ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Радж подтвердил, что он назвал себя «Джоном Смитом» и что его же видели в Кингз-Армз в ночь убийства Розали. Это был один и тот же человек — «Джон Смит».
Сэр Джон ждал в своем кабинете свидетелей, приглашенных повестками. Он не находил изъяна в логике своих рассуждений. В причинно-следственной цепочке, связывавшей все убийства, казалось, не было разрыва. И все же что-то мешало ему согласиться с этой складной логической схемой, что-то подсказывало ему, что все эти улики ведут следствие по ложному пути, что он лишь безвольно подчиняется своим рассуждениям, которые работают не на него, а на других хозяев. Сомнения клубились в его мозгу, все больше запутывая дело об убийствах и добавляя ему новых хлопот. В дверь постучали.
— Войдите! — ответил сэр Джон.
Он услышал, как дверь отворилась и раздались суетливые шажки.
— Садитесь, мистер Пеппард, — сэр Джон указал ему на стул перед собой.
— Сэр Джон, — усевшись, произнес вместо приветствия Теобальд.
— Вы Теобальд Пеппард, брат покойного Джорджа, служащий Торгового дома Ост-Индской компании на Леднхолл-стрит?
— Главный архивариус и хранитель корреспонденции. Да, это я, — ответил Теобальд. Сэр Джон подался вперед.
— В тот вечер, когда было обнаружено тело вашего брата, вы пришли к Джорджу в обществе некоего джентльмена. Вы помните это?
— Естественно, сэр Джон, разве могло случиться, чтобы я забыл смерть своего родного брата?
«Ведь случилось же, что, когда доброе имя вашего брата пошло на дно за компанию с „Фолмаутом“ и его капитаном, вы забыли о нем на целых двадцать лет», — подумал сэр Джон.
Но вслух он сказал:
— Вы помните имя вашего приятеля, который был с вами тем вечером?
— Он мне не приятель! Ни в коей степени! Я впервые увидел его только в тот вечер, и он пытался втянуть Джорджа в отвратительную аферу. Представляете себе, он хотел вовлечь его в шантаж! Должен сказать, что у меня есть определенные подозрения насчет этого джентльмена…
— Это само собой разумеется, — попытался прервать поток его красноречия сэр Джон. — Но как его зовут, мистер Пеппард?
— Ламприер, — с готовностью ответил Теобальд, — Лам-при-ер, с ударением на последнем слоге… — Теобальд взмахнул рукой, изображая. ударение. — … ер.
Сэр Джон тихо вздохнул.
* * *
Гость из будущего блуждал по призрачному городу, бродил среди теней богов и героев, по узким сумеречным улицам. Здесь некогда могущественные боги превратились в местных божков, ларов и лемуров из забытых могил. Гость видел неудачливого прорицателя Лаокоона, чьи предупреждения теперь уже ничего не предотвратят, потому что предупреждать некого. Он видел обладавших даром прорицания Нерея и Энону, которая предсказала Парису, чем закончится его приключение и как он найдет свою смерть, но и ее пророчество было бесполезным, как всегда; Ларга и Лайда шли рука об руку, насмехаясь над тенью Ликурга, а тот ковылял на своих обрубках по совершенно одинаковым улицам: высокие стены, ровные плиты, настолько чистые, что, казалось, здесь беспрерывно трудятся невидимые подметальщики улиц, стремясь уничтожить малейшие следы обитателей города. Макко что-то бормочет, а Мандана искоса поглядывает на своего конюха. Манто молчит, потому что здесь уже нечего предсказывать. Гордыня Ниобы тащится за ней шлейфом, теряющимся в тенях. Одатида роняет горчайшие слезы, и они падают на плиты мостовой и тотчас испаряются, а рядом с ней стоит Пасифая, ожидая своего любовника с терпением, порожденным уверенностью, что он никогда не придет; Минотавр не родится и не будет убит в лабиринте Тесеем, который никогда не спасется ради того, чтобы оставить свою сообщницу на пустынном берегу Наксоса. Он никогда не вернется. Она никогда не будет ждать его. Пенелопа будет день за днем ткать свое покрывало и ночь за ночью расплетать дневную работу, и так будет вечно, ибо ее супруг никогда не достигнет берегов Итаки. Он бродит здесь, пепельно-бледный и бесплотный, как и все вокруг, серый призрак на призрачных улицах, по которым бесконечной вереницей ходят тени. Тесей и Пирифой пройдут мимо и не узнают друг друга; Волумний и Лукулл забыли старую дружбу. Ксенодика со своей матерью тоже проходили где-то здесь, поблизости; здесь же была и Зенобия, знающая, что ее дитя затерялось на однообразных улицах бесконечного города, замкнутого в точке пересечения пространства и времени, города, который был и первым Римом, и вторым, и третьим, и четвертым, и всеми Римами сразу, и Карфагеном, и всеми городами, слившимися в одно целое так, что каждый камень на мостовой принадлежат сразу тысяче городов, каждая стена рушилась тысячу раз, каждые ворота вели к одному и тому же унылому виду — в каменистую пустыню, раскинувшуюся в бескрайнем пространстве, лишенном света.
Гость из будущего продолжал здесь свои поиски, ибо этот призрачный город материализовался в его словаре, пополнявшемся за счет этих улиц и этих прохожих. Гость был посредником, связующей нитью между двумя отражениями одного и того же прошлого: городом и книгой. Лица делались все более прозрачными, улицы сближались, образуя невидимый центр, путь становился все круче. Теперь прохожих стало меньше, они двигались на ощупь, как слепые, потому что света стало больше, расступились нависавшие крыши, и стали видны широкие плиты серого камня. Гость порой еще замечал еле видные, съежившиеся тени, но они таяли даже от легкого прикосновения. Гость видел, как они превращаются в ничто, но знал, что они покоятся в, безопасности в ровных строках книжных страниц, как тела, выброшенные морем после кораблекрушения, лежащие рядами вдоль длинного побережья. В центре города была крепость, и гость уже издали видел, как запираются ее двери и с лязгом задвигаются тяжелые железные засовы: ведь она была там, внутри, там было все, что он искал, за этими огромными воротами, и гость колотил кулаками по железным дверям: бабах! бабах!… бабах! бабах!
— Джон! — Бабах! — Ты здесь?
Рука Ламприера дрогнула, и статья о Ксенодике украсилась кляксой.
— Джон!
— Да! Минутку… — Он промокнул кляксу и бросился к двери. Септимус, бесцеремонно отодвинув его, прошел в комнату.
— Ах! — воскликнул он, добавив свои усилия по промоканию кляксы, и она наконец высохла. — Чудесная работа!
Он перебрал статьи, вытащив одну наугад.
— Еще не подписал?
Ламприер поставил подпись и дату, пытаясь собраться с мыслями.
Он работал и грезил наяву, перенося тени и призраки на страницы словаря. Септимус потряс толстой стопкой законченных статей в знак одобрения такого трудолюбия. Словарь близился к концу. Еще месяц — и призрачный серый город опустеет, все его обитатели превратятся в заголовки статей. Септимус тем временем уже рассказывал ему о каком-то странном происшествии, в котором были замешаны Боксер и Уорбуртон-Бурлей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249