«Почему он решил помочь тебе?» — спросил он девушку. Нет, не ей, подумал глядящий с высоты, а тебе, Джон Ламприер. Всем Ламприерам. Дух-гелиотроп, летящий следом за солнцем, ноябрьский метеор, поднявшийся над восточным горизонтом, скатившийся к западу и пропавший в ночи: он мчался над волнами, пока Рошель у него за спиной не обратилась в тлеющие угли. Катящийся следом за ним вал исторгнутых душ заполнил все пространство между поверхностью моря и высочайшим эфиром небес; тысячи крохотных черных крыльев, обремененных жаждой мести, окружили его со всех сторон, и лепет их смешался с шепотом матери, поглотил ее последние слова и заставил их звучать по-новому: «Найди их, скажи им, убей их, скажи им…» Он пытался бежать, но они преследовали его с тихими воплями и жалобными криками, они не отпускали его до тех пор, пока он не принял решение. Перед ним встала тяжелая миссия. Эти души были брошены, принесены в жертву, преданы. Но наступит час возмездия. Придет расплата. Восемь пар глаз оторвались от горящего города и обратились к морю. Восемь человек видели, как горящее тельце выпало из окна, как его падение превратилось в полет, как он летел ослепительно пылающим шаром по направлению к гавани, как погасло пламя и как таинственное крылатое существо помчалось по широкой дуге в открытое море. И был еще один, девятый, который ничего этого не видел… Дух кружился высоко в небе над Рошелью и видел, как восстают из праха ее стены и бастионы. Он видел колонны людей, устало бредущих на восток, через топи; видел инженеров, трудившихся в гавани, разбирающих мол. По мере того как он выходил на более широкую орбиту, он начинал чувствовать какое-то притяжение, словно Рошель не желала его отпускать. Но он преодолел сопротивление И поднялся высоко-высоко в небо и почувствовал другой источник тяготения. Его влекло к северо-востоку, и когда Дух Рошели ощутил этот второй источник, замкнутый круг его орбиты стал понемногу вытягиваться в широкий эллипс. Дух не был полностью свободен двигаться по собственной воле. Души рошельцев томились в темнице, и он тоже был прикован незримыми узами к погибшему городу. Но солнце поднималось и заходило, кружась вокруг земли, и с каждым днем его все сильнее тянуло к северо-востоку, ко второму фокусу его эллиптического царства. И однажды он увидел неровную береговую линию, за которой обрывалась стеклянная гладь моря и начинались высокие утесы и зеленый остров, изрезанный изгородями, трактами и дорогами, поросший травами и покрытый пятнами красного гранита. Это был остров Джерси, который римляне некогда называли Цезареей; здесь Дух Рошели отыщет исполнителей своей миссии — Ламприеров. В безмолвие джерсийской ночи ворвутся странные шепоты, слухи, дьявольские истории. Отныне много десятилетий подряд Дух Рошели будет являться сюда в разных обличьях, спускаясь с небес к своим помощникам. Будут намеки на то, что уже произошло, предсказания того, что может случиться в будущем: бегство Девятки из горящего города, жизнь в изгнании, Компания и ее скрытые пружины, таинственные корабли, что пропадают без следа и появляются вновь, потерянное наследство, право на наследование, о котором давно пора заявить… и даже в те минуты, когда Септимус будет бросать эти крохи откровений своим избранным заместителям, в его ушах порой будет снова звенеть жалобный плач страдающих душ рошельцев. И в такие минуты лицо его будет мрачнеть, деланно-небрежные манеры — сменяться задумчивостью, а самые убедительные слова будут казаться лживыми. Не однажды очередной Ламприер наклонится к нему и заботливо справится о его здоровье, прежде чем напомнить ему предмет обсуждения, «… да, корабль водоизмещением в четыреста тонн…», или пожар, или сокровища, или любая другая зацепка, которая может привести к общей картине. Почуяв разоблачение, Девятка вылезет из подземного логова наружу, к свету, сияющему зловещим заревом над Рошелью. Девятка надежно спряталась под землей, а Дух Рошели — создание воздуха, и люди были нужны ему для исполнения миссии. Собеседник, сидящий напротив него за столом, всего лишь человек, и он попятился бы в страхе, открой ему Септимус правду. Септимус наделял Ламприеров полномочиями как своих представителей, посылая их в погоню за Девяткой, как некогда послала его мать за своим возлюбленным супругом — его отцом. Ламприеры отправлялись на битву под его знаменем как воины, разведчики, шпионы, провокаторы, искатели истины и мстители. И они возвращались мертвыми: прибитые к земле волной прилива, сжимавшие горло, обожженное ядом, заколотые кинжалом, изувеченные до неузнаваемости, застреленные, разорванные на куски. Септимус смотрел на очередной труп, пережидал время и отправлялся к преемнику. Он никогда не напоминал новому Ламприеру о том, что случилось с его предшественником. Стоит только на секунду усомниться в возможности исполнить миссию, и тут же беспокойные души начнут метаться и кричать от боли, а небеса широко распахнут свое огромное, полное укора око, и оно будет смотреть на него, не мигая, до тех пор, пока Дух Отмщения не утвердится в том, что миссия будет неизбежно выполнена, и не станет готовить нового Ламприера и круг не начнется заново. Септимус был настоящим проклятием для всех Ламприеров. Порой он вспоминал о последнем памфлете Азиатика и узнавал себя в образе Ксеркса, генерала, трусливо прячущегося за спинами своих воинов и вопрошающего, сколько же из них выйдет живыми из битвы.
Правосудие должно было достать Девятку своей длинной рукой. Правосудие являлось к предателям регулярно, под разными масками, в разных обличьях. Угол атаки всегда менялся: осада или корабли, Компания или цитадель — направление нового удара всегда отличалось от предыдущих. Только имя оставалось неизменным: Ламприер. Из каменных коридоров и туннелей своего логова Девятка отсылала обратно к Септимусу всех его эмиссаров, одного за другим, мертвыми. Но Септимус упорно продолжал свое дело: сын сменял отца, шло поколение за поколением, десятилетие за десятилетием, насильственная смерть стала родовым проклятием, и Ламприеры проходили перед Септимусом в прошлое и будущее длинной чередой мертвецов: они еще не успевали родиться, но уже были обречены сыграть роль мстителя-неудачника и погибнуть. И за всеми приговоренными к смерти Ламприерами теснились бесчисленные души рошельцев, жаждущие свободы, и цитадель продолжала пылать, и слова матери тянулись единственной нитью, связавшей воедино все жизни, оборвавшиеся в ту далекую ноябрьскую ночь. Дух Рошели взлетел высоко над землей и взглянул в бескрайние звездные пространства, которых он был еще не в силах достигнуть. Холодные огни сияли на пересечениях невидимых линий, сеткой координат покрывающих иссиня-черный купол ночного неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249