— Но ты же говорила… Ты говорила мне, что он для тебя ничего не значит, ровным счетом ничего…
Джульетта повернулась к нему, лицо ее исказилось.
— Я говорю не о виконте, неужели ты не понимаешь? Ты что, не понимаешь? Мой настоящий отец! Неужели ты не понял? Неужели ты не догадался, что мы с тобой натворили?
Обуглившиеся стены оперного театра начали осыпаться вовнутрь. Высокие арки фасада обрушились, и из проломов вырвались наружу языки пламени. Казалось, оперный театр тает, плавится, оседает и съеживается, выбросив напоследок в небеса грибообразное облако пепла и пыли в знак своей окончательной гибели.
* * *
Вниз по течению, на волне отлива, мимо Шедуэлла, мимо Собачьего острова, мимо дворов Блэкуолла и мерцающих огней Грейвсенда, через отмели и банки устья Темзы в открытое море. Матросы «Вендрагона» молча трудились над поскрипывавшими снастями, когда паруса корабля поймали поток ветра, увлекшего судно на юг, через Ла-Манш, к ожидающей их Ла-Рошели. Эбен, Рой, Уилберфорс и Петер Раткаэль-Герберт стояли на шканцах и смотрели на работу матросов. Нигль расхаживал взад-вперед по палубам, проходя мимо четверых пассажиров и никого не узнавая. Море было как черненое серебро, лунный свет выхватывал из тьмы гребешки волн, вдалеке мерцали маяками огни западных портов, но корабль не обращал на них внимания, проплывал мимо, устремляясь дальше, на юг. Нос корабля неутомимо рассекал волны, и капитан Гардиан вспомнил, какие бывают ночи в Южно-Китайском море. Воздух такой спокойный и теплый, небеса такие чистые…
Команда «Вендрагона» ставила парус. Полотно раздулось под ветром, корабль мчался вперед, оставляя позади пенистую дорожку. Уилберфорс смотрел, как по левому борту мелькают знакомые ландшафты. Словно в зеркальном отражении повторялось последнее путешествие «Сердца Света». Над низким побережьем сверкнули огни Шербура и Лорьяна. Мысы и скалы расплывались во мгле, но Уилберфорс помнил в подробностях каждый из них. Он думал о том, какие странствия выпали на долю несущего их корабля, о его однообразных маршрутах с востока на запад, с юга на север и обратно. Он представлял себе воды Средиземного моря там, где они смыкаются с Атлантикой, там, где море превращается в океан, и перед его мысленным взором они представали испещренными многочисленными следами и линиями, словно лед на катке, — следами, которые «Вендрагон» год за годом оставлял в этих водах. Какое еще море на свете выдержало столько путешествий, какие воды так утомлены и изношены? Гигантские зигзаги тающих кильватерных следов пролегли на поверхности океана. Светящиеся ковры водорослей и водяные смерчи — вот истинные координаты, меняющиеся с каждым мгновением, никогда не застывающие в неподвижности. Стая китов — это остров; обломки кораблекрушения — невидимые знаки пересечения долгот и широт. Главная тайна — не у полюсов, а повсюду, рассеянная, растворенная в бескрайних океанских просторах. Уилберфорс взглянул назад, за корму, и еще раз убедился в том, что последний путь «Сердца Света» повторяется в мерцающем и гаснущем кильватере «Вендрагона».
По левому борту промелькнула темная Вандея, и земля отступила в изгибе береговой линии. Маленький островок, казалось, поднял якорь и отплыл от берега, когда «Вендрагон» приблизился к нему. Петер Раткаэль-Герберт искоса взглянул на Уилберфорса и показал ему на слабый огонек, блестевший на одном из мысов. В эту секунду корабль резко повернул влево, меняя курс, и направился к этому мысу. Четверо пассажиров смотрели, как слабый огонек, приближаясь, делается все ярче. Зеленый маяк подавал сигналы «Вендрагону», маня его к берегу.
— Здесь мы остановимся, — убежденно произнес Эбен.
— А где мы? — спросил Петер Раткаэль-Герберт.
— Это остров Ре. — Уилберфорс указал на темный островок, оставшийся теперь по правому борту. — Значит, мы где-то лигах в четырех от Рошели.
* * *
Оперный театр превратился в груду тлеющих углей. К нему бежали люди с ведрами. Но было уже слишком поздно. Мятежников не стало. По улицам бродили только кучки перепуганных людей с дымными факелами. На лицах их было удивленное выражение, словно они ожидали от своих усилий совсем других результатов. Туча пепла, поднявшаяся в воздух, постепенно оседала, черные конфетти осыпали Ламприера и Джульетту.
— Виконт сказал тебе? Он назвал имя? — спросил он ее.
Джульетта кивнула.
— Кто он?
В воздухе над их головами кружились и пропадали обрывки бумаги. Висел запах гари. Крохотные бумажные клочки складывались в строки, расписка — «вручить мадам К.»… «Прости меня, Марианна…»
Вся короткая жизнь Джульетты замкнулась петлей, возвращая ее назад, в Париж, на улицу Рю-Бушер-де-Дю-Буль, в ту ночь, когда шел ужасный ливень. Точно ли Кастерлей выследил ее прошлое?
Джульетта снова видела, как она выходит из кареты, как кладет ладонь на стол в библиотеке. Они бродили во тьме незнания. Неведение. Они спаслись из подземелья, но Ламприер отпустил ее тогда, в архиве, и навсегда потерял. Ее лицо уносилось прочь от него за окном кареты, растворяясь во тьме. Джульетта лежала рядом с ним на узкой постели, голодными устами прижимаясь к нему, так неожиданно ставшему ее возлюбленным. Его так просто было сделать счастливым. Шарль в чужой комнате за столом писал письмо жене. Значки, буквы, строки собирались в чудовищный механизм, шифр, ключ и к нему, и к ней, но против их союза, и механизм Кастерлея в конце концов загнал их в эту точку, где Джульетта с помертвевшим лицом повернулась к Ламприеру и ответила:
— Твой отец. Твой, как и мой.
* * *
Мальчик, спотыкаясь, тащил его бегом на север, мимо Епископских Ворот, потом на запад, через лабиринт переулков под Лондонской Стеной, и где они шли потом, сэр Джон перестал понимать. Он чувствовал под ногами слякоть, затем твердую землю, булыжники мостовой, каменные плиты и доски. Он слышал легкие шаги поводыря, бегущего впереди, и время от времени до него доносился далекий рев толпы. Он не различал поворотов и петель избранной поводырем дороги и не мог понять, то ли они пробираются по какой-нибудь узкой безлюдной улочке, то ли бегут у всех на виду посередине Стренда. Когда сэр Джон обращался к своему проводнику, тот отвечал, но так, что слепой ничего не мог понять. Они приближаются к такому-то переулку по Мэгпай или заворачивают за угол от Сильверо. Мэгпай. Сильверо. Топография, которой пользовался мальчишка, была совершенно незнакома сэру Джону.
— Подождите здесь, сэр Джон.
Он остановился и перевел дыхание. Мальчик пробежал немного вперед. Прошла минута или две; сэр Джон прислушивался к ударам своего бешено колотящегося сердца. Потом поводырь вернулся.
— Впереди все чисто, сэр Джон.
Сэр Джон позволил завести себя за угол и окунулся в тишину соседней улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249