Ведь был же в действительности тот поцелуй, первый в его жизни, который она подарила ему в библиотеке на Джерси. Она действительно коснулась его щеки губами, она почти обнимала его, помогая подняться, когда он упал тогда, у церкви. Разве этого мало? Эти незабываемые воспоминания заставляли его вновь и вновь строить свои воздушные замки; время от времени он встряхивался, протирал кулаками глаза, потягивался и опять слонялся по комнате. Ламприер жил в ожидании знаков, роковых встреч, знамения небес. Септимус и Лидия, Уорбуртон-Бурлей и даже Боксер — у всех была уверенность в себе, и, наверное, она их защищала. Казалось, все были уверены в себе. Это касалось и Джульетты. Но у него, у Ламприера, уверенности не было.
В сером небе громоздились черные тучи, похожие на затонувшие корабли, и Вестминстерский мост тонул в сгустившихся сумерках. Ламприер понял, что Септимус уже не придет и при этом его друга не замучают угрызения совести. Было уже полседьмого. Ламприер купил несколько яблок, перешел мост и направился к югу, к фабрике Коуда, машинально перебирая в памяти все, что он о ней знал.
— Эти садовые скульптуры — такие забавные штуковины, — сказал ему Септимус два дня назад. — Они украшают и дома, и сады по всему городу. Фабрика производит их уже двадцать лет. Их делают из камня Коуда.
— А я их никогда не встречал, — ответил Ламприер. — А что такое камень Коуда?
— Очень занятный материал: выглядит совсем как камень и такой же прочный. А стоит намного дешевле. Его изготовление — секрет владельцев. Говорят, что его получают из какого-то особого сорта глины, вроде каолина. Рецепт изготовления хранится в тайне. А для статуй делают формы, потом заливают в них эту массу, она твердеет. И в конце их еще обжигают в громадных печах на фабрике. И как же ты их не встречал? Ты должен был их видеть в саду у де Виров — такие милые дельфины. У Эдмунда их пара — стоят в начале аллеи. Ну так вот, они от Коуда.
Ламприер не припомнил дельфинов, но зато хорошо помнил, как из окна Вороньего Гнезда смотрел на развалившийся ящик и открывшуюся взорам статую Нептуна.
— Значит, они грузят на корабль такие статуи в ящиках, — говорил Септимус, доставая бутылку из кармана и озирая комнату в поисках стакана. — Ну и что? Что в этом особенного?
Ламприер вспомнил о своем обещании, которое он с вызовом выкрикнул вдогонку удалявшемуся Теобальду Пеппарду в переулке Синего якоря, о Джордже, нашедшем смерть в своей убогой постели. Он вспомнил о предостережении своего покойного друга и о предостережении капитана Гардиана. Он подумал, что убийце расправиться с ним ничуть не труднее, чем с Джорджем, и о том, как это ему самому пока удается избегнуть беды. Потом он взглянул на Септимуса.
— Мне нужна твоя помощь, — сказал он. Теперь река осталась у него за спиной, к северу от беспорядочно разбросанных улиц Нью-Роуд. В воздухе повисла зеленоватая дымка.
Розовое вино лилось в стакан. Септимус слушал довольно бессвязную историю о пропавших кораблях и кораблях, снова возникших из небытия, о китах, упаковочных ящиках и статуе Нептуна, о страховке и о глубине ла-рошельской гавани. Он выслушал все подозрения Ламприера по поводу соглашения и узнал, что этот старый документ уже стоил жизни человеку, а может быть, не ему одному.
— Пеппард знал, что корабль здесь, в Лондоне, но не знал зачем. Именно поэтому я должен попасть на фабрику и выяснить это, — завершил свой монолог Ламприер.
Должен? Раздражение, которое Септимус постоянно вызывал у Ламприера своим легкомыслием и беспечностью, постоянно боролось в нем с потребностью поделиться с кем-нибудь своими последними открытиями. Кому он мог рассказать обо всем? Кто его выслушает? Он снова перебрал все факты, которыми располагал. «Фолмаут» стоял на лондонской пристани, скрывшись под псевдонимом «Вендрагон». На него грузили статуи. Много десятилетий назад Франсуа Ламприер заключил соглашение с Томасом де Виром. Что-то очень давно произошло в Ла-Рошели. Джордж был убит. Эти факты не давали ему покоя. Как они были связаны? Но еще одна сцена постоянно прокручивалась перед его мысленным взором: его отец переворачивается на мелководье, приподнимая разорванную кисть руки, словно пытаясь защититься от опасности, которая уже настигла его. Кровь окрасила воду, озеро, тяжелые серые облака, свора собак и обнаженная девушка, выходящая из воды. Эта сцена с неуклонной последовательностью вспыхивала в нем так внезапно, будто какая-то упругая металлическая спираль вдруг резко раскручивалась в его мозгу. «Зубы вопьются собак в сердце твое». И еще: та женщина в сиянии бронзовой ямы, ее изуродованное лицо, корчащееся в конвульсиях тело, шипение расплавленного металла и этот невыносимый запах. Золотой дождь в медной башне. Давно погребенные вековечные легенды вырывались из древних гробниц и оживали в вещественной плоти земной… Повинуясь его бессознательной воле? Может быть, все эти жуткие вещи держались на нем, Ламприере? Может быть, Пеппард погиб не из-за корабля, а из-за кусочка бумаги, подписанного полтора столетия назад? И даже не из-за самого соглашения, а из-за того, что он, Ламприер, выпустил на свободу какие-то таинственные и ужасные силы прошлого, заставив своего друга разбираться в смысле этой старой бумаги? Тогда только он, и никто другой, виновен в смерти Пеппарда. И в смерти отца. И той женщины в яме…
Фабрика Коуда по производству искусственного камня находилась на Нэрроу-Уолл, близ лестницы Кингз-Армз. Два просторных двора, огороженных высокими кирпичными стенами, большой дом с тройным фронтоном, четыре высоких и узких сарая и длинный навес, чуть ли не вдвое увеличивающий размеры сооружения. Сараи стояли боком к улице, их застекленные крыши поднимались над стеной. Между сараями и домом тянулась мощенная кирпичом дорожка, которую было хорошо видно сквозь решетчатые ворота. В тридцати—сорока шагах от первых ворот были другие, более широкие, которые вели во двор, а над ними висела на железных кольцах вывеска: «Фабрика камня Коуда». Днем здесь кипела бурная деятельность: через одни ворота доставляли сырье, а через другие вывозили готовую, упакованную в ящики продукцию. Рабочие ввозили на тележках глину и кокс, кочегары подбрасывали в печи предварительно обожженные глиняные шарики, благодаря чему достигался исключительно малый уровень усадки — всего один дюйм на двенадцать. Рецепт, на котором покоилось благоденствие фабрики, включал в себя каолин, песок и стекло.
Но сейчас, когда Ламприер подошел к воротам, за которыми начиналась дорожка, вокруг никого не было. Он нащупал в кармане яблоко и сжал его в руке, как талисман. Потом он вошел в незапертые ворота. Дорожка привела его к высоким дверям сарая, которые оказались приоткрыты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249