ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Окна его были, как обычно, темны. Назим вошел через черный ход и спустился в подвал. Крышка люка в полу оказалась заперта, как он и предполагал. Назим снял с пояса лом и вставил его в щель между крышкой и полом. Потом он навалился на инструмент всем весом своего тела, крышка заскрипела, треснула и раскололась. Назим собрался с духом, отбросил ее прочь и заглянул в отверстие люка. Шахта уходила вниз и терялась в темноте. Вперед, сказал он себе, там его ждут.
Ламприер чувствовал, как тугой канат мускулов змеится вверх по спине и свивается в петлю где-то у основания черепа. Крошечный оранжевый огонек превратился в желтый, затем раскалился добела и начал разрастаться, пока беззвучный взрыв не заполнил все вокруг белым светом, потом свет погас, и он полетел под землю; тело его было плотней и тверже камней и скал, крошившихся в пыль на его пути, пока непреодолимая сила увлекала его все глубже. Он не мог ни видеть, ни слышать, не чувствовал ни вкуса, ни запаха, и ощущал лишь, как рассыпаются и расступаются перед ним пласты известняка. Он ощущал широкие извивы и волнообразные полосы пространства, проходя сквозь синклинали и антиклинали слоев горных пород и преодолевая спуски и подъемы их разрывов. Его голова была алмазом, конечности — закаленной сталью. Он чувствовал, как дрожит земля у него за спиной, и знал, что это Септимус. Он не останавливался и не оборачивался. Он скользил вдоль свинцовых жил, окутанных кальцитом, и через пласты ископаемых, мимо окаменевших морских лилий и кораллов. Холодная гладкая глина, красная от окисей, обтекала его со всех сторон, пока его тело разрезало один за другим слои напластований. Вокруг сочилась и капала вода из расщелин и разломов. Он чувствовал на себе ее живительные струи, тело его шипело и извергало клубы пара. Он был раскален добела. Полосатый мрамор, доломит и вкрапленный в породу периклаз крошились, как мел, на его пути, и он летел сквозь пласты глинистого сланца, мимо валунов и тяжелых залежей глины, через гнезда гремучего газа и колодцы с мертвым воздухом, в гранитную тьму, которая длилась и не кончалась, и он уже едва мог понять, движется он или уже остановился. Нисхождение замедлялось, камень становился все тверже и неподатливей. Дрожь за его спиной прекратилась. Он был внутри скалы.,
Камень давил на него со всех сторон, тысячи тонн камня, прижавшиеся к коже, лицу и глазам. Он был совершенно один. В сплошной тьме. Он попался в ловушку.
Ламприер открыл глаза, и в первую секунду ему показалось, что это длится его кошмар. Он лежал в сухой, как мука, пыли. Вокруг было темно. Он был тут один. Он повернул голову, и глухая боль поползла по плечам и отдалась в черепе. Во рту чувствовался отвратительный привкус. Ламприер поднес руки к лицу и проверил: очки были на нем. Он лежал на спине, голова и ноги его были слегка приподняты каким-то изгибом. Он был под землей. Немного полежав, вглядываясь во тьму, он понял, что темнота, окружавшая его, не была полной тьмой могилы. Поднеся руку к лицу, он мог сосчитать пальцы. Откуда-то просачивался слабый рассеянный свет, источник которого был непонятен, и в этом тусклом свете Ламприер разглядел, что лежит в туннеле, уходящем в обе стороны. Он заставил себя приподняться. Голова раскалывалась от тупой боли. Но он, как ни странно, был абсолютно спокоен.
Ему все стало ясно. Септимус с самого начала, еще в конторе Скьюера, вел с ним нечестную игру. Он был и остался предателем. Кастерлей был одним из членов «Каббалы», из тех, кто бежал из Рошели. Кастерлей был убийцей его отца, а может быть, и деда, и прадеда. С помощью Септимуса (он тоже один из них? или был нанят?) Кастерлей управлял им, как марионеткой. А Ламприер верил всему, что ему внушали. Смерть отца, смерть той женщины в яме у де Виров, смерть девушки на фабрике Коуда — эти убийства он связывал со своими фантазиями, он готов был поверить, что он в них виновен. Актеон, Даная, Ифигения. Ему навязывали роль Париса, о котором он сам написал в своем словаре, что он «сражался как трус». Причиной осады Трои и гибели троянцев была «безрассудная страсть» Париса… Пожалуй, Ламприер мог бы и раньше увидеть истину за этим маскарадом, если бы не… Но нет, он не Парис. И чувство его к Джульетте больше, чем просто безрассудная страсть.
Воздух в туннеле был теплым и неподвижным. Хотя он был в очках, в тусклом свете Ламприер улавливал только общие очертания места, где он находился. В нескольких ярдах слева от себя он различил какую-то темную фигуру — Ламприер пополз к этой фигуре, но стоило ему сдвинуться с места, как все вокруг исчезло в плотном черном облаке. Пыль 'была такой сухой и тонкой, что при малейшем движении она взлетала в воздух огромными клубами. Вдохнув, Ламприер закашлялся, и облако стало еще гуще. Пыль ослепляла и мешала дышать. Он замер на месте с закрытыми глазами. Когда через несколько минут он открыл глаза, пыль осела, и вновь появился слабый свет. Он осторожно смахнул с лица и очков слой пыли. Свет стал теперь ярче и имел желтоватый оттенок. Темная фигура оставалась на том же месте, теперь Ламприеру казалось, что это человек, который лежит в таком же положении, как и он сам. Но ее уже скрывали от его взора невысокие завихрения пыли. Она поднималась под ногами человека, который с фонарем в руках двигался по направлению к Ламприеру. Теперь он уже слышал мягкое шуршание шагов, свет приближался, и вместе с ним облако пыли. Глаза Ламприера слезились, ноздри были забиты. Он ничего не видел за этой мерзостью. Шаги умолкли, фонарь повис над его головой. Ламприер хотел заговорить, но только закашлялся. Наконец пыль улеглась, и он посмотрел наверх и увидел того, кто подошел к нему. Он ожидал увидеть Септимуса, Кастерлея, даже Джульетту, но никак не этого человека. Он не мог оказаться здесь, он был на Джерси, в том невероятно далеком мире, где был его родной дом. Он увидел знакомое с детства лицо. Это был лучший друг отца. Это к нему в тот последний летний день направлялся отец, это он не дождался Шарля и пошел ему навстречу и нашел в полях у Бланш-Пьер обезумевшего от страшного зрелища отцовской смерти, почти невменяемого сына. Сколько веков прошло с этого дня…
В желтом свете фонаря лицо друга и компаньона отца было спокойно, он глядел на Ламприера без всякого удивления.
— Джейк! — только и смог сказать Ламприер.
— Жак, — поправил его Жак и наклонился, чтобы помочь Ламприеру подняться.
В голове Ламприера завертелось множество серьезных и важных вопросов, но Ламприер ничего не спросил.
Они шли вдвоем по извилистым переходам и сводчатым пещерам Зверя, и вопросы замирали на губах, словно одно присутствие здесь Джейка давало исчерпывающий ответ на любые вопросы. Как еще он мог бы здесь оказаться, если не…
Потом пыль улеглась, и Ламприер окончательно онемел, отчетливо увидев темную фигуру, которую заметил еще раньше, но не смог разглядеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249