В этом пункте он всецело разделял мнение сэра Роберта Фильмера, что строй и учреждения всех величайших восточных монархий восходят к этому замечательному образцу и прототипу отцовской власти в семье; - но вот уже в течение столетия, а то и больше, власть эта постепенно выродилась, по его словам, в смешанное управление; - - и как ни желательна такая форма управления для общественных объединений большого размера, - она имеет много неудобств в объединениях малых, - где, по его наблюдениям, служит источником лишь беспорядка и неприятностей.
По всем этим соображениям, частным и общественным, вместе взятым, - мой отец желал во что бы то ни стало пригласить акушера, - моя мать не желала этого ни за что. Отец просил и умолял ее отказаться на сей раз от своей прерогативы в этом вопросе и позволить ему сделать для нее выбор; - мать, напротив, настаивала на своей привилегии решать этот вопрос самостоятельно - и не принимать ни от кого помощи, как только от старой повитухи. - Что тут было делать отцу? Он истощил все свое остроумие; - - уговаривал ее на все лады; - представлял свои доводы в самом различном свете; - обсуждал с ней вопрос как христианин, - как язычник, - как муж, - как отец, - как патриот, - как человек… - Мать на все отвечала только как женщина; - ведь поскольку она не могла укрываться в этом бою за столь разнообразными ролями, - бой был неравный: - семеро против одного. - Что тут было делать матери? - - По счастью, она получила некоторое подкрепление в этой борьбе (иначе несомненно была бы побеждена) со стороны лежавшей у нее на сердце досады; это-то и поддержало ее и дало ей возможность с таким успехом отстоять свои позиции в споре с отцом, - - что обе стороны запели Те Deum. Словом, матери разрешено было пригласить старую повитуху, - акушер же получал позволение распить в задней комнате бутылку вина с моим отцом и дядей Тоби Шенди, - за что ему полагалось заплатить пять гиней.
Заканчивая эту главу, я должен сделать одно предостережение моим читательницам, - а именно: - пусть не считают они безусловно доказанным, на основании двух-трех слов, которыми я случайно обмолвился, - что я человек женатый. - Я согласен, что нежное обращение моя милая, милая Дженни , - наряду с некоторыми другими разбросанными там и здесь штрихами супружеской умудренности, вполне естественно могут сбить с толку самого беспристрастного судью на свете и склонить его к такому решению. - Все, чего я добиваюсь в этом деле, мадам, так это строгой справедливости. Проявите ее и ко мне и к себе самой хотя бы в той степени, - чтобы не осуждать меня заранее и не составлять обо мне превратного мнения, пока вы не будете иметь лучших доказательств, нежели те, какие могут быть в настоящее время представлены против меня. - Я вовсе не настолько тщеславен или безрассуден, мадам, чтобы пытаться внушить вам мысль, будто моя милая, милая Дженни является моей возлюбленной; - нет, - это было бы искажением моего истинного характера за счет другой крайности и создало бы впечатление, будто я пользуюсь свободой, на которую я, может быть, не могу претендовать. Я лишь утверждаю, что на протяжении нескольких томов ни вам, ни самому проницательному уму на свете ни за что не догадаться, как дело обстоит в действительности. - Нет ничего невозможного в том, что моя милая, милая Дженни, несмотря на всю нежность этого обращения, приходится мне дочерью. - - Вспомните, - я родился в восемнадцатом году. - Нет также ничего неестественного или нелепого в предположении, что моя милая Дженни является моим другом. - - Другом! - Моим другом. - Конечно, мадам, дружба между двумя полами может существовать и поддерживаться без… - - - Фи! Мистер Шенди! - Без всякой другой пищи, мадам, кроме того нежного и сладостного чувства, которое всегда примешивается к дружбе между лицами разного пола. Соблаговолите, пожалуйста, изучить чистые и чувствительные части лучших французских романов: - - вы, наверно, будете поражены, мадам, когда увидите, как богато разукрашено там целомудренными выражениями сладостное чувство, о котором я имею честь говорить.
Глава XIX
Я скорее взялся бы решить труднейшую геометрическую задачу, чем объяснить, каким образом джентльмен такого недюжинного ума, как мой отец, - - сведущий, как, должно быть, уже заметил читатель, в философии и ею интересовавшийся, - а также мудро рассуждавший о политике - и никоим образом не невежда. (как это обнаружится дальше) в искусстве спорить, - мог забрать себе в голову мысль, настолько чуждую ходячим представлениям, - что боюсь, как бы читатель, когда я ее сообщу ему, не швырнул сейчас же книгу прочь, если он хоть немного холерического темперамента; не расхохотался от души, если он сангвиник; - и не предал ее с первого же взгляда полному осуждению, как дикую и фантастическую, если он человек серьезного и мрачного нрава. Мысль эта касалась выбора и наречения христианскими именами, от которых, по его мнению, зависело гораздо больше, чем то способны уразуметь поверхностные умы.
Мнение его в этом вопросе сводилось к тому, что хорошим или дурным именам, как он выражался, присуще особого рода магическое влияние, которое они неизбежно оказывают на наш характер и на наше поведение.
Герой Сервантеса не рассуждал на эту тему с большей серьезностью или с большей уверенностью, - - он не мог сказать о злых чарах волшебников, порочивших его подвиги, - или об имени Дульцинеи, придававшем им блеск, - больше, чем отец мой говорил об именах Трисмегиста или Архимеда, с одной стороны, - или об именах Ники или Симкин, с другой. - Сколько Цезарей и Помпеев, - говорил он, - сделались достойными своих имен лишь в силу почерпнутого из них вдохновения. И сколько неудачников, - прибавлял он, - отлично преуспело бы в жизни, не будь их моральные и жизненные силы совершенно подавлены и уничтожены именем Никодема.
- Я ясно вижу, сэр, по глазам вашим вижу (или по чему-нибудь другому, смотря по обстоятельствам), - говорил обыкновенно мой отец, - что вы не расположены согласиться с моим мнением, - и точно, - продолжал он: - кто его тщательно не исследовал до самого конца, - тому оно, не спорю, покажется скорее фантастическим, чем солидно обоснованным; - - и все-таки, сударь мой (если осмелюсь основываться на некотором знании вашего характера), я искренно убежден, что я немногим рискну, представив дело на ваше усмотрение, - не как стороне в этом споре, но как судье, - и доверив его решение вашему здравому смыслу и беспристрастному расследованию. - - Вы свободны от множества мелочных предрассудков, прививаемых воспитанием большинству людей, обладаете слишком широким умом, чтобы оспаривать чье-нибудь мнение просто потому, что у него нет достаточно приверженцев. Вашего сына! - вашего любимого сына, - от мягкого и открытого характера которого вы так много ожидаете, - вашего Билли, сэр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151