Должно быть, он мнет в руках свою шапку. Глупый мальчишка, но все же лучше, чем тот, что был до него, получивший по заслугам. Звонили церковные колокола. Улицы, конечно, запружены народом. Он почувствовал, что попал в давку, и поправил повязку, скрывавшую его глаза.
— Вперед! — скомандовал он, и они двинулись в путь. Сэр Джон навострил уши, прислушиваясь к обрывкам разговоров, неразборчивым словам, к множеству звуков, обычных в городском шуме. Он был начеку. Его старый враг появился в городе — сэр Джон получил верные сообщения. Стоя на ящике из-под апельсинов, он опять агитировал, выставляя в ложном свете знатных и богатых и, что еще более опасно, не очень богатых. Баламутил народ. Сэр Джон и сам чувствовал его присутствие в городе по возросшему количеству жалоб, по высказываниям против импорта, или Компании, или того и другого вместе, по скрытому недовольству, которое, начав кипеть, возбуждает уличных грабителей, бандитов, орудующих в лавках воров, шулеров, мошенников, карманников и мелких жуликов всех мастей из всех лачуг и притонов. Его враг возмущал заведенный порядок, защита которого относилась к компетенции сэра Джона, ибо он был главой полицейского магистрата на Боу-стрит. Негодяи называли его слепым кротом и другими глупыми прозвищами. Он знал их всех и не забывал ничего. В общем шуме чуткое ухо различило характерный звук: «вжик!» «Гип!» — окликнул он через улицу, на слух обнаружив его источник.
— Сэр Джон!
Да, это, разумеется, был Гип. Еще один глуповатый малый. Сэр Джон допрашивал Типа по делу Хейли, и он тогда ему не понравился. Слишком умничает для простого точильщика ножей, больно умен.
— Честной торговли, Гип! — напутствовал он точильщика, прежде чем двинуться дальше. Неприятный тип. Сэр Джон предпочитал иметь дело с закоренелыми преступниками, с законченными негодяями. Где-то в глубине души он даже любил убийц. Что ни говори, а воровство избавляло людей от корыстолюбия — и виновного, и жертву. Но убийство! Оно обладало завершенностью. Оно несло в себе смысл. Убийство представляло собой задачу, требующую решения. Сэр Джон славился своим талантом следователя и признавал, что эта слава заслуженная (в конце концов, кто еще мог узнать по голосу любого правонарушителя, имевшего неосторожность попасться ему навстречу?). Но слава была всего лишь приправой. Истинное удовольствие он получал от процесса расследования. Где-нибудь появлялся труп, какие-то сведения, один-два свидетеля, а то и вовсе ни одного — и из всего этого ему предстояло извлечь побудительные мотивы, обстоятельства убийства и убийцу, все три компонента вместе. Он воссоздавал их, медленно распутывая нити, отсекая бесполезные детали, ложные следы и заведомо лживые показания, пока очередной бедолага не попадал к нему на допрос. Это все и было любимым делом сэра Джона. Потом он отправлял беднягу на виселицу. В общем-то, убийство от начала до конца было пустым расточительством, но ничто не доставляло сэру Джону такого удовольствия, как убийство. Особенно ужасное убийство. Пусть оно даже казалось неразрешимым. Убийство походило на коитус. Нет, пожалуй, все-таки не совсем так, хотя в убийстве сливались воедино невинные и порочные удовольствия. Впрочем, удовольствия от смерти сэр Джон не получал. Это была его работа — работа отвратительная и страшная. Но ничего иного он не желал.
Они шли, слепой мужчина и мальчик на веревке, направляясь к мистеру Раджу. Глаза всех людей на улице следили за ними. Он чувствовал это.
— Фарина! — раздался крик в толпе, и сэр Джон замер. Это была приманка, наживка, и если он клюнет на нее, если отзовется резким: «Кто это сказал, подойди!» и никто не подойдет (а это уж точно), он внезапно окажется в нелепом положении — толстый слепец, ведомый мальчиком, рычащий на недоумевающих прохожих. Самообладание, великое самообладание удержало его, и он молча продолжал идти, изредка подтягивая к себе на веревке своего поводыря. Фарина был его врагом; он также был известен под прозвищами: второй Уилкс, Освободитель, Щит народа. По мнению сэра Джона, он был просто негодяй. Он не должен отвечать на провокацию, не должен превращаться в толстого слепца. В свое время он стащит этого Фарину с его ящика из-под апельсинов. Однако голос прозвучал где-то за его спиной, и это доставило ему удовольствие. Среди негодяев и возмутителей спокойствия бытовало тихое подозрение, что сэр Джон только притворяется слепым. Это суеверное подозрение превращало его в некое всевидящее око, которое внушало страх. Сэр Джон не стремился лишить их этого заблуждения. Фарина был в городе, где-то здесь, высовываясь из, толпы то тут, то там, угрожая тем, чем он обычно угрожал. Достойный противник, но блюдо, которое он готовил, было на вкус сэра Джона чересчур сложным, переперченным. Оно было замешано на политике. Оно и вполовину не было столь аппетитным, как убийство. Кроме того, Фарина имел свойство вызывать у народа любовь, а это наводило сэра Джона на мысли о Генри.
Генри, его сводный брат, также некогда возглавлял полицейский магистрат на Боу-стрит и был всеобщим любимцем. Сэр Джон пользовался уважением повсеместно. Во многих кварталах у него были по-настоящему преданные люди, но его почему-то не любили. Почему? По правде говоря, Генри вовсе не был хорошим главой магистрата — стоит вспомнить о казни Пьюлза согласно закону о мятежах. Боже мой, какая ужасная ошибка! — но поди ж ты! его все любили. Тень идеального Генри падала на сэра Джона как обременительный образец, с которым его постоянно сверяли. Он все время оставался младшим братцем Джоном, умелым работником, прирожденным исполнителем. Он мог бы негодовать по этому поводу, но был ли в этом смысл? В критические минуты он хватался за брата Генри как за талисман; в той или иной ситуации он всегда мог, подобно проигрывающему дело адвокату, спросить себя: а что бы сделал Генри? Что бы Генри сделал?
Мальчишка наконец угомонился, его шаги почти приноровились к тяжелой поступи сэра Джона. Они были у самого дома Раджа, и сэр Джон стал гадать, какую тайну приготовил для него в это утро патологоанатом.
— Пришли, сэр, — сказал мальчик.
— Молодец. — Сэр Джон поднялся по ступеням и вошел в дом. Его ноздри задрожали, втягивая запах химикалий.
— Доброе утро, сэр Джон! — Это Пирс, помощник Раджа, гений в области всякой черной работы. — Мистер Радж в лабораториуме, сэр Джон.
В лабораториуме?
— Благодарю вас, Пирс. — Сэр Джон оставил мальчика дожидаться, а сам спустился в морг.
Он любил встречаться с Раджем. Радж обладал методичностью, его разум работал методом исключения. В другом человеке этот способ мышления можно было бы назвать дедукцией, но Радж был дотошным практиком. Все, что бы ни высказал Радж, оказывалось верным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249
— Вперед! — скомандовал он, и они двинулись в путь. Сэр Джон навострил уши, прислушиваясь к обрывкам разговоров, неразборчивым словам, к множеству звуков, обычных в городском шуме. Он был начеку. Его старый враг появился в городе — сэр Джон получил верные сообщения. Стоя на ящике из-под апельсинов, он опять агитировал, выставляя в ложном свете знатных и богатых и, что еще более опасно, не очень богатых. Баламутил народ. Сэр Джон и сам чувствовал его присутствие в городе по возросшему количеству жалоб, по высказываниям против импорта, или Компании, или того и другого вместе, по скрытому недовольству, которое, начав кипеть, возбуждает уличных грабителей, бандитов, орудующих в лавках воров, шулеров, мошенников, карманников и мелких жуликов всех мастей из всех лачуг и притонов. Его враг возмущал заведенный порядок, защита которого относилась к компетенции сэра Джона, ибо он был главой полицейского магистрата на Боу-стрит. Негодяи называли его слепым кротом и другими глупыми прозвищами. Он знал их всех и не забывал ничего. В общем шуме чуткое ухо различило характерный звук: «вжик!» «Гип!» — окликнул он через улицу, на слух обнаружив его источник.
— Сэр Джон!
Да, это, разумеется, был Гип. Еще один глуповатый малый. Сэр Джон допрашивал Типа по делу Хейли, и он тогда ему не понравился. Слишком умничает для простого точильщика ножей, больно умен.
— Честной торговли, Гип! — напутствовал он точильщика, прежде чем двинуться дальше. Неприятный тип. Сэр Джон предпочитал иметь дело с закоренелыми преступниками, с законченными негодяями. Где-то в глубине души он даже любил убийц. Что ни говори, а воровство избавляло людей от корыстолюбия — и виновного, и жертву. Но убийство! Оно обладало завершенностью. Оно несло в себе смысл. Убийство представляло собой задачу, требующую решения. Сэр Джон славился своим талантом следователя и признавал, что эта слава заслуженная (в конце концов, кто еще мог узнать по голосу любого правонарушителя, имевшего неосторожность попасться ему навстречу?). Но слава была всего лишь приправой. Истинное удовольствие он получал от процесса расследования. Где-нибудь появлялся труп, какие-то сведения, один-два свидетеля, а то и вовсе ни одного — и из всего этого ему предстояло извлечь побудительные мотивы, обстоятельства убийства и убийцу, все три компонента вместе. Он воссоздавал их, медленно распутывая нити, отсекая бесполезные детали, ложные следы и заведомо лживые показания, пока очередной бедолага не попадал к нему на допрос. Это все и было любимым делом сэра Джона. Потом он отправлял беднягу на виселицу. В общем-то, убийство от начала до конца было пустым расточительством, но ничто не доставляло сэру Джону такого удовольствия, как убийство. Особенно ужасное убийство. Пусть оно даже казалось неразрешимым. Убийство походило на коитус. Нет, пожалуй, все-таки не совсем так, хотя в убийстве сливались воедино невинные и порочные удовольствия. Впрочем, удовольствия от смерти сэр Джон не получал. Это была его работа — работа отвратительная и страшная. Но ничего иного он не желал.
Они шли, слепой мужчина и мальчик на веревке, направляясь к мистеру Раджу. Глаза всех людей на улице следили за ними. Он чувствовал это.
— Фарина! — раздался крик в толпе, и сэр Джон замер. Это была приманка, наживка, и если он клюнет на нее, если отзовется резким: «Кто это сказал, подойди!» и никто не подойдет (а это уж точно), он внезапно окажется в нелепом положении — толстый слепец, ведомый мальчиком, рычащий на недоумевающих прохожих. Самообладание, великое самообладание удержало его, и он молча продолжал идти, изредка подтягивая к себе на веревке своего поводыря. Фарина был его врагом; он также был известен под прозвищами: второй Уилкс, Освободитель, Щит народа. По мнению сэра Джона, он был просто негодяй. Он не должен отвечать на провокацию, не должен превращаться в толстого слепца. В свое время он стащит этого Фарину с его ящика из-под апельсинов. Однако голос прозвучал где-то за его спиной, и это доставило ему удовольствие. Среди негодяев и возмутителей спокойствия бытовало тихое подозрение, что сэр Джон только притворяется слепым. Это суеверное подозрение превращало его в некое всевидящее око, которое внушало страх. Сэр Джон не стремился лишить их этого заблуждения. Фарина был в городе, где-то здесь, высовываясь из, толпы то тут, то там, угрожая тем, чем он обычно угрожал. Достойный противник, но блюдо, которое он готовил, было на вкус сэра Джона чересчур сложным, переперченным. Оно было замешано на политике. Оно и вполовину не было столь аппетитным, как убийство. Кроме того, Фарина имел свойство вызывать у народа любовь, а это наводило сэра Джона на мысли о Генри.
Генри, его сводный брат, также некогда возглавлял полицейский магистрат на Боу-стрит и был всеобщим любимцем. Сэр Джон пользовался уважением повсеместно. Во многих кварталах у него были по-настоящему преданные люди, но его почему-то не любили. Почему? По правде говоря, Генри вовсе не был хорошим главой магистрата — стоит вспомнить о казни Пьюлза согласно закону о мятежах. Боже мой, какая ужасная ошибка! — но поди ж ты! его все любили. Тень идеального Генри падала на сэра Джона как обременительный образец, с которым его постоянно сверяли. Он все время оставался младшим братцем Джоном, умелым работником, прирожденным исполнителем. Он мог бы негодовать по этому поводу, но был ли в этом смысл? В критические минуты он хватался за брата Генри как за талисман; в той или иной ситуации он всегда мог, подобно проигрывающему дело адвокату, спросить себя: а что бы сделал Генри? Что бы Генри сделал?
Мальчишка наконец угомонился, его шаги почти приноровились к тяжелой поступи сэра Джона. Они были у самого дома Раджа, и сэр Джон стал гадать, какую тайну приготовил для него в это утро патологоанатом.
— Пришли, сэр, — сказал мальчик.
— Молодец. — Сэр Джон поднялся по ступеням и вошел в дом. Его ноздри задрожали, втягивая запах химикалий.
— Доброе утро, сэр Джон! — Это Пирс, помощник Раджа, гений в области всякой черной работы. — Мистер Радж в лабораториуме, сэр Джон.
В лабораториуме?
— Благодарю вас, Пирс. — Сэр Джон оставил мальчика дожидаться, а сам спустился в морг.
Он любил встречаться с Раджем. Радж обладал методичностью, его разум работал методом исключения. В другом человеке этот способ мышления можно было бы назвать дедукцией, но Радж был дотошным практиком. Все, что бы ни высказал Радж, оказывалось верным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249