ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Сэр Джон сильно отставал, пока поводырь, лязгая цепью, вел его по Боу-стрит. Он отставал почти на месяц. Поводырь внезапно остановился.
— Что еще? — проворчал сэр Джон. Он надеялся, что сможет снять цепь и ошейник. С этой цепью они выглядели не очень-то красиво.
— Похороны, сэр, — ответил мальчик. Сэр Джон еще раз выругался.
— Катафалк пуст, — сказал он поводырю, очередной раз подкрепив свою репутацию ясновидца.
— Да, сэр, — ответил мальчик. — Но мы не можем перейти на другую сторону, сэр, из-за фургонов.
Сэр Джон стоял и слушал, как двадцать семь фургонов медленно проезжают мимо.
— Хороший мальчик, — сказал он. Пожалуй, можно будет снять цепь. Снова вернуться к веревке.
Когда фургоны проехали, сэр Джон и его поводырь пошли дальше. Сэр Джон думал о катафалке и на мгновение даже почувствовал укол совести за то, что не пришел на похороны. Потом он вспомнил о разговоре в мертвецкой, из-за которого опоздал. Эти две мысли слились в одну, и сэр Джон насладился мимолетным чувством спокойствия от одной маленькой определенности, которую породило это слияние. Убийство Джорджа Пеппарда, история Теобальда, Ламприер и эта чушь насчет старинного соглашения были такой безумной путаницей полуправд, с которой Алиса де Вир уж точно не согласилась бы иметь дело.
* * *
Дон-н-н!
Алиса де Вир, леди Брейтская, вдова покойного 11-го графа и мать 12-го, мирно скончалась во время инспекции дренажного проекта своего сына в пятницу, девятого июля, в три часа пополудни.
Дон-н-н!
Все попытки привести ее в чувство оказались бесплодными, и ее убитый горем сын Эдмунд стал готовиться к похоронам, которые должны будут состояться пятью днями позже в церкви Святой Анны на Дин-стрит.
Дон-н-н!
И вот, разослав извещения, заказав носильщиков и катафалк, Эдмунд де Вир стоял в церкви и слушал, как викарий, чей предшественник пятьдесят лет назад венчал покойную с графом де Виром, детально припоминал жизнь графини длиной в семьдесят два года. Рядом с графом стоял Джон Ламприер. Эти двое и составляли всех провожавших графиню в последний путь.
Викарий обращался к ним, стараясь не глядеть на пустые ряды, протянувшиеся у них за спинами. Кроме Ламприера, никто не посчитал нужным прийти на похороны.
Позже Ламприер сидел с графом в трактире на Бервик-стрит. Граф заказал стакан портера, потом еще один. Ламприер смотрел, как к Эдмунду возвращается самообладание и речь его становится четче с каждым глотком пива.
— Это произошло так внезапно, — сказал он. — Мы осматривали дренажную систему в западном выгоне.
— А-а-а, — отозвался Ламприер, припомнив этот проект, упоминавшийся при его единственной встрече с Алисой де Вир.
— Думаю, она была удивлена эффективностью. Или ее недостатком. Дыра в земле, кран… Не на что смотреть.
— Так это был дренажный проект? — Ламприер подался вперед, вспомнив черную руку, качавшуюся на фоне ночного неба, и сверкающую яму. — Это он и был?
— Да, — граф откинулся на спинку стула. — Я и сам ожидал большего. Мне обещали нечто большее. Вообще-то я сегодня зол на Септимуса по нескольким причинам.
— Септимус? А что он…
— Порекомендовал мне инженеров, представил их, дал гарантии. А теперь они бесследно исчезли. Впрочем, сейчас это едва ли имеет значение. Моя мать возражала против этой затеи с самого начала; у нее были свои слабости.
Ламприер молча переваривал новости о Септимусе.
— Она говорила о вас за несколько дней до смерти.
Ламприер снова поднял голову.
— Все те же навязчивые идеи. Тайное соглашение, четвертый граф, сказочное сокровище, спрятанное бог весть где, вы, Компания… — Граф отхлебнул большой глоток портера.
Ламприер наморщил лоб. В трактире стояла удушающая жара. Внезапно граф взорвался:
— И никто из них даже и не подумал прийти! Ни один!
Ламприера застали врасплох. Он все время думал об этом в пустой церкви. И вот наступил момент, которого он страшился с той секунды, как закончилась служба. И вот теперь он выслушивал свои собственные извинения за тех людей, о которых он не знал ничего, кроме факта их отсутствия на похоронах. Он говорил о жаре, о сломанных каретах, о заторах на дорогах, о «трудовом конфликте», о неверно понятых извещениях и даже о Фарине, хотя те люди, которых он оправдывал, были известны ему лишь мельком: случайно брошенная фраза Столкарта, разочарование Майярде, повелительный взор герцогини, хихиканье племянниц, прикрывающихся веерами. Все они ошиблись, были введены в заблуждение, не смогли добраться до церкви или были задержаны неотложными делами. Но когда Ламприер дошел до общих друзей, его изобретательность истощилась.
— Я-то думал, по крайней мере, придут члены клуба, — голос графа дрожал. — Я сказал Уолтеру позавчера. Он должен был известить всех. Я думал, по крайней мере, Септимус придет или Лидия, ты же знаешь, она такая заботливая. Я думал, она… — Выражение лица графа немного смягчилось. — Я просто думал, что могу рассчитывать на Лидию, понимаешь? Я вправду думал…
Ламприеру немедленно стало ясно, что Уолтер Уорбуртон-Бурлей не сказал в Поросячьем клубе ни слова о похоронах, и он тут же высказал свое предположение Эдмунду де Виру. Граф покорно кивнул, но Ламприер видел, что его мысли уже блуждают где-то далеко.
— Лидия не могла знать, — добавил он, и граф снова кивнул. Потом он поднял голову и взглянул в открытое окно за спиной Ламприера. Ламприер повернулся и обвел взглядом верхние этажи здания на другой стороне улицы, где находилась булочная. Окна были открыты, в одной из комнат прибиралась служанка.
— Красивая герань, — произнес граф, указав на ряд цветочных горшков на подоконниках, выставленных на солнышко, и теперь Ламприеру настал черед кивать. — Но как это невежливо с моей стороны! — внезапно воскликнул он.
Ламприер быстро повернулся к нему в удивлении.
— Я здесь сижу и жалуюсь на свои несчастья. А вам, должно быть, противно. Лучше расскажите, как продвигается ваш великий труд. До какой буквы уже дошли?
Где-то перед буквой «А» и где-то после буквы «Z », прикованный к центру своей книги и цепляющийся за ее самые дальние края, Ламприер был рассечен надвое и четвертован близящимся к завершению словарем. Это был его чудовищный монумент самому себе, продолжение Джона Ламприера. Словарь поглотил Ламприера, подменил его собой и высосал из него все соки. Ламприер поднимался с постели на рассвете и сидел за письменным столом, потихоньку плавясь от июньской жары и глядя на рукопись, лежащую перед ним, то с гордостью и радостью, то со скукой. Бывали дни, когда ему хотелось бегать по улицам и кричать от счастья, а в другие дни он был готов сжечь всю свою работу. Теперь он начинал видеть смысл в том, что Септимус так быстро забирал готовые статьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249