Я увидел, как вы принимали ванну, в первый же день, как оказался в Аркобалено. И с тех пор неоднократно делал наброски, мадонна. У вас безупречные формы, мадам, вот почему я так загорелся идеей изобразить вас богиней любви. Особенно меня восхищает ваша грудь.
– А мне казалось, что грудь баронессы привлекает вас гораздо больше, – с издевкой заметила Розамунда. Она все еще не пришла в себя от вида рисунков, на которых была изображена обнаженной. Она чувствовала себя оскорбленной оттого, что кто-то непрошеный грубо вторгся в ее личную жизнь.
– Грудь баронессы просто превосходно сохранилась для женщины ее возраста, но ваша!.. – Маэстро поцеловал кончики своих пальцев и воскликнул: – Magnifico!
– Вряд ли это понравится милорду Лесли, маэстро, – возмущенно заметила Розамунда.
В ответ итальянец протянул ей еще несколько рисунков. На одних был изображен Патрик, на других – они вдвоем.
– Вы переходите все границы дозволенного, маэстро! – вспылила Розамунда. – Вы не имели права делать то, что сделали. Боюсь, милорд не обрадуется, когда узнает об этом!
– И тем не менее ему придется проглотить свое недовольство, поскольку я представляю Венецию и ему, так или иначе, предстоит иметь со мной дело!
– Я вас не понимаю, маэстро! – сделала удивленное лицо Розамунда, хотя сразу догадалась, о чем идет речь. Патрик был прав. Художник уполномочен говорить от лица дожа.
Итальянец протянул руку и провел пальцем по щеке Розамунды:
– Может быть, и так. По крайней мере, будь я вашим любовником, я не стал бы говорить с вами о чем-то другом, кроме того, как нам лучше ублажить друг друга. Но ваша обида больно ранит меня, мадонна. – Венецианец протянул Розамунде все свои рисунки. – Оставьте их себе в память о Сан-Лоренцо! Или уничтожьте, если они так вас смущают.
– У меня не поднимется рука уничтожить ваши работы, маэстро. Это было бы настоящим кощунством. Однако мне придется спрятать их подальше от своих впечатлительных дочерей, – ответила Розамунда, смягчившись.
– Так у вас есть bambini! – удивился маэстро. – Ваше лицо нисколько не обезобразили беременности и роды. И сколько у вас детей?
– Трое, – ответила Розамунда.
– Они от лорда Лесли?
– Это дети от моего последнего мужа, – с улыбой пояснила Розамунда. – А у вас есть дети, маэстро?
– Из тех, о ком мне известно, – по меньшей мере пятнадцать, – ответил итальянец равнодушным тоном. – Иногда сами матери не уверены, кто их отец, или злятся на меня и не хотят, чтобы я знал, или в некоторых случаях стараются скрыть это от мужей. У меня есть десять сыновей, но ни одному из них не достался талант живописца, к великой моей печали. Однако у меня есть одна дочь, и она наверняка прославилась бы, если бы не пол. В Венеции женщина может стать хозяйкой лавки, куртизанкой, монахиней, женой и матерью – но только не художницей.
– Какая жалость! – искренне посочувствовала Розамунда. – Особенно если у вашей дочери есть талант, а вы, судя по всему, в этом не сомневаетесь.
– В дверь негромко постучали, и в мастерскую заглянул слуга художника, Карло.
– Маэстро, лорд Лесли желает вас видеть, – сообщил он.
– Пригласи его сюда! – приказал художник.
– Вы захотите побеседовать с лордом Лесли наедине, – негромко проговорила Розамунда, собирая подаренные ей наброски. – И я вас покидаю.
– Стало быть, вы знаете, – недоуменно заметил итальянец.
– Я ничего не знаю, маэстро. Вам следует помнить о том, что я англичанка, а Патрик – шотландец. Лучше нам от этого не отступать. – Розамунда плавной походкой двинулась к выходу и, увидев Патрика, улыбнулась ему. – Я буду ждать вас, милорд.
Патрик плотно затворил дверь и произнес звучным низким голосом:
– Добрый день, Паоло Лоредано. Наверное, нам есть о чем поговорить?
– Присаживайтесь, милорд, и выпейте вина, – гостеприимно предложил хозяин, наполнив еще один кубок, и расположился за столом напротив. – Вы уже успели догадаться, что я прибыл сюда в качестве доверенного лица моего дожа. Ни вам, ни мне нет смысла продолжать глупое притворство. Чего хочет от Венеции Шотландия?
– Значит, вы не такой дурак, каким кажетесь, – заметил Патрик.
– Нет, я не дурак! – расхохотался Паоло Лоредано. – Но я получаю массу преимуществ, притворяясь дураком.
Граф кивнул в знак согласия.
– Его святейшество папа римский поставил моего повелителя короля Якова в весьма неловкое положение, – начал Патрик.
– Но папа Юлий Третий всегда благоволил к вашему повелителю! – возразил Лоредано.
– Да, это так, но теперь он требует от моего хозяина невозможного, – продолжал граф. – Шотландия с Англией никогда не были дружными соседями, и это отлично известно. Король Яков взял в жены английскую принцессу в надежде укрепить мир между нашими странами. Мир принес Шотландии процветание, а процветание всегда идет на пользу народу. Яков Стюарт – хороший король, умный и рачительный хозяин, и подданные питают к нему искреннюю любовь. Он глубоко набожный человек и почитает Святую церковь. Но прежде всего Яков Стюарт – человек долга и чести. Пока на английском троне сидел его тесть, между нашими странами не возникало никаких недоразумений. Однако теперь на трон взошел его шурин, Генрих Восьмой, и все изменилось. Он молод и честолюбив и завидует прочному положению своего зятя, мечтая лишь о том, как бы стать самым влиятельным монархом в Европе. Он вбил себе в голову, что король Яков, благодаря своей дружбе с папой, стоит у него на пути.
В прошлом году папа объединился с Францией против Венеции. Но теперь, по наущению короля Генриха, готов выступить против Франции заодно с Венецией и другими странами и потребовал, чтобы к их союзу присоединился и мой хозяин.
– Он чертовски умен, этот король Генрих, – вполголоса заметил Лоредано.
– Он играет не по правилам, – возразил граф. – Англия знает о том, что Шотландия – старый и преданный союзник Франции. Мой король не может разорвать этот союз без особой на то причины, а причины у него нет. Подстрекаемый Англией, папа настаивает на том, чтобы Шотландия присоединилась к его «Священной лиге». Мы не можем так поступить.
– А при чем здесь Венеция? – спросил художник.
– Мой хозяин хотел бы ослабить союз, чтобы у папы появились более серьезные проблемы, чем разногласия с Шотландией. Он отправил меня с приказом вступить в переговоры с представителями Венеции и Священной Римской империи. Честно говоря, – продолжал Патрик, – я не очень-то верю в успех этого плана. Но король Яков считает своим долгом предпринять все возможное, чтобы избежать войны. А наш отказ от вступления в «Священную лигу» наверняка послужит поводом к войне между Шотландией и Англией. Король Генрих получит долгожданный повод, чтобы начать вторжение в Шотландию, и объявит нас предателями всего христианского мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– А мне казалось, что грудь баронессы привлекает вас гораздо больше, – с издевкой заметила Розамунда. Она все еще не пришла в себя от вида рисунков, на которых была изображена обнаженной. Она чувствовала себя оскорбленной оттого, что кто-то непрошеный грубо вторгся в ее личную жизнь.
– Грудь баронессы просто превосходно сохранилась для женщины ее возраста, но ваша!.. – Маэстро поцеловал кончики своих пальцев и воскликнул: – Magnifico!
– Вряд ли это понравится милорду Лесли, маэстро, – возмущенно заметила Розамунда.
В ответ итальянец протянул ей еще несколько рисунков. На одних был изображен Патрик, на других – они вдвоем.
– Вы переходите все границы дозволенного, маэстро! – вспылила Розамунда. – Вы не имели права делать то, что сделали. Боюсь, милорд не обрадуется, когда узнает об этом!
– И тем не менее ему придется проглотить свое недовольство, поскольку я представляю Венецию и ему, так или иначе, предстоит иметь со мной дело!
– Я вас не понимаю, маэстро! – сделала удивленное лицо Розамунда, хотя сразу догадалась, о чем идет речь. Патрик был прав. Художник уполномочен говорить от лица дожа.
Итальянец протянул руку и провел пальцем по щеке Розамунды:
– Может быть, и так. По крайней мере, будь я вашим любовником, я не стал бы говорить с вами о чем-то другом, кроме того, как нам лучше ублажить друг друга. Но ваша обида больно ранит меня, мадонна. – Венецианец протянул Розамунде все свои рисунки. – Оставьте их себе в память о Сан-Лоренцо! Или уничтожьте, если они так вас смущают.
– У меня не поднимется рука уничтожить ваши работы, маэстро. Это было бы настоящим кощунством. Однако мне придется спрятать их подальше от своих впечатлительных дочерей, – ответила Розамунда, смягчившись.
– Так у вас есть bambini! – удивился маэстро. – Ваше лицо нисколько не обезобразили беременности и роды. И сколько у вас детей?
– Трое, – ответила Розамунда.
– Они от лорда Лесли?
– Это дети от моего последнего мужа, – с улыбой пояснила Розамунда. – А у вас есть дети, маэстро?
– Из тех, о ком мне известно, – по меньшей мере пятнадцать, – ответил итальянец равнодушным тоном. – Иногда сами матери не уверены, кто их отец, или злятся на меня и не хотят, чтобы я знал, или в некоторых случаях стараются скрыть это от мужей. У меня есть десять сыновей, но ни одному из них не достался талант живописца, к великой моей печали. Однако у меня есть одна дочь, и она наверняка прославилась бы, если бы не пол. В Венеции женщина может стать хозяйкой лавки, куртизанкой, монахиней, женой и матерью – но только не художницей.
– Какая жалость! – искренне посочувствовала Розамунда. – Особенно если у вашей дочери есть талант, а вы, судя по всему, в этом не сомневаетесь.
– В дверь негромко постучали, и в мастерскую заглянул слуга художника, Карло.
– Маэстро, лорд Лесли желает вас видеть, – сообщил он.
– Пригласи его сюда! – приказал художник.
– Вы захотите побеседовать с лордом Лесли наедине, – негромко проговорила Розамунда, собирая подаренные ей наброски. – И я вас покидаю.
– Стало быть, вы знаете, – недоуменно заметил итальянец.
– Я ничего не знаю, маэстро. Вам следует помнить о том, что я англичанка, а Патрик – шотландец. Лучше нам от этого не отступать. – Розамунда плавной походкой двинулась к выходу и, увидев Патрика, улыбнулась ему. – Я буду ждать вас, милорд.
Патрик плотно затворил дверь и произнес звучным низким голосом:
– Добрый день, Паоло Лоредано. Наверное, нам есть о чем поговорить?
– Присаживайтесь, милорд, и выпейте вина, – гостеприимно предложил хозяин, наполнив еще один кубок, и расположился за столом напротив. – Вы уже успели догадаться, что я прибыл сюда в качестве доверенного лица моего дожа. Ни вам, ни мне нет смысла продолжать глупое притворство. Чего хочет от Венеции Шотландия?
– Значит, вы не такой дурак, каким кажетесь, – заметил Патрик.
– Нет, я не дурак! – расхохотался Паоло Лоредано. – Но я получаю массу преимуществ, притворяясь дураком.
Граф кивнул в знак согласия.
– Его святейшество папа римский поставил моего повелителя короля Якова в весьма неловкое положение, – начал Патрик.
– Но папа Юлий Третий всегда благоволил к вашему повелителю! – возразил Лоредано.
– Да, это так, но теперь он требует от моего хозяина невозможного, – продолжал граф. – Шотландия с Англией никогда не были дружными соседями, и это отлично известно. Король Яков взял в жены английскую принцессу в надежде укрепить мир между нашими странами. Мир принес Шотландии процветание, а процветание всегда идет на пользу народу. Яков Стюарт – хороший король, умный и рачительный хозяин, и подданные питают к нему искреннюю любовь. Он глубоко набожный человек и почитает Святую церковь. Но прежде всего Яков Стюарт – человек долга и чести. Пока на английском троне сидел его тесть, между нашими странами не возникало никаких недоразумений. Однако теперь на трон взошел его шурин, Генрих Восьмой, и все изменилось. Он молод и честолюбив и завидует прочному положению своего зятя, мечтая лишь о том, как бы стать самым влиятельным монархом в Европе. Он вбил себе в голову, что король Яков, благодаря своей дружбе с папой, стоит у него на пути.
В прошлом году папа объединился с Францией против Венеции. Но теперь, по наущению короля Генриха, готов выступить против Франции заодно с Венецией и другими странами и потребовал, чтобы к их союзу присоединился и мой хозяин.
– Он чертовски умен, этот король Генрих, – вполголоса заметил Лоредано.
– Он играет не по правилам, – возразил граф. – Англия знает о том, что Шотландия – старый и преданный союзник Франции. Мой король не может разорвать этот союз без особой на то причины, а причины у него нет. Подстрекаемый Англией, папа настаивает на том, чтобы Шотландия присоединилась к его «Священной лиге». Мы не можем так поступить.
– А при чем здесь Венеция? – спросил художник.
– Мой хозяин хотел бы ослабить союз, чтобы у папы появились более серьезные проблемы, чем разногласия с Шотландией. Он отправил меня с приказом вступить в переговоры с представителями Венеции и Священной Римской империи. Честно говоря, – продолжал Патрик, – я не очень-то верю в успех этого плана. Но король Яков считает своим долгом предпринять все возможное, чтобы избежать войны. А наш отказ от вступления в «Священную лигу» наверняка послужит поводом к войне между Шотландией и Англией. Король Генрих получит долгожданный повод, чтобы начать вторжение в Шотландию, и объявит нас предателями всего христианского мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145