самой чёрной волны его! Так хочет судьба моя. Ну что ж! Я готов.
Откуда берутся высочайшие горы? так спрашивал я однажды. Тогда узнал
я, что выходят они из моря.
Об этом свидетельствуют породы их и склоны вершин их. Из самого
низкого должно вознестись самое высокое к своей вершине.
Так говорил Заратустра на вершине горы, где было холодно; но когда он
достиг близости моря и наконец стоял один среди утёсов, усталость от пути и
тоска овладели им ещё сильнее, чем прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
И так говорили они мне: ты потерял путь, а теперь ты отучиваешься
даже ходить!
Тогда опять сказала она мне беззвучно: Что тебе до насмешек их! Ты
тот, кто разучился повиноваться: теперь должен ты повелевать!
Разве ты не знаешь, кто наиболее нужен всем? Кто приказывает великое.
Совершить великое трудно; но ещё труднее приказать великое.
Самое непростительное в тебе: у тебя есть власть, и ты не хочешь
властвовать .
И я отвечал: Мне недостаёт голоса льва, чтобы приказывать .
Тогда, словно шёпотом, сказала она мне: Самые тихие слова те, что
приносят бурю. Мысли, ступающие голубиными шагами, управляют миром.
О Заратустра, ты должен идти, как тень того, что должно наступить:
так будешь ты приказывать и, приказывая, идти впереди .
И я отвечал: Мне мешает стыд .
Тогда опять сказала она мне беззвучно: Ты должен ещё стать ребёнком,
чтобы стыд не мешал тебе.
Гордыня юноши тяготеет ещё на тебе, поздно помолодел ты, но кто хочет
превратиться в дитя, должен преодолеть ещё свою юность .
И я решался долго и дрожал. Наконец сказал я то же, что и в первый
раз: Я не хочу .
Тогда раздался смех вокруг меня. Ах, смех этот разрывал мне
внутренности и надрывал моё сердце!
И в последний раз сказала она мне: О Заратустра, плоды твои созрели,
но ты не созрел для плодов своих!
И оттого надо тебе опять уединиться; ибо ты должен ещё дозреть .
И опять раздался смех, удалявшийся от меня, тогда наступила вокруг
меня тишина, двойная тишина. Я же лежал на земле, и пот катился с моих
членов.
Теперь слышали вы всё, и почему я должен вернуться в своё
уединение. Ничего не утаил я от вас, друзья мои.
И всё это слышали вы от меня, всегда самого молчаливого из всех
людей, и я хочу остаться таким!
Ах, друзья мои! Я мог бы ещё многое сказать вам, я мог бы ещё многое
дать вам! Почему же не даю я? Разве я скуп?
Но когда Заратустра произнёс эти слова, им овладела великая скорбь и
близость разлуки со своими друзьями, так что он громко заплакал; и никто не
мог утешить его! Ночью же ушёл он один и оставил своих друзей.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо
я поднялся.
Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?
Кто поднимается на высочайшие горы, тот смеётся над всякой трагедией
сцены и жизни.
Заратустра, о чтении и письме
Странник
Была полночь, когда Заратустра пустился в свой путь через горный
хребет острова, чтобы ранним утром достичь противоположного берега: ибо там
хотел он сесть на корабль. Там была прекрасная гавань, в которой даже чужие
корабли охотно становились на якорь; они брали с собою тех, кто с блаженных
островов хотел пуститься в море. Взбираясь на гору, Заратустра вспоминал
дорогою о своих многочисленных одиноких странствованиях с самой юности и о
том, как много гор, хребтов и вершин пришлось ему перейти.
Я, странник и скиталец по горам, говорил он в своём сердце, я не
люблю долин, и, кажется, я не могу долго сидеть спокойно.
И какова бы ни была моя судьба, то, что придётся мне пережить, всегда
будет в ней странствование и восхождение на горы: в конце концов мы
переживаем только самих себя.
Прошло то время, когда на моём пути могли ещё становиться
случайности; и что могло бы теперь ещё случиться со мной, что не было бы
моей собственностью.
Моё Само только возвращается ко мне, оно наконец приходит домой;
возвращаются и все части его, бывшие долго на чужбине и рассеянные среди
всех вещей и случайностей.
И ещё одно знаю я: я стою теперь перед последней вершиной своей и
перед тем, что давно предназначено мне. Ах, я должен вступить на самый
трудный путь свой! Ах, я начал самое одинокое странствование своё!
Но тому, кто подобен мне, не избежать этого часа часа, который
говорит ему: Только теперь ты идёшь своим путём величия! Вершина и пропасть
слились теперь воедино!
Ты идёшь своим путём величия: что доселе называлось твоей величайшей
опасностью, теперь стало твоим последним убежищем!
Ты идёшь своим путём величия: теперь лучшей поддержкой тебе должно
быть сознание, что позади тебя нет больше пути!
Ты идёшь своим путём величия: здесь никто не может красться по твоим
следам! Твои собственные шаги стирали путь за тобою, и над ним написано:
Невозможность .
И если у тебя не будет больше ни одной лестницы, ты должен будешь
научиться взбираться на свою собственную голову: как же иначе хотел бы ты
подняться выше?
На свою собственную голову и выше через своё собственное сердце!
Теперь всё самое нежное в тебе должно стать самым суровым.
Кто всегда очень берёг себя, под конец хворает от чрезмерной
осторожности. Хвала всему, что закаляет! Я не хвалю землю, где течёт масло
и мёд!
Чтобы видеть многое, надо научиться не смотреть на себя: эта
суровость необходима каждому, кто восходит на горы.
И если кто ищет познания назойливым оком, как увидит он в вещах
больше, чем фасад их!
Но ты, о Заратустра, ты хотел видеть основу и подоснову всех вещей; и
потому должен ты подниматься над самим собою, всё выше и выше, пока даже
твои звёзды не окажутся под тобой!
Да! Смотреть вниз на самого себя и даже на свои звёзды лишь это
назвал бы я своей вершиной, лишь это осталось для меня моей последней
вершиной!
Так говорил Заратустра с собою, поднимаясь на гору и утешая своё
сердце суровыми изречениями: ибо сердце его сокрушалось, как никогда ещё
прежде. И когда он достиг вершины горного хребта, он увидел другое море,
расстилавшееся перед ним, и он остановился и долго молчал. А ночь на этой
высоте была холодная и ясная и усеяна звёздами.
Я узнаю свою судьбу, сказал он наконец с грустью. Ну что ж! Я готов.
Началось моё последнее уединение.
Ах, это чёрное, печальное море подо мною! Ах, это тяжёлое, ночное
недовольство! Ах, судьба и море! К вам должен я теперь спуститься!
Я стою перед самой высокой своею горой и перед самым долгим своим
странствованием; поэтому я должен спуститься ниже, чем когда-либо
поднимался я:
глубже погрузиться в страдание, чем когда-либо поднимался я, до
самой чёрной волны его! Так хочет судьба моя. Ну что ж! Я готов.
Откуда берутся высочайшие горы? так спрашивал я однажды. Тогда узнал
я, что выходят они из моря.
Об этом свидетельствуют породы их и склоны вершин их. Из самого
низкого должно вознестись самое высокое к своей вершине.
Так говорил Заратустра на вершине горы, где было холодно; но когда он
достиг близости моря и наконец стоял один среди утёсов, усталость от пути и
тоска овладели им ещё сильнее, чем прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75