Стали попадаться веселые компании подмастерьев, хорошо одетые молодые женщины и общительные пьяницы, которые слонялись по улицам и предлагали друг другу выпить за наступающий Новый год, — только теперь Ламприер сообразил, что до Нового года осталось всего несколько минут. Но это открытие не отвлекло его мыслей, метавшихся между вдовой, леди де Вир и Джорджем Пеппардом, чьи печальные обстоятельства теперь стали для него куда яснее. Он снова задумался, почему все-таки этот человек ничего не сказал ему о той возможности, которую так недвусмысленно изложила Алиса де Вир. «Миллионы миллионов». Но Ламприер заставил себя признать, что в действительности эти посулы были не менее фантастичными, чем Кит Нигля, хотя в глубине души он чувствовал, что история, рассказанная вдовой, заключает в себе куда больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Но ведь Джордж Пеппард не мог не знать о скрытых возможностях соглашения. И, само собой, Компания купцов. Бедный Томас де Вир и Франсуа, чье отношение к своим компаньонам так изменилось во время осады и после осады…
Вопросы так и вертелись в голове Ламприера, словно акробаты, кружащиеся в воздухе, едва касаясь ногами земли. Где-то что-то потерялось. Киты, исчезнувшие корабли. Неверные замеры глубины. Ламприер продолжал свой путь по Флит-стрит и Стренду и наконец добрался до дома. Он засунул руки в карманы, и тут раздался громкий треск; Ламприер понял, что дыра в пальто, взятом Септимусом напрокат, увеличилась еще дюймов на шесть. И тогда ему в голову пришла идея.
Ламприер вошел в свой подъезд и поднялся по лестнице, но, не останавливаясь у своих дверей, он прошел еще один пролет лестницы и постучался в двери комнаты, находившейся прямо над его жилищем. В этот момент последние секунды уходящего года сдвинули стрелки часов, и один за другим зазвонили колокола храмов Святого Павла, Святого Климента, Святой Анны, Святой Марии на Стренде и Святой Марии у Савоя и других церквей, разбросанных по всему Лондону. В воздухе стоял нестройный перезвон. Ламприер слушал эти бесконечные оглушительные раскаты. Потом он попытался закрыть ладонями уши, но звон все равно был слышен. Наконец дверь отворилась и перед ним предстал низенький человечек с приплюснутым носом и злым лицом.
— Ну? — крикнул коротышка.
— Вы — портной? — заорал в ответ Ламприер, стараясь перекричать колокола.
— Ну да, — ответил тот.
— У меня порвалось пальто, — басом проревел Ламприер и показал дыру. — Я подумал, что вы могли бы починить его!
Портной посмотрел на пальто, потом на Ламприера.
— Я шью брюки, — завопил он.
— Понятно! — прокричал Ламприер. — Но вы могли бы просто зашить дырку!
Портной покачал головой.
— Только брюки, — повторил он, сделал шаг назад и захлопнул дверь. Шум постепенно стихал. Ламприер стоял в своем розовом пальто, покрытом пятнами грязи, и внимательно изучал дыру. «Дин-дон!» — раздался последний одинокий удар колокола, и снова наступила тишина. Ламприер спустился в свою комнату, где его ожидал словарь. Начался новый год. Толпа у трактира, таинственный спаситель, вдова со своими китами, три профессора с их Летающим Человеком — все это еще раз пронеслось в голове Ламприера, когда он сел за стол, взял перо и снова начал писать.
* * *
Ламприер. Это имя вцепилось в Назима мертвой хваткой, словно пять стальных пальцев стиснули его череп, сминая кости и вгрызаясь в нежную мякоть мозга. Первым был Бахадур. Он нашел это имя в Париже и вдобавок привез с собой его цену: на столько, сколько стоило имя, уменьшилась цена его души. «Мы меняемся изнутри!» — этот голос его тайных грез всегда звучал по-разному, никогда не повторялся. Вторым был наваб. Он, как ребенок, повторял про себя в прохладных залах дворца: «Ламприер»; а после раздался приказ: «Найди его, найди их всех!» Всю Девятку. Потом две женщины жаловались друг другу на свои несчастья в дождливую ночь и протянули ненароком ему, словно путеводную нить, это имя. Но когда он вышел из кофейни, нить порвалась. В тот день он потерял и Ле Мара, застыв в нерешительности между черной каретой и этим убийцей; ему помешала толпа на улице, а потом — тот идиот в кофейне. Он, видите ли, еще извинялся. Мысли Назима продолжали идти по стертым следам и еле слышным отголоскам. Имя Ламприера раздразнило всех затаившихся в его душе чудовищ и демонов, и все погребенные доселе кошмары восстали из могил, словно притворяющиеся живыми мертвецы. «Мы меняемся изнутри».
Девятка перестала быть единым существом, единой волей, и Назим это понимал. Дело Ле Мара с той женщиной в голубом платье не было безвредной шуткой. Целью заговора был Ламприер. «Канун Рождества» — это Назим услышал сквозь деревянную перегородку, но место названо не было. Его мог привести туда след черной кареты, но карета ускользнула от него. На следующее утро он возобновил наблюдения на пристани. Ле Мара появился совсем ненадолго, но Назиму этого было достаточно: он последовал за ним по улице Рэтклиф до дома в извозчичьих дворах к югу от Тауэр-стрит, к двери которого Ле Мара подобрал ключи. Когда Ле Мара вошел внутрь и исчез, Назим обошел вокруг дома. Дом оказался ближе к Темзе, чем он предполагал. «Город обманов», — подумал Назим, но ход его мыслей прервался, когда он заметил, что во всех окнах опущены шторы. А ведь сейчас был полдень.
Несколько часов прошло в бесполезном ожидании, и наконец Назим отважился подкрасться к черному ходу и заглянуть в щелочку над дверью. Зрелище, открывшееся ему, убедило его в том, что можно безнаказанно проникнуть внутрь. Когда Назим оказался за дверью, он только утвердился в своих пред-' положениях. Весь дом, от выложенного изразцами вестибюля до помещений для слуг на верхнем этаже, был совершенно пуст. Если не считать штор на окнах, скрывавших интерьер дома от любопытных взоров, то во всем здании не было ни мебели, ни каких-либо вещей. Поиски привели Назима в подвал, где все его подозрения подтвердились окончательно: в полу подвала между огромными каменными плитами скрывалась крышка люка. Она была заперта изнутри, и Назим понял это, даже не попытавшись открыть люк. Под крышкой находится шахта, а где-то под ней — Ле Мара. Здание было всего лишь воротами, но куда вели эти ворота? Для прямого столкновения время было неподходящим, и Назима удерживало воспоминание об ошибке Бахадура. Его время еще придет, и он будет по-настоящему готов к бою. Назим стоял над люком, ощущая толчки собственного пульса. Они были там, внизу, — вся Девятка. И возможно, Ламприер тоже был с ними.
Дни, оставшиеся до Рождества, приносили Назиму одни только разочарования; он не выяснил ничего нового. Он понимал, что против Ламприера что-то замышляют, но не мог понять что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249
Вопросы так и вертелись в голове Ламприера, словно акробаты, кружащиеся в воздухе, едва касаясь ногами земли. Где-то что-то потерялось. Киты, исчезнувшие корабли. Неверные замеры глубины. Ламприер продолжал свой путь по Флит-стрит и Стренду и наконец добрался до дома. Он засунул руки в карманы, и тут раздался громкий треск; Ламприер понял, что дыра в пальто, взятом Септимусом напрокат, увеличилась еще дюймов на шесть. И тогда ему в голову пришла идея.
Ламприер вошел в свой подъезд и поднялся по лестнице, но, не останавливаясь у своих дверей, он прошел еще один пролет лестницы и постучался в двери комнаты, находившейся прямо над его жилищем. В этот момент последние секунды уходящего года сдвинули стрелки часов, и один за другим зазвонили колокола храмов Святого Павла, Святого Климента, Святой Анны, Святой Марии на Стренде и Святой Марии у Савоя и других церквей, разбросанных по всему Лондону. В воздухе стоял нестройный перезвон. Ламприер слушал эти бесконечные оглушительные раскаты. Потом он попытался закрыть ладонями уши, но звон все равно был слышен. Наконец дверь отворилась и перед ним предстал низенький человечек с приплюснутым носом и злым лицом.
— Ну? — крикнул коротышка.
— Вы — портной? — заорал в ответ Ламприер, стараясь перекричать колокола.
— Ну да, — ответил тот.
— У меня порвалось пальто, — басом проревел Ламприер и показал дыру. — Я подумал, что вы могли бы починить его!
Портной посмотрел на пальто, потом на Ламприера.
— Я шью брюки, — завопил он.
— Понятно! — прокричал Ламприер. — Но вы могли бы просто зашить дырку!
Портной покачал головой.
— Только брюки, — повторил он, сделал шаг назад и захлопнул дверь. Шум постепенно стихал. Ламприер стоял в своем розовом пальто, покрытом пятнами грязи, и внимательно изучал дыру. «Дин-дон!» — раздался последний одинокий удар колокола, и снова наступила тишина. Ламприер спустился в свою комнату, где его ожидал словарь. Начался новый год. Толпа у трактира, таинственный спаситель, вдова со своими китами, три профессора с их Летающим Человеком — все это еще раз пронеслось в голове Ламприера, когда он сел за стол, взял перо и снова начал писать.
* * *
Ламприер. Это имя вцепилось в Назима мертвой хваткой, словно пять стальных пальцев стиснули его череп, сминая кости и вгрызаясь в нежную мякоть мозга. Первым был Бахадур. Он нашел это имя в Париже и вдобавок привез с собой его цену: на столько, сколько стоило имя, уменьшилась цена его души. «Мы меняемся изнутри!» — этот голос его тайных грез всегда звучал по-разному, никогда не повторялся. Вторым был наваб. Он, как ребенок, повторял про себя в прохладных залах дворца: «Ламприер»; а после раздался приказ: «Найди его, найди их всех!» Всю Девятку. Потом две женщины жаловались друг другу на свои несчастья в дождливую ночь и протянули ненароком ему, словно путеводную нить, это имя. Но когда он вышел из кофейни, нить порвалась. В тот день он потерял и Ле Мара, застыв в нерешительности между черной каретой и этим убийцей; ему помешала толпа на улице, а потом — тот идиот в кофейне. Он, видите ли, еще извинялся. Мысли Назима продолжали идти по стертым следам и еле слышным отголоскам. Имя Ламприера раздразнило всех затаившихся в его душе чудовищ и демонов, и все погребенные доселе кошмары восстали из могил, словно притворяющиеся живыми мертвецы. «Мы меняемся изнутри».
Девятка перестала быть единым существом, единой волей, и Назим это понимал. Дело Ле Мара с той женщиной в голубом платье не было безвредной шуткой. Целью заговора был Ламприер. «Канун Рождества» — это Назим услышал сквозь деревянную перегородку, но место названо не было. Его мог привести туда след черной кареты, но карета ускользнула от него. На следующее утро он возобновил наблюдения на пристани. Ле Мара появился совсем ненадолго, но Назиму этого было достаточно: он последовал за ним по улице Рэтклиф до дома в извозчичьих дворах к югу от Тауэр-стрит, к двери которого Ле Мара подобрал ключи. Когда Ле Мара вошел внутрь и исчез, Назим обошел вокруг дома. Дом оказался ближе к Темзе, чем он предполагал. «Город обманов», — подумал Назим, но ход его мыслей прервался, когда он заметил, что во всех окнах опущены шторы. А ведь сейчас был полдень.
Несколько часов прошло в бесполезном ожидании, и наконец Назим отважился подкрасться к черному ходу и заглянуть в щелочку над дверью. Зрелище, открывшееся ему, убедило его в том, что можно безнаказанно проникнуть внутрь. Когда Назим оказался за дверью, он только утвердился в своих пред-' положениях. Весь дом, от выложенного изразцами вестибюля до помещений для слуг на верхнем этаже, был совершенно пуст. Если не считать штор на окнах, скрывавших интерьер дома от любопытных взоров, то во всем здании не было ни мебели, ни каких-либо вещей. Поиски привели Назима в подвал, где все его подозрения подтвердились окончательно: в полу подвала между огромными каменными плитами скрывалась крышка люка. Она была заперта изнутри, и Назим понял это, даже не попытавшись открыть люк. Под крышкой находится шахта, а где-то под ней — Ле Мара. Здание было всего лишь воротами, но куда вели эти ворота? Для прямого столкновения время было неподходящим, и Назима удерживало воспоминание об ошибке Бахадура. Его время еще придет, и он будет по-настоящему готов к бою. Назим стоял над люком, ощущая толчки собственного пульса. Они были там, внизу, — вся Девятка. И возможно, Ламприер тоже был с ними.
Дни, оставшиеся до Рождества, приносили Назиму одни только разочарования; он не выяснил ничего нового. Он понимал, что против Ламприера что-то замышляют, но не мог понять что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249