Вам нужно лишь известить меня о времени вашего визита! – Венецианец окинул изящную фигурку Розамунды раздевающим взглядом. – Ах, мадонна, я подарю вам бессмертие! – С этими словами он поднес к губам маленькую ручку леди Фрайарсгейт и запечатлел на ней страстный поцелуй.
– Вы снова мне льстите, маэстро Лоредано! – проворковала сладким голоском Розамунда и скромно потупила взор. Но уже в следующую секунду кокетливо стрельнула глазами, одарив венецианца многообещающим взглядом. – Я с большим удовольствием навещу вашу студию, но пока не могу сказать, разрешу ли вам написать свой портрет, – ослепительно улыбнулась она и добавила: – Неужели вы такой знаменитый у себя в Венеции?
Лоредано громко расхохотался, принимая ее наивную лесть за чистую монету.
– Только мои друзья, Джорджоне и Тициан, способны превзойти меня, хотя все считают, что я гораздо талантливее пишу портреты, – напропалую хвастался художник. – Если я напишу вас, мадонна, ваша несравненная красота сохранится нетронутой даже через много лет, когда вы постареете и ваши черты изменятся.
– Полагаю, что вы сказали все это с целью убедить меня позировать. – Розамунда сделала вид, будто всерьез задумалась. – Но прежде я должна увидеть, как это происходит. Как художники пишут свои картины.
– Идем, любовь моя, – прервал их беседу граф. – Вот-вот начнутся танцы. Grazia, maestro Лоредано. Я непременно дам знать, когда мы соберемся нанести вам визит. – Патрик взял Розамунду под руку и увлек в шумную толпу гостей герцога Себастьяна. – Тебе обязательно было строить ему глазки? – сердито прошипел он.
– Да, – невозмутимо отвечала Розамунда. – Я должна как можно дольше держать его на крючке, чтобы у тебя было время выяснить, тот ли это человек. И для этого я строю ему глазки. Очевидно, он не из тех, кто легко мирится с отказом. Такие мужчины чрезвычайно высокого мнения о себе и считают себя оскорбленными, если женщина не желает поддаваться их чарам. Я делаю все, что могу, милорд, чтобы он чувствовал себя как рыба в воде и не терял надежды меня соблазнить. На самом деле я никогда не воспринимала всерьез таких надутых женолюбцев, как он. И при дворе моего короля, и при дворе короля Якова подобных ему пустозвонов сколько угодно. Ты ведь не ревнуешь меня всерьез, Патрик? Тебе не к кому меня ревновать! И ты это знаешь! Как только наши глаза встретились, любовь моя, я осознала, что не жила по-настоящему и не была любима по-настоящему до тебя. И с какой стати мне бросаться нашим счастьем ради прихотей какого-то фанфарона из Венеции?
Патрик вдруг остановился и увлек Розамунду в темный альков, устроенный в стене зала.
– Розамунда, – он ласково погладил любимую по щеке, – я уже немолод и ужасно боюсь, что рано или поздно ты это поймешь. Я испытал те же чувства при нашей первой встрече, но иногда меня охватывает страх, что я потеряю тебя слишком скоро, тогда как я вообще не хочу тебя терять. Я знаю, что однажды нам все равно предстоит разлука, но если мы разлучимся из-за твоей любви к другому, боюсь, я не переживу этого. Хотя знаю, что обязан буду это сделать, ибо твое счастье и твой душевный покой ценю превыше всего в этой жизни.
Глаза Розамунды заблестели от слез.
– Патрик, если бы мои дочери были хоть немного постарше, я оставила бы Фрайарсгейт ради тебя. Прежде мне и в голову не могла прийти такая мысль, потому что я привязана к Фрайарсгейту всей душой. Если бы я знала, что ему не грозят посягательства со стороны дяди Генри и его отродья, если бы Филиппа была достаточно взрослой, чтобы распоряжаться там без меня, то никакая любовь к дому не заставила бы меня расстаться с тобою. Но этой возможности нет и вскоре не предвидится, так что нам не избежать разлуки. Тебе придется вернуться в Гленкирк, а мне – во Фрайарсгейт. Однако до той поры мы будем вместе и будем любить друг друга до конца жизни, даже несмотря на разлуку. – Она привстала на цыпочки и нежно поцеловала Патрика в губы.
– Я слишком стар и не переживу, если мое сердце снова разобьется, – с болью в голосе проговорил он.
– Я не разобью его, милорд, – пообещала Розамунда.
– Однажды тебе все равно придется выйти замуж, Розамунда!
– Зачем? – удивилась она. – У Фрайарсгейта есть наследницы, и после тебя мне никто не будет мил, Патрик Лесли.
– Женщине нужен мужчина, чтобы защищать и любить ее, – резонно заметил граф.
– Ты уже любишь меня и не перестанешь любить даже тогда, когда мы расстанемся. А что до меня, то я всегда умела постоять за себя и не нуждалась в чьей-то помощи.
– Ты удивительная женщина! – восхищенно произнес Патрик.
– Мне уже доводилось это слышать, – заметила Розамунда, и граф не удержался от смеха. Розамунда тоже улыбнулась. Они счастливы здесь и сейчас, а дальше будь что будет.
Граф вывел Розамунду из алькова посмотреть на танцующих. Музыканты герцога не даром ели свой хлеб, а толпа разодетых гостей представляла собой чрезвычайно приятное зрелище. Хотя Розамунда все еще чувствовала себя неловко в новом платье, по ее мнению, чересчур открытом, постепенно она начинала понимать целесообразность такой моды. Даже летом у нее на родине не было так тепло, как в Сан-Лоренцо в середине февраля. Ей никогда не приходилось жить в таком теплом климате, и она не могла сказать с уверенностью, что смогла бы провести здесь круглый год. Но в зимние месяцы щедрое южное тепло казалось весьма кстати.
Наконец Патрик и Розамунда решились войти в круг танцующих. Они то сходились, то расходились, меняя партнеров. В какой-то момент кавалером Розамунды стал сын герцога, Рудольфо.
– Граф все еще меня ненавидит, – заметил он в разговоре во время танца.
– А за что прикажете ему вас любить? – спросила Розамунда. – Ведь не кто иной, как вы, подарили Жанет Лесли чернокожего раба, который ее предал!
– Но как я мог ожидать от этого мерзавца такого коварства? – оправдывался Рудольфо.
– Конечно, вы не могли этого ожидать, – согласилась Розамунда. – И тем не менее это случилось, и в итоге лорд Лесли потерял любимую дочь. Вы не вправе ожидать от него прощения. Вплоть до этой зимы он вообще не покидал пределов своего поместья. И если бы не наша случайная встреча при дворе короля Якова, его и сейчас не было бы в этих краях!
– Но что привело его сюда? – спросил с явным интересом итальянец.
– То, что ему не хотелось делать наши чувства объектом сплетен при королевском дворе. Нашей любви, как это случается почти всегда, не суждено жить вечно, но до поры до времени мы хотим быть вместе. И разве Сан-Лоренцо не самое подходящее место для таких чувств? – Розамунда вежливо улыбнулась и перешла к следующему кавалеру, английскому послу.
– Где мы встречались с вами прежде, мадам? – тут же спросил он. – Я никогда не забываю знакомые лица!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Вы снова мне льстите, маэстро Лоредано! – проворковала сладким голоском Розамунда и скромно потупила взор. Но уже в следующую секунду кокетливо стрельнула глазами, одарив венецианца многообещающим взглядом. – Я с большим удовольствием навещу вашу студию, но пока не могу сказать, разрешу ли вам написать свой портрет, – ослепительно улыбнулась она и добавила: – Неужели вы такой знаменитый у себя в Венеции?
Лоредано громко расхохотался, принимая ее наивную лесть за чистую монету.
– Только мои друзья, Джорджоне и Тициан, способны превзойти меня, хотя все считают, что я гораздо талантливее пишу портреты, – напропалую хвастался художник. – Если я напишу вас, мадонна, ваша несравненная красота сохранится нетронутой даже через много лет, когда вы постареете и ваши черты изменятся.
– Полагаю, что вы сказали все это с целью убедить меня позировать. – Розамунда сделала вид, будто всерьез задумалась. – Но прежде я должна увидеть, как это происходит. Как художники пишут свои картины.
– Идем, любовь моя, – прервал их беседу граф. – Вот-вот начнутся танцы. Grazia, maestro Лоредано. Я непременно дам знать, когда мы соберемся нанести вам визит. – Патрик взял Розамунду под руку и увлек в шумную толпу гостей герцога Себастьяна. – Тебе обязательно было строить ему глазки? – сердито прошипел он.
– Да, – невозмутимо отвечала Розамунда. – Я должна как можно дольше держать его на крючке, чтобы у тебя было время выяснить, тот ли это человек. И для этого я строю ему глазки. Очевидно, он не из тех, кто легко мирится с отказом. Такие мужчины чрезвычайно высокого мнения о себе и считают себя оскорбленными, если женщина не желает поддаваться их чарам. Я делаю все, что могу, милорд, чтобы он чувствовал себя как рыба в воде и не терял надежды меня соблазнить. На самом деле я никогда не воспринимала всерьез таких надутых женолюбцев, как он. И при дворе моего короля, и при дворе короля Якова подобных ему пустозвонов сколько угодно. Ты ведь не ревнуешь меня всерьез, Патрик? Тебе не к кому меня ревновать! И ты это знаешь! Как только наши глаза встретились, любовь моя, я осознала, что не жила по-настоящему и не была любима по-настоящему до тебя. И с какой стати мне бросаться нашим счастьем ради прихотей какого-то фанфарона из Венеции?
Патрик вдруг остановился и увлек Розамунду в темный альков, устроенный в стене зала.
– Розамунда, – он ласково погладил любимую по щеке, – я уже немолод и ужасно боюсь, что рано или поздно ты это поймешь. Я испытал те же чувства при нашей первой встрече, но иногда меня охватывает страх, что я потеряю тебя слишком скоро, тогда как я вообще не хочу тебя терять. Я знаю, что однажды нам все равно предстоит разлука, но если мы разлучимся из-за твоей любви к другому, боюсь, я не переживу этого. Хотя знаю, что обязан буду это сделать, ибо твое счастье и твой душевный покой ценю превыше всего в этой жизни.
Глаза Розамунды заблестели от слез.
– Патрик, если бы мои дочери были хоть немного постарше, я оставила бы Фрайарсгейт ради тебя. Прежде мне и в голову не могла прийти такая мысль, потому что я привязана к Фрайарсгейту всей душой. Если бы я знала, что ему не грозят посягательства со стороны дяди Генри и его отродья, если бы Филиппа была достаточно взрослой, чтобы распоряжаться там без меня, то никакая любовь к дому не заставила бы меня расстаться с тобою. Но этой возможности нет и вскоре не предвидится, так что нам не избежать разлуки. Тебе придется вернуться в Гленкирк, а мне – во Фрайарсгейт. Однако до той поры мы будем вместе и будем любить друг друга до конца жизни, даже несмотря на разлуку. – Она привстала на цыпочки и нежно поцеловала Патрика в губы.
– Я слишком стар и не переживу, если мое сердце снова разобьется, – с болью в голосе проговорил он.
– Я не разобью его, милорд, – пообещала Розамунда.
– Однажды тебе все равно придется выйти замуж, Розамунда!
– Зачем? – удивилась она. – У Фрайарсгейта есть наследницы, и после тебя мне никто не будет мил, Патрик Лесли.
– Женщине нужен мужчина, чтобы защищать и любить ее, – резонно заметил граф.
– Ты уже любишь меня и не перестанешь любить даже тогда, когда мы расстанемся. А что до меня, то я всегда умела постоять за себя и не нуждалась в чьей-то помощи.
– Ты удивительная женщина! – восхищенно произнес Патрик.
– Мне уже доводилось это слышать, – заметила Розамунда, и граф не удержался от смеха. Розамунда тоже улыбнулась. Они счастливы здесь и сейчас, а дальше будь что будет.
Граф вывел Розамунду из алькова посмотреть на танцующих. Музыканты герцога не даром ели свой хлеб, а толпа разодетых гостей представляла собой чрезвычайно приятное зрелище. Хотя Розамунда все еще чувствовала себя неловко в новом платье, по ее мнению, чересчур открытом, постепенно она начинала понимать целесообразность такой моды. Даже летом у нее на родине не было так тепло, как в Сан-Лоренцо в середине февраля. Ей никогда не приходилось жить в таком теплом климате, и она не могла сказать с уверенностью, что смогла бы провести здесь круглый год. Но в зимние месяцы щедрое южное тепло казалось весьма кстати.
Наконец Патрик и Розамунда решились войти в круг танцующих. Они то сходились, то расходились, меняя партнеров. В какой-то момент кавалером Розамунды стал сын герцога, Рудольфо.
– Граф все еще меня ненавидит, – заметил он в разговоре во время танца.
– А за что прикажете ему вас любить? – спросила Розамунда. – Ведь не кто иной, как вы, подарили Жанет Лесли чернокожего раба, который ее предал!
– Но как я мог ожидать от этого мерзавца такого коварства? – оправдывался Рудольфо.
– Конечно, вы не могли этого ожидать, – согласилась Розамунда. – И тем не менее это случилось, и в итоге лорд Лесли потерял любимую дочь. Вы не вправе ожидать от него прощения. Вплоть до этой зимы он вообще не покидал пределов своего поместья. И если бы не наша случайная встреча при дворе короля Якова, его и сейчас не было бы в этих краях!
– Но что привело его сюда? – спросил с явным интересом итальянец.
– То, что ему не хотелось делать наши чувства объектом сплетен при королевском дворе. Нашей любви, как это случается почти всегда, не суждено жить вечно, но до поры до времени мы хотим быть вместе. И разве Сан-Лоренцо не самое подходящее место для таких чувств? – Розамунда вежливо улыбнулась и перешла к следующему кавалеру, английскому послу.
– Где мы встречались с вами прежде, мадам? – тут же спросил он. – Я никогда не забываю знакомые лица!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145