И как еще прикажешь мне развеять скуку? По-моему, лучше всего было бы приобрести корабль, чтобы самим перевозить шерсть. Как ты считаешь? Пока готовится первая партия сукна, на верфях в Лейте для нас построят новое судно. Даже при самых благоприятных обстоятельствах у нас уйдет не меньше двух лет на подготовку, моя дорогая!
– Построить собственный корабль?.. – Розамунда призадумалась. – Но у меня не хватит на это денег, Том.
– Конечно, у тебя не хватит. Зато они есть у меня, – невозмутимо парировал он. – Мы ведь будем партнерами в этой авантюре, кузина. Я обеспечу судно и денежные вложения. Ты обеспечишь шерсть и рабочие руки.
– И все равно мне кажется, что твой вклад будет гораздо больше моего, – возразила Розамунда. – Даже если я увеличу поголовье овец. Том, ты должен быть старшим партнером.
– Мы будем равными партнерами – и точка, – отрезал Том. – Да ты подумай сама, Розамунда! От меня зависит лишь начальный этап дела, а потом вся ответственность окажется на твоих плечах! К тому же вы с девочками являетесь моими наследницами. Какой смысл дожидаться моей смерти, чтобы начать пользоваться богатством? Тем более что у нас есть отличная возможность сообща создать что-то грандиозное!
– Это слишком щедрое предложение, – в нерешительности проговорила Розамунда.
– Это мой подарок на двенадцатую ночь, девочка моя! – ответил Том с довольной улыбкой. – В то время как ты боролась за существование, я бесцельно прожигал жизнь. В конце концов мое существование стало казаться мне невыносимо скучным и бесцельным. После смерти сестры у меня не оставалось близких, пока ты не вошла в мою жизнь. И я снова получил возможность развлекаться. Я нашел новую цель. У меня появилась новая семья. И мы вместе создадим наше предприятие, Розамунда. А теперь скорее поблагодари меня и скажи, что согласна.
Розамунда не выдержала и рассмеялась:
– Спасибо тебе, Том! Я согласна. Фрайарсгейтская шерсть действительно намного качественнее всего, что мне довелось увидеть во Франции. И я уверена, что на нее будет большой спрос. Мы завоюем рынок!
– А чтобы сразу установить высокую цену, сначала мы будем выставлять на продажу лишь небольшие партии этой шерсти. – Том лукаво ухмыльнулся: – Черт побери! Во мне снова заговорила купеческая жилка! Представляешь, что было бы с королем и его придворными, доведись им услышать от лорда Кембриджа такие меркантильные речи? – Заметно было, что Том ужасно доволен собой. – Но с другой стороны, я никогда не мог похвастаться чистой голубой кровью! – И он снова ухмыльнулся.
– Мне и самой удивительно, что ты все-таки решил обосноваться у нас в Камбрии, – сказала Розамунда. – Я помню, как ты впервые оказался здесь и сказал, что горы очень красивые, но в то же время тебе явно не хватает цивилизованного общества. А теперь ты сам перебрался сюда.
– Но тогда я еще не знал, что обрету здесь вторую семью, – оправдывался Том. – И мои прекрасные дома в Лондоне и Гринвиче по-прежнему ждут хозяина. Мы могли бы иногда останавливаться там, да и девочкам придет пора явиться ко двору. Они ж не могут просидеть всю жизнь здесь, думая, что Фрайарсгейт – это и есть весь мир.
– Когда ты собираешься начать восстановление Оттерли? – спросила Розамунда.
– Дом уже разобран, и место расчищено, но мы не можем начать стройку раньше весны. Пожалуй, я примусь за строительство после твоей свадьбы с графом.
– А как нам быть теперь с дядей Генри?
– Я еще осенью приказал построить для него небольшой, но удобный домик. Он поселился там с госпожой Доджер. Это экономка, которую я нанял специально для него. Двенадцатая ночь на исходе, кузина. И завтра дядя Генри вернется в свое гнездо. Самое время его отсюда удалить. Он слишком быстро освоился во Фрайарсгейте, и я заметил, что он стал задавать слишком много вопросов. Боюсь, что, несмотря на все свои жалобы на одиночество, он все еще поддерживает связь с Генри-младшим. А мне он как-то сказал, что не теряет надежды уберечь своего сыночка от дурной жизни, которая приведет к дурному концу. Розамунда кивнула:
– Не хватало еще, чтобы он вообразил, будто мог бы женить своего сыночка на одной из моих дочерей. Лучше я спалю Фрайарсгейт собственными руками, чем допущу подобное.
– Мы позаботимся о том, чтобы его мечты так и остались мечтами, – серьезным тоном проговорил Том.
– И все же я ничего не могу с собой поделать. Мне жаль его, – помолчав, призналась Розамунда. – Хотя в то же время я так и не простила его за то, как он обращался со мной в детстве. Я почти не помню своих родителей, но с того дня, как их не стало и в мою жизнь вошел дядя Генри, это были сплошные несчастья. Только замужем за Хью я смогла почувствовать себя в безопасности. Я бы хотела простить его и быть к нему милосердной, но не могу.
– Ну так и не старайся себя переломить, – посоветовал Том. – Эдмунду с Ричардом легко изображать из себя святых и призывать к милосердию, но ведь это не они в детстве натерпелись от Генри Болтона, а ты. Возможно, со временем обида притупится и ты тоже сумеешь его простить, но сейчас для этого еще рановато.
Розамунда поднесла к губам руку кузена и с чувством поцеловала.
– Ты такой мудрый, Том. И если ты благодарен мне, то я благодарна тебе вдвойне!
На следующий день для Генри приготовили удобный крытый возок, чтобы доставить обратно домой. Он покидал Фрайарсгейт с явной неохотой и напоследок задержался, медленно обведя зал взглядом. Уставившись на Филиппу, старик спросил:
– Стало быть, ей уже девять, племянница?
– Исполнится девять в апреле, – ответила Розамунда. – А что?
– Моему Генри пятнадцать лет. Самый подходящий возраст, чтобы жениться.
– Мой кузен опозорил себя, став вором. Вряд ли это можно считать подходящей партией для наследницы такого поместья, – сухо возразила Розамунда. Она сама проводила Генри до крыльца, и слуга помог ему забраться в возок.
– Это все потому, что у него больше нет крыши над головой и бедное его сердце разбито после того, как их бросила мать. Вот увидишь, племянница, немного удачи – и он снова станет парнем хоть куда! – упрямо бубнил свое Генри.
– Ну что ж, тогда я желаю ему удачи, – ответила Розамунда и добавила: – Но даже думать не смей о том, чтобы женить своего сына на одной из моих дочерей! Мои девочки выйдут замуж за благородных джентльменов. Богатство принесет им титулы.
– И ты готова отдать Фрайарсгейт каким-то чужакам? – взорвался Генри, не в силах больше таить свою черную злобу и зависть. – Эта земля испокон веков принадлежала Болтонам!
– Пока у Болтонов были сыновья, она принадлежала Болтонам, – пыталась урезонить его Розамунда. – Но у Болтонов больше нет сыновей, дядя!
– Есть мой сын! – рявкнул Генри.
– А ему не видать моей дочери как своих ушей, – резко ответила Розамунда и, похлопав старика по плечу, добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Построить собственный корабль?.. – Розамунда призадумалась. – Но у меня не хватит на это денег, Том.
– Конечно, у тебя не хватит. Зато они есть у меня, – невозмутимо парировал он. – Мы ведь будем партнерами в этой авантюре, кузина. Я обеспечу судно и денежные вложения. Ты обеспечишь шерсть и рабочие руки.
– И все равно мне кажется, что твой вклад будет гораздо больше моего, – возразила Розамунда. – Даже если я увеличу поголовье овец. Том, ты должен быть старшим партнером.
– Мы будем равными партнерами – и точка, – отрезал Том. – Да ты подумай сама, Розамунда! От меня зависит лишь начальный этап дела, а потом вся ответственность окажется на твоих плечах! К тому же вы с девочками являетесь моими наследницами. Какой смысл дожидаться моей смерти, чтобы начать пользоваться богатством? Тем более что у нас есть отличная возможность сообща создать что-то грандиозное!
– Это слишком щедрое предложение, – в нерешительности проговорила Розамунда.
– Это мой подарок на двенадцатую ночь, девочка моя! – ответил Том с довольной улыбкой. – В то время как ты боролась за существование, я бесцельно прожигал жизнь. В конце концов мое существование стало казаться мне невыносимо скучным и бесцельным. После смерти сестры у меня не оставалось близких, пока ты не вошла в мою жизнь. И я снова получил возможность развлекаться. Я нашел новую цель. У меня появилась новая семья. И мы вместе создадим наше предприятие, Розамунда. А теперь скорее поблагодари меня и скажи, что согласна.
Розамунда не выдержала и рассмеялась:
– Спасибо тебе, Том! Я согласна. Фрайарсгейтская шерсть действительно намного качественнее всего, что мне довелось увидеть во Франции. И я уверена, что на нее будет большой спрос. Мы завоюем рынок!
– А чтобы сразу установить высокую цену, сначала мы будем выставлять на продажу лишь небольшие партии этой шерсти. – Том лукаво ухмыльнулся: – Черт побери! Во мне снова заговорила купеческая жилка! Представляешь, что было бы с королем и его придворными, доведись им услышать от лорда Кембриджа такие меркантильные речи? – Заметно было, что Том ужасно доволен собой. – Но с другой стороны, я никогда не мог похвастаться чистой голубой кровью! – И он снова ухмыльнулся.
– Мне и самой удивительно, что ты все-таки решил обосноваться у нас в Камбрии, – сказала Розамунда. – Я помню, как ты впервые оказался здесь и сказал, что горы очень красивые, но в то же время тебе явно не хватает цивилизованного общества. А теперь ты сам перебрался сюда.
– Но тогда я еще не знал, что обрету здесь вторую семью, – оправдывался Том. – И мои прекрасные дома в Лондоне и Гринвиче по-прежнему ждут хозяина. Мы могли бы иногда останавливаться там, да и девочкам придет пора явиться ко двору. Они ж не могут просидеть всю жизнь здесь, думая, что Фрайарсгейт – это и есть весь мир.
– Когда ты собираешься начать восстановление Оттерли? – спросила Розамунда.
– Дом уже разобран, и место расчищено, но мы не можем начать стройку раньше весны. Пожалуй, я примусь за строительство после твоей свадьбы с графом.
– А как нам быть теперь с дядей Генри?
– Я еще осенью приказал построить для него небольшой, но удобный домик. Он поселился там с госпожой Доджер. Это экономка, которую я нанял специально для него. Двенадцатая ночь на исходе, кузина. И завтра дядя Генри вернется в свое гнездо. Самое время его отсюда удалить. Он слишком быстро освоился во Фрайарсгейте, и я заметил, что он стал задавать слишком много вопросов. Боюсь, что, несмотря на все свои жалобы на одиночество, он все еще поддерживает связь с Генри-младшим. А мне он как-то сказал, что не теряет надежды уберечь своего сыночка от дурной жизни, которая приведет к дурному концу. Розамунда кивнула:
– Не хватало еще, чтобы он вообразил, будто мог бы женить своего сыночка на одной из моих дочерей. Лучше я спалю Фрайарсгейт собственными руками, чем допущу подобное.
– Мы позаботимся о том, чтобы его мечты так и остались мечтами, – серьезным тоном проговорил Том.
– И все же я ничего не могу с собой поделать. Мне жаль его, – помолчав, призналась Розамунда. – Хотя в то же время я так и не простила его за то, как он обращался со мной в детстве. Я почти не помню своих родителей, но с того дня, как их не стало и в мою жизнь вошел дядя Генри, это были сплошные несчастья. Только замужем за Хью я смогла почувствовать себя в безопасности. Я бы хотела простить его и быть к нему милосердной, но не могу.
– Ну так и не старайся себя переломить, – посоветовал Том. – Эдмунду с Ричардом легко изображать из себя святых и призывать к милосердию, но ведь это не они в детстве натерпелись от Генри Болтона, а ты. Возможно, со временем обида притупится и ты тоже сумеешь его простить, но сейчас для этого еще рановато.
Розамунда поднесла к губам руку кузена и с чувством поцеловала.
– Ты такой мудрый, Том. И если ты благодарен мне, то я благодарна тебе вдвойне!
На следующий день для Генри приготовили удобный крытый возок, чтобы доставить обратно домой. Он покидал Фрайарсгейт с явной неохотой и напоследок задержался, медленно обведя зал взглядом. Уставившись на Филиппу, старик спросил:
– Стало быть, ей уже девять, племянница?
– Исполнится девять в апреле, – ответила Розамунда. – А что?
– Моему Генри пятнадцать лет. Самый подходящий возраст, чтобы жениться.
– Мой кузен опозорил себя, став вором. Вряд ли это можно считать подходящей партией для наследницы такого поместья, – сухо возразила Розамунда. Она сама проводила Генри до крыльца, и слуга помог ему забраться в возок.
– Это все потому, что у него больше нет крыши над головой и бедное его сердце разбито после того, как их бросила мать. Вот увидишь, племянница, немного удачи – и он снова станет парнем хоть куда! – упрямо бубнил свое Генри.
– Ну что ж, тогда я желаю ему удачи, – ответила Розамунда и добавила: – Но даже думать не смей о том, чтобы женить своего сына на одной из моих дочерей! Мои девочки выйдут замуж за благородных джентльменов. Богатство принесет им титулы.
– И ты готова отдать Фрайарсгейт каким-то чужакам? – взорвался Генри, не в силах больше таить свою черную злобу и зависть. – Эта земля испокон веков принадлежала Болтонам!
– Пока у Болтонов были сыновья, она принадлежала Болтонам, – пыталась урезонить его Розамунда. – Но у Болтонов больше нет сыновей, дядя!
– Есть мой сын! – рявкнул Генри.
– А ему не видать моей дочери как своих ушей, – резко ответила Розамунда и, похлопав старика по плечу, добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145