ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Значит, я вынужден выдержать осаду Монтобана в июле тысяча шестьсот двадцать первого года. Само собой, теперь я близко подошел к тому, чтобы стать герцогом Роганом, что дает мне защиту от насильственного отречения на три хода.
— Очень полезное приобретение, если вы станете Ла Тремулем в Рошели в тысяча шестьсот двадцать восьмом году, — добавил Ледвич.
— Вы продолжаете? — вмешался Лайнбергер. Но тут Чегвин выбросил пятерку, и оба его партнера застонали. Все трое взгромоздились на свои табуретки, а затем одновременно спрыгнули на пол с ужасным грохотом.
— Я приземлился в самой гуще резни в день Святого Варфоломея, — сказал Чегвин, указывая на темный квадратик.
— Это значит, что игру нужно начинать заново, — добавил Ледвич.
— Ла-Рошель? — спросил Ламприер.
— Вот она, — Лайнбергер показал на укрепленный город в центре поля. — Это Ла-Рошель. Она находится в осаде. Все эти яркие квадратики — то, что мы называем «политикой», а более темные — события во время самой осады, когда дела слегка запутались. Город в центре — это и есть собственно город. А Летающий Человек в центре города — это, само собой, и есть Летающий Человек.
— Чтобы добраться до осады, нужно сперва разобраться с политикой, — пояснил Ледвич.
— А через осаду нужно пройти к городу, — подхватил Чегвин.
— А в городе находится, э-э-э… сам Летающий Человек, — заключил Лайнбергер.
— Я вижу, — сказал Ламприер. Ледвич выбросил четыре очка.
— Железная Рука! — хором провозгласили Чегвин с Лайнбергером, и Ледвич поднял одну руку.
— Он стал месье Ла Ноном вскоре после того, как серебряных дел мастер Вокансон приставил ему искусственную руку, — объяснил Лайнбергер. — Это один из побочных эпизодов.
Сначала Ламприер следил за игрой с интересом, но вскоре это ему наскучило. Игра дважды начиналась заново, и никто из игроков так и не смог выбраться из «политики». Тогда Ламприер спросил, что происходит, когда играющий попадает в город.
— Он должен защищать его до последней капли крови, как мы полагаем, — сказал профессор Чегвин.
— Вы что, не знаете наверняка?
— Это на редкость сложная игра, — сказал Чегвин. — Пока что нам не удавалось дойти до города.
— Значит, Летающий Человек, — Ламприер указал на крылатую фигурку в самом центре города, — по сути дела, не имеет значения.
Это замечание вызвало шумные протесты игроков. Вдова присела на стул в сторонке, не желая участвовать в дискуссии.
— Летающий Человек — это самое главное, — возразил Ледвич.
— Он важнее всего, потому что он — единственный, кому удается выжить, — объяснил Лайнбергер. — Всем остальным приходится прыгать или умереть; так или иначе, умирают все, за исключением Летающего Человека.
— Вы хотите сказать, что, когда окончилась осада, из крепости спасся один летающий человек…
— Именно это мы и хотим сказать, — ответил Чегвин. — Это Дух Рошели. Это произошло в самый последний день осады. Его видели сотни человек. Цитадель уже пылала в огне, мужчины и женщины, охваченные пламенем, прыгали вниз с крепостной стены, грохотала канонада, рушились укрепления. И в самой гуще этой бойни один из рошельцев бросается вниз со стены, но не падает.
— Он летит, — подхватил Ледвич. — Осталось множество свидетельств. Это был ребенок.
— Дух Рошели, — повторил Ламприер почти про себя. — Летающий человек?
— Это вовсе не так невероятно, как может показаться, — сказал Чегвин. — В конце концов, это смогли сделать Дедал и Икар. Уж это вам бы следовало знать, мистер Ламприер.
— И персидский царь, Кай Кавус, который привязал себя к голодным орлам, насадил кусок мяса на пику и протянул ее так, что мясо находилось у них прямо перед глазами, и орлы, пытаясь достать пищу, полетели, вот так-то — Ледвич хлопнул в ладоши.
— Это же не вызывает сомнений.
— Тем же способом воспользовался Александр Македонский, — добавил Лайнбергер.
— То были не орлы, а грифоны, — сказал Ледвич. Ламприер упустил из виду этот эпизод, а теперь вспомнил, что его статья об Александре — уже у печатников.
— Ки-кун-ши изобрел летающую колесницу, — произнес Чегвин, — но неизвестно, как она была устроена.
— Однако все это было очень давно, — заметил Ламприер.
Профессора согласно закивали:
— Верно! Это справедливо подмечено!
— Царь Бладуд! — неожиданно выпалил Лайнбергер. — Он летал над этим самым городом. И, само собой, разбился насмерть.
— И все же у него хватило времени основать Бат, — мрачно добавил Ледвич.
— А как насчет Оливера из Малмсбери? — присоединилась к дискуссии вдова.
— «Я повелел сделать пару крыльев», — процитировал Лайнбергер.
— Ну, это был банальный прыгун с башни, — проворчал Ледвич.
— А что, прыгуны с башен не считаются? — парировал Лайнбергер.
Ледвич нехотя согласился с ним, и разговор переключился на Джамбаттисту Данти из Перуджи, на безымянного кантора из Нюрнберга и на попытку аббата Тунгландского прыгнуть со стены замка Стерлинг. Роковой прыжок Болори с вершины собора в Труа не задержал на себе внимания собеседников. Зато пружинный левитатор Бураттини был встречен дружными аплодисментами. Ледвич долго распространялся о полете Ахмеда Хезарфена и о его благополучном приземлении посреди рыночной площади в Скутари. Чегвин громко восхвалял прыжок Бенье с крыши дома в Сабле. Язвительным насмешкам подвергся Сирано де Бержерак за его совет привязать к летательному аппарату бутылочки, наполненные росой, чтобы с первыми лучами утреннего солнца роса, поднимаясь вверх, увлекла за собой и летуна.
— Остается только не забыть об ангелах, — сказала вдова.
— Это бездоказательно, — возразил ей Лайнбергер несколько брюзгливым тоном.
— Но разве Уилкинс не упоминает об ангельских духах? — задумчиво произнес Ледвич. — И у Духа Рошели, говорят, тоже были крылья. В последний раз его видели летящим над волнами, он направлялся в открытое море…
Но ангелы не вызвали большого энтузиазма. Единственным вкладом Ламприера в эту дискуссию было упоминание о Гермесе (не засчитанном как откровенно мифический персонаж) и о ком-то еще, кто летал на воздушном змее. Ламприер почувствовал, что ему пора уходить, и начал прощаться с профессорами, которые уговаривали его остаться и соблазняли очередными раундами игры «Прыгай или умри», но Ламприер не поддавался. Когда вдова вышла проводить его до порога, был уже двенадцатый час вечера. Она кратко объяснила, как ему добраться домой. «Не забывайте о моем предложении», — таковы были ее прощальные слова. Потом дверь за Ламприером закрылась, и он отправился домой.
Набережная Темзы была почти безлюдна. Ламприер выдыхал в морозный воздух облачка пара, торопливо шагая по Ладгейту и дальше, по Флит-стрит, где за случайной встречей с каким-то одиноким бродягой последовали более людные места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249