А почетный эскорт подразумевал бы молчаливую готовность к примирению и неотвратимый конец войны. В пользу последнего варианта говорила зашедшая в тупик ситуация под Белградом и участившиеся антиоттоманские мятежи в Сербии. Что же касается клетки, она представляла собой шаткую возможность компромисса. Если интернунций перенесет это заключение и выживет, то и прекрасно. Если же нет — так тому и быть, в конце концов, он тоже был врагом. Эта клетка означала поворотную точку во всей войне. На ней сходились все «за» и «против», раздававшиеся в стенах Дивана, все попытки сбалансировать политические планы и практические действия, и мерцающий пенный след в кильватере «Тесрифати» был таинственно связан с влажным узором на простынях императора Иосифа. И «Тесрифати» был всего лишь сигнальным огнем на поверхности моря. Мятежное суденышко, покачивавшееся на безбрежном морском просторе, тоже являлось всего лишь одним из множества сигнальных огней, вспыхнувших в эту ночь в Европе. Крестьяне, роптавшие на изнуряющий труд; взбунтовавшиеся против директора лилипуты в магдебургском цирке; анабаптистская закваска, бродившая в Тюрингии, — эти огоньки тоже зажигались и гасли в ночной тьме, сигнализируя о своем существовании. В апреле расстановка сил еще оставалась неясной, но подспудные движения усиливались, прорываясь на поверхность все чаще, маяков и сигнальных огней будет все больше, пока вдали не покажутся долгожданные очертания последнего пролива перед гаванью. Так послание, отправленное с помощью гелиографа, проходит вспышками огней через многочисленные пересыльные станции, с вершины горы — на колокольню, со сторожевой башни — на скалу, сверкающими линиями между точками X и Y , направленными по четко выверенной дуге в точно установленное время, согласно расписанию приема и передачи. По сравнению с этой широко раскинувшейся сетью, с ее яркой жизнью, не ведающей ни ошибок, ни сбоев, само послание кажется малозначительным, как ничтожное письмецо — в сравнении с могущественной системой почтовых служб, или весточка, привязанная к ноге птицы, — в сравнении с захватывающим дух полетом почтового голубя. Так и это послание, плывущее по морю апрельской ночью, — ничто в сравнении с породившей его системой. Вся проблема—в масштабе, в том, насколько сопоставима одна крошечная личность с гигантской системой единой европейской политики. Извержения вулкана покажутся простому смертному случайными и совершенно непредсказуемыми, вопреки целым зонам, уходящим в недрах земли на их подготовку, вопреки непрестанным сейсмическим сдвигам земной коры, — но разве в человеческих силах соотнести яростную мощь взрывной волны и град расплавленных камней, извергающихся из жерла вулкана, преодолевая за секунду тысячи футов, — с тем незаметным тектоническим движением — дюйм за век, — что подготовило и вызвало этот взрыв? Промежуточного состояния не существует, и разве что примитивное гадание рискует заполнить пропасть между созреванием и свершением. Могут ли простыни императора Иосифа впрямь служить предзнаменованием путешествия «Тесрифати», начавшегося в эту апрельскую ночь? Такие загадки и плодят бесчисленных шарлатанов. От невозможности выбрать подходящую точку зрения на мировые события гаруспикам приходится гадать по внутренностям животных, авгурам — по полету птиц, иным прибегать к геомантии и другим разнообразным способам предсказания судеб. И казалось бы, вполне невинные вещи внезапно обретают необъяснимое могущество, становясь предвестниками катастроф. Взять, к примеру, хотя бы апельсиновые деревья.
В изначальном плане Ле Нотра это просматривалось совершенно отчетливо. Апельсиновые деревья располагались стройными рядами, начинаясь с двух сторон террасы, которой заканчивалась задняя стена дворца, и доходили до искусственного озера. Первый в жизни Людовика учитель математики говорил ему, что параллельные линии встречаются в точке, бесконечно удаленной от наблюдателя, то есть, что само собой разумеется, — у подножия престола Господа Бога; Людовику больше нравилась эта метафора, чем точное определение, и он часто вспоминал ее, смутно ассоциируя с собственным троном, освященным божественной властью. Сидя на террасе после дневного официального приема, он находил некоторое утешение в созерцании длинных, ровных рядов апельсиновых деревьев, посаженных в квадратные деревянные горшки и аккуратно подстриженных. Они убегали к озеру. Стоило только прищуриться, как линии встречались, и Бог оказывался в озере.
Изменения начались месяц назад: какие-то незначительные перестановки, которые, впрочем, стали еще больше бросаться в глаза к концу марта. В апреле их уже невозможно было не заметить. Апельсиновые ряды теперь сходились в одну точку. Сначала Людовик подумал, что какой-нибудь чересчур усердный лизоблюд потихоньку переставляет их по ночам при свете луны, ожидая только монаршего знака, чтобы раскрыть свою преданность. Естественно, король заулыбался во весь рот в сторону деревьев, захлопал в ладоши и, приглашая на террасу, приветливо воскликнул: «Ха-ха!» Но никто не появился. Тогда Людовик решил, что это куролесят садовники. У деревьев расставили караул, но стражники никого не поймали. Итак, к заботам короля добавилось еще и непонятное поведение апельсиновых деревьев, некогда служивших ему самым явственным символом нерушимого порядка вещей.
А забот у Людовика хватало. В Вандее вероломные таможенники занялись разбоем, установив свою собственную систему пошлин через организацию, которую король на всякий случай упразднил. Офицеры, посланные для подавления негодных ослушников, подверглись жесточайшим преследованиям; угрожали даже их семьям. Мятежный парламент несколько поутих, когда Его Величество объявил об отмене lettre de cachet , и на какое-то время Людовик почувствовал себя в безопасности. Но теперь его решение обернулось против него. При словах «налоговая реформа» он всякий раз испытывал приступ острой депрессии и начинал гадать, какие бедствия разразятся после его очередного указа. Когда он ничего не предпринимал, события разворачивались вокруг помимо его воли. А когда он предпринимал что-то, весь мир кругом застывал в неподвижности. К тому же его беспокоили эти апельсиновые деревья.
Конечно, его план возобновления торговли женскими часами не вызвал особых осложнений, как и утверждение нового состава чиновников Управления морских дел. И все же обстоятельства словно сговорились действовать королю наперекор. Отчеты банковских директоров на генеральном собрании вызвали скандал, который просочился в прессу и еще больше был раздут газетчиками, а отставка месье Кабура только усилила скандальную ситуацию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249