- а все-таки я того мнения, что те пятеро, отпущенные Марком, причинили характеру Коммода за короткое время, когда они при нем состояли, больше вреда, нежели остальные девять в состоянии были исправить за всю свою жизнь.
- Я рассматриваю человека, приставленного к моему сыну, как зеркало, в котором ему предстоит видеть себя с утра до вечера и с которым ему придется сообразовать выражения своего лица, свои манеры и, может быть, даже сокровеннейшие чувства своего сердца, - я бы хотел поэтому, Йорик, чтобы оно было как можно лучше отшлифовано и подходило для того, чтобы в него гляделся мой сын. - «Это вполне разумно», - мысленно заметил дядя Тоби.
- Существуют, - продолжал отец, - такие выражения лица и телодвижения, что бы человек ни делал и что бы он ни говорил, по которым можно легко заключить о его внутренних качествах; и я нисколько не удивляюсь тому, что Григорий Назианзин, наблюдая порывистые и угловатые движения Юлиана, предсказал, что он однажды станет отступником, - или тому, что святой Амвросий спровадил своего писца по причине непристойного движения его головы, качавшейся взад и вперед, словно цеп, - или тому, что Демокрит сразу узнал в Протагоре ученого, когда увидел, как тот, связывая охапку хвороста, засовывает мелкие сучья внутрь. - Есть тысяча незаметных отверстий, - продолжал отец, - позволяющих зоркому глазу сразу проникнуть в человеческую душу; и я утверждаю, - прибавил он, - что стоит только умному человеку положить шляпу, войдя в комнату, - или взять ее, уходя, - и он непременно проявит себя чем-нибудь таким, что его выдаст.
- По этим причинам, - продолжал отец, - гувернер, на котором я остановлю свой выбор, не должен ни шепелявить, ни косить, ни моргать глазами, ни слишком громко говорить, он не должен смотреть зверем или дураком; - он не должен кусать себе губы, или скрипеть зубами, или гнусавить, или ковырять в носу, или сморкаться пальцами. -
- Он не Должен ходить быстро - или медленно, не должен сидеть, скрестя руки, - потому что это леность, - не должен их опускать, - потому что это глупость, - не должен засовывать их в карманы, - потому что это нелепо. -
- Он не должен ни бить, ни щипать, ни щекотать, - не должен грызть или стричь себе ногти, не должен харкать, плевать, сопеть, не должен барабанить ногами или пальцами в обществе, - не должен также (согласно Эразму) ни с кем разговаривать, когда мочится, - или показывать пальцем на падаль и на испражнения. - «Ну, это все чепуха», - мысленно заметил дядя Тоби.
- Я хочу, - продолжал отец, - чтобы он был человек веселый, любящий пошутить, жизнерадостный, но в то же время благоразумный, внимательный к своему делу, бдительный, дальновидный, проницательный, находчивый, быстрый в решении сомнений и умозрительных вопросов, - он должен быть мудрым, здравомыслящим и образованным. - А почему же не скромным и умеренным, кротким и добрым? - сказал Йорик. - А почему же, - воскликнул дядя Тоби, - не прямым и великодушным, щедрым и храбрым? - Совершенно с тобой согласен, дорогой Тоби, - отвечал отец, вставая и пожимая дяде руку. - В таком случае, брат Шенди, - сказал дядя Тоби, тоже вставая и откладывая трубку, чтобы пожать отцу другую руку, - покорно прошу позволения рекомендовать вам сына бедного Лефевра. - При этом предложении слеза радости самой чистой воды заискрилась в глазу дяди Тоби - и другая, совершенно такая же, в глазу капрала; - вы увидите почему, когда прочтете историю Лефевра. - - - Какую же я сделал глупость! Не могу вспомнить (как, вероятно, и вы), не справившись в нужном месте, что именно мне помешало позволить капралу рассказать ее на свой лад; - однако случай упущен, - теперь мне приходится изложить ее по-своему.
Глава VI
История Лефевра
Однажды, летом того года, когда союзники взяли Дендермонд, то есть лет за семь до переезда отца в деревню, - и спустя почти столько же лет после того, как дядя Тоби с Тримом тайком убежали из городского дома моего отца в Лондоне, чтобы начать одну из превосходнейших осад одного из превосходнейших укрепленных городов Европы, - дядя Тоби однажды вечером ужинал, а Трим сидел за ним у небольшого буфета, - говорю: сидел, - ибо во внимание к изувеченному колену капрала (которое по временам у него сильно болело) - дядя Тоби, когда обедал или ужинал один, ни за что не позволял Триму стоять; - однако уважение бедного капрала к своему господину было так велико, что, с помощью хорошей артиллерии, дяде Тоби стоило бы меньше труда взять Дендермонд, чем добиться от своего слуги повиновения в этом пункте; сплошь и рядом, когда дядя Тоби оглядывался, предполагая, что нога капрала отдыхает, он обнаруживал беднягу стоящим позади в самой почтительной позе; это породило между ними за двадцать пять лет больше маленьких стычек, чем все другие поводы, вместе взятые. - Но речь ведь не об этом, - зачем я уклонился в сторону? - Спросите перо мое, - оно мной управляет, - а не я им.
Однажды вечером дядя Тоби сидел таким образом за ужином, как вдруг в комнату вошел с пустой фляжкой в руке хозяин деревенской гостиницы попросить стакан-другой канарского вина. - Для одного бедного джентльмена - офицера, так я думаю, - сказал хозяин, - он у меня занемог четыре дня назад и с тех пор ни разу не приподнимал головы и не выражал желания отведать чего-нибудь, до самой этой минуты, когда ему захотелось стакан Канарского и ломтик поджаренного хлеба. - Я думаю, сказал он, отняв руку от лба, - это меня подкрепит. -
- Если бы мне негде было выпросить, занять или купить вина, - прибавил хозяин, - я бы, кажется, украл его для бедного джентльмена, так ему худо. - Но, бог даст, он еще поправится, - продолжал он, - все мы беспокоимся о его здоровье.
- Ты добрая душа, ручаюсь в этом, - вскричал дядя Тоби. - Выпей-ка сам за здоровье бедного джентльмена стаканчик Канарского, - да отнеси ему парочку бутылок с поклоном от меня и передай, пусть пьет на здоровье, а я пришлю еще дюжину, если это вино пойдет ему впрок.
- Хоть я искренне считаю его, Трим, человеком весьма сострадательным, - сказал дядя Тоби, когда хозяин гостиницы затворил за собой дверь, - однако я не могу не быть высокого мнения также и о его госте; в нем наверно есть что-то незаурядное, если в такой короткий срок он завоевал расположение своего хозяина. - И всех его домочадцев, - прибавил капрал, - потому что все они беспокоятся о его здоровье. - Ступай, догони его, Трим, - сказал дядя Тоби, - и спроси, не знает ли он, как зовут этого джентльмена.
- Признаться, я позабыл, - сказал хозяин гостиницы, вернувшийся с капралом, - но я могу еще раз спросить у его сына. - Так с ним еще и сын? - сказал дядя Тоби. - Мальчик, лет одиннадцати - двенадцати, - сказал хозяин, - но бедняжка почти так же не прикасался к еде, как и его отец; он только и делает, что плачет и горюет день и ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
- Я рассматриваю человека, приставленного к моему сыну, как зеркало, в котором ему предстоит видеть себя с утра до вечера и с которым ему придется сообразовать выражения своего лица, свои манеры и, может быть, даже сокровеннейшие чувства своего сердца, - я бы хотел поэтому, Йорик, чтобы оно было как можно лучше отшлифовано и подходило для того, чтобы в него гляделся мой сын. - «Это вполне разумно», - мысленно заметил дядя Тоби.
- Существуют, - продолжал отец, - такие выражения лица и телодвижения, что бы человек ни делал и что бы он ни говорил, по которым можно легко заключить о его внутренних качествах; и я нисколько не удивляюсь тому, что Григорий Назианзин, наблюдая порывистые и угловатые движения Юлиана, предсказал, что он однажды станет отступником, - или тому, что святой Амвросий спровадил своего писца по причине непристойного движения его головы, качавшейся взад и вперед, словно цеп, - или тому, что Демокрит сразу узнал в Протагоре ученого, когда увидел, как тот, связывая охапку хвороста, засовывает мелкие сучья внутрь. - Есть тысяча незаметных отверстий, - продолжал отец, - позволяющих зоркому глазу сразу проникнуть в человеческую душу; и я утверждаю, - прибавил он, - что стоит только умному человеку положить шляпу, войдя в комнату, - или взять ее, уходя, - и он непременно проявит себя чем-нибудь таким, что его выдаст.
- По этим причинам, - продолжал отец, - гувернер, на котором я остановлю свой выбор, не должен ни шепелявить, ни косить, ни моргать глазами, ни слишком громко говорить, он не должен смотреть зверем или дураком; - он не должен кусать себе губы, или скрипеть зубами, или гнусавить, или ковырять в носу, или сморкаться пальцами. -
- Он не Должен ходить быстро - или медленно, не должен сидеть, скрестя руки, - потому что это леность, - не должен их опускать, - потому что это глупость, - не должен засовывать их в карманы, - потому что это нелепо. -
- Он не должен ни бить, ни щипать, ни щекотать, - не должен грызть или стричь себе ногти, не должен харкать, плевать, сопеть, не должен барабанить ногами или пальцами в обществе, - не должен также (согласно Эразму) ни с кем разговаривать, когда мочится, - или показывать пальцем на падаль и на испражнения. - «Ну, это все чепуха», - мысленно заметил дядя Тоби.
- Я хочу, - продолжал отец, - чтобы он был человек веселый, любящий пошутить, жизнерадостный, но в то же время благоразумный, внимательный к своему делу, бдительный, дальновидный, проницательный, находчивый, быстрый в решении сомнений и умозрительных вопросов, - он должен быть мудрым, здравомыслящим и образованным. - А почему же не скромным и умеренным, кротким и добрым? - сказал Йорик. - А почему же, - воскликнул дядя Тоби, - не прямым и великодушным, щедрым и храбрым? - Совершенно с тобой согласен, дорогой Тоби, - отвечал отец, вставая и пожимая дяде руку. - В таком случае, брат Шенди, - сказал дядя Тоби, тоже вставая и откладывая трубку, чтобы пожать отцу другую руку, - покорно прошу позволения рекомендовать вам сына бедного Лефевра. - При этом предложении слеза радости самой чистой воды заискрилась в глазу дяди Тоби - и другая, совершенно такая же, в глазу капрала; - вы увидите почему, когда прочтете историю Лефевра. - - - Какую же я сделал глупость! Не могу вспомнить (как, вероятно, и вы), не справившись в нужном месте, что именно мне помешало позволить капралу рассказать ее на свой лад; - однако случай упущен, - теперь мне приходится изложить ее по-своему.
Глава VI
История Лефевра
Однажды, летом того года, когда союзники взяли Дендермонд, то есть лет за семь до переезда отца в деревню, - и спустя почти столько же лет после того, как дядя Тоби с Тримом тайком убежали из городского дома моего отца в Лондоне, чтобы начать одну из превосходнейших осад одного из превосходнейших укрепленных городов Европы, - дядя Тоби однажды вечером ужинал, а Трим сидел за ним у небольшого буфета, - говорю: сидел, - ибо во внимание к изувеченному колену капрала (которое по временам у него сильно болело) - дядя Тоби, когда обедал или ужинал один, ни за что не позволял Триму стоять; - однако уважение бедного капрала к своему господину было так велико, что, с помощью хорошей артиллерии, дяде Тоби стоило бы меньше труда взять Дендермонд, чем добиться от своего слуги повиновения в этом пункте; сплошь и рядом, когда дядя Тоби оглядывался, предполагая, что нога капрала отдыхает, он обнаруживал беднягу стоящим позади в самой почтительной позе; это породило между ними за двадцать пять лет больше маленьких стычек, чем все другие поводы, вместе взятые. - Но речь ведь не об этом, - зачем я уклонился в сторону? - Спросите перо мое, - оно мной управляет, - а не я им.
Однажды вечером дядя Тоби сидел таким образом за ужином, как вдруг в комнату вошел с пустой фляжкой в руке хозяин деревенской гостиницы попросить стакан-другой канарского вина. - Для одного бедного джентльмена - офицера, так я думаю, - сказал хозяин, - он у меня занемог четыре дня назад и с тех пор ни разу не приподнимал головы и не выражал желания отведать чего-нибудь, до самой этой минуты, когда ему захотелось стакан Канарского и ломтик поджаренного хлеба. - Я думаю, сказал он, отняв руку от лба, - это меня подкрепит. -
- Если бы мне негде было выпросить, занять или купить вина, - прибавил хозяин, - я бы, кажется, украл его для бедного джентльмена, так ему худо. - Но, бог даст, он еще поправится, - продолжал он, - все мы беспокоимся о его здоровье.
- Ты добрая душа, ручаюсь в этом, - вскричал дядя Тоби. - Выпей-ка сам за здоровье бедного джентльмена стаканчик Канарского, - да отнеси ему парочку бутылок с поклоном от меня и передай, пусть пьет на здоровье, а я пришлю еще дюжину, если это вино пойдет ему впрок.
- Хоть я искренне считаю его, Трим, человеком весьма сострадательным, - сказал дядя Тоби, когда хозяин гостиницы затворил за собой дверь, - однако я не могу не быть высокого мнения также и о его госте; в нем наверно есть что-то незаурядное, если в такой короткий срок он завоевал расположение своего хозяина. - И всех его домочадцев, - прибавил капрал, - потому что все они беспокоятся о его здоровье. - Ступай, догони его, Трим, - сказал дядя Тоби, - и спроси, не знает ли он, как зовут этого джентльмена.
- Признаться, я позабыл, - сказал хозяин гостиницы, вернувшийся с капралом, - но я могу еще раз спросить у его сына. - Так с ним еще и сын? - сказал дядя Тоби. - Мальчик, лет одиннадцати - двенадцати, - сказал хозяин, - но бедняжка почти так же не прикасался к еде, как и его отец; он только и делает, что плачет и горюет день и ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151