Не кричали: "Вы здесь не сидели!" Не просили
зайти завтра в то же время. В самолете никто никуда не спешил.
Наверху кнопочки. Можно зажечь свет, вызвать стюардессу. Но главное -
можно не зажигать свет. Не звать стюардессу. Тем более она все равно
пройдет три раза на своих стройных ногах, волнуя духами, равно приветли-
вая и недоступная, прописанная в небесах.
В воздушной яме, правда, подхватит тошнота - вспомнишь, что надо от-
дать сто рублей, передать привет негодяям, опять есть сырники, приготов-
ленные женой. Но это потом. На земле. А в воздухе пристегнешь ремни и
чувствуешь себя свободным как птица.
Зажженная надпись "Ноу смокинг" позволяет хоть здесь не курить. И не
куришь с большим удовольствием. Отчего чувствуешь себя сильной лич-
ностью. Наверно, потому и жмет чуть-чуть под мышками этот самый "смо-
кинг", в котором, кажется, летишь на гастроли или возвращаешься оттуда.
Словом, ощущение такое, будто что-то должно произойти.
И возникает в гудении моторов мелодия, которая появляется только на
высоте десяти тысяч метров над землей. С потерей высоты мелодия исчеза-
ет.
На высоте десять тысяч метров перестает действовать земное притяже-
ние. Ощущаешь невесомость и независимость. На высоте десять тысяч мет-
ров... Рано или поздно все самолеты идут на посадку. Рано или поздно
пассажиры возвращаются на землю. Прикасаясь колесами к земле, самолет
вздрагивает, и дрожь его передается людям.
Прилетели.
Памятник
Человек ожесточенно рыл землю. Яма становилась все глубже, выступила
вода, и под ней, наконец, показалась голубоватая глина. "Это то, что на-
до!" - воскликнул человек, наполняя глиной ведро.
Он поднял наверх, наверно, полтысячи ведер, пока около ямы не выросла
огромная куча глины. Тогда человек вылез из получившегося колодца наверх
и, отсекая от глины все лишнее, начал лепить себя.
На третий день здоровенная скульптура была закончена. Человек долго
разглядывал ее и улыбался устало: "Теперь меня запомнят надолго, можно
умирать".
...Прошли годы. В жаркий полдень, подняв из глубокого колодца ведро
холодной воды, люди пьют до изнеможения и, опустившись на глиняный буго-
рок, шепчут: "Какой замечательный человек вырыл этот колодец!"
Зал ожидания
Когда-то здесь был аэропорт. Летное поле, зал ожидания, зал прибытия.
Потом аэропорт перенесли на окраину города. Зал прибытия, зал отправле-
ния снесли, а зал ожидания стоит до сих пор. Здесь сутками ждут бог зна-
ет чего...
Зал ожидания - огромное желтое здание. Зал ожидания - восемь тяжелых
колонн по фасаду. Зал ожидания - под потолком ласточки лепят гнезда из
комочков глины, из кусочков фраз.
- Внимание пассажиров, вылетающих на Рио-де-Жанейро! Ваш рейс откла-
дывается по метеоусловиям Жанейро.
- Нет, что там у них с погодой? - зажужжал щупленький мужчина, замо-
лотил руками по воздуху, - получился пропеллер; он попытался взлететь с
помощью тоненьких рук. - Второй год Рио-де-Жанейро не может принять двух
несчастных человек. Маргарита, не спи ты! Жанейро не принимает. Марсель
не принимает. Твоя тетка в Ялте не принимает. Ну и погодка! Я ведь плюну
и улечу к чертовой матери, там всегда примут! - Он заметался так, что,
казалось, вот-вот взлетит, закружит с ласточками под потолком. Кто-то
тронул его за рукав:
- А что вам приспичило Рио-де-Жанейро? Почему бы не полететь на Амс-
тердам? Конечно, это не Рио-де-Жанейро, но тоже культурный центр.
Худенький пошел на посадку, глаза загорелись, словно наконец поманили
посадочные огни:
- А это идея. Маргарита! Не спи ты! Ну, не Рио-де-Жанейро. Ну, Амс-
тердам. Чем тебе не нравится Амстердам? Или я сойду с ума, ты меня зна-
ешь.
- Согласна, - медленно грудным голосом ответила большая Маргарита. -
Значит, теперь будет Амстердам? На центральной площади наверняка музей
Ван-Гога. Рядом обязательно магазин, где купим кожаное пальто мне и ме-
ховую шапку тебе. Не спорь! У тебя волосы последние вылезут без меховой
шапки.
Ласточки чертили под потолком лихие птичьи авиалинии. Как хотели, так
и чертили.
...Женщина в старомодном плаще, прищурившись, вслушивается в слова из
репродуктора:
- Гражданин Рогачев, вас ожидает у фонтана гражданка Рогачева.
Подбежав к фонтанчику с вялой струйкой питьевой воды, женщина завер-
тела головой, бормоча:
- Он сказал, буду в два. Три - его нет, четыре, пять, шестой год по-
шел, куда он запропастился? Бросить меня он не мог, я у него красавица.
Часто задерживался, это правда, но на шесть лет - это свинство!
Зал ожидания - зал надежды. Терпеть и дождаться.
...Сорокалетняя пара нервно оглядывается по сторонам.
- Чего вы ждете?
- Мы? Ребеночка. Мы ждем мальчика, - возбужденно затараторила женщи-
на, - белокурого мальчика с синими глазами, как у меня...
- С двумя золотыми косичками, высокую, в меня, - поправил мужчина. -
Семь лет ждем. Она давным-давно выросла из купленных распашонок и пол-
зунков. Знаете, дети так быстро растут!
- Но почему ребенка вы ждете здесь?
- А где еще, где? Везде люди ждут, по всей земле, кто тут, кто там,
но не могут найтись, потому что ждут в разных местах. Надо, наконец, до-
говориться и ждать в одном условленном месте. Здесь. И все непременно
дождутся. Непременно.
Зал ожидания. Ласточки бездумно парили под потолком, словно под купо-
лом умещалось все небо...
По радио объявляют:
- Лейтенант Архипов Сергей Петрович, пропавший без вести в сорок пя-
том году под Варшавой, вас ожидает однополчанин полковник Шарапов.
Седой мужчина с длинным шрамом на шее говорит всем:
- Серега пропасть никак не мог. Вы ж его не знаете, а я четыре года -
бок о бок по грязи, по крови. Кровные братья вроде бы с ним. Не такой
Серега человек, чтобы по всему этому четыре года живым проползти, а под
конец пропасть без вести. Это же глупо, глупо, как вы не понимаете?!
В зале ожидания вечно битком. Вместе теплей и спокойней. Вместе не
так страшно ждать. Когда ждешь не один, значит, в этом есть смысл...
- А вы что ждете?
- А?
- Вы-то что ждете, бабушка?
- А жду я. Жду, сынок. Что-то должно произойти когда-нибудь, правда?
За всю жизнь должно что-то случиться? Или не должно? Конечно, оно слу-
чится. Вот я и жду со всеми...
Ласточки вскрикивали под потолком зала ожидания. Ласточки ждали птен-
цов. Воробьи не подымались вверх к ласточкам, воробьи шуровали по полу,
по каменным плитам. Им нечего было ждать - все лежало под носом. Крошек
навалом, они прикидывали, какие побольше, повкусней.
...В зал ожидания торопливо вошла женщина неопределенного возраста в
шляпке с вуалью, которые будут носить еще не скоро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
зайти завтра в то же время. В самолете никто никуда не спешил.
Наверху кнопочки. Можно зажечь свет, вызвать стюардессу. Но главное -
можно не зажигать свет. Не звать стюардессу. Тем более она все равно
пройдет три раза на своих стройных ногах, волнуя духами, равно приветли-
вая и недоступная, прописанная в небесах.
В воздушной яме, правда, подхватит тошнота - вспомнишь, что надо от-
дать сто рублей, передать привет негодяям, опять есть сырники, приготов-
ленные женой. Но это потом. На земле. А в воздухе пристегнешь ремни и
чувствуешь себя свободным как птица.
Зажженная надпись "Ноу смокинг" позволяет хоть здесь не курить. И не
куришь с большим удовольствием. Отчего чувствуешь себя сильной лич-
ностью. Наверно, потому и жмет чуть-чуть под мышками этот самый "смо-
кинг", в котором, кажется, летишь на гастроли или возвращаешься оттуда.
Словом, ощущение такое, будто что-то должно произойти.
И возникает в гудении моторов мелодия, которая появляется только на
высоте десяти тысяч метров над землей. С потерей высоты мелодия исчеза-
ет.
На высоте десять тысяч метров перестает действовать земное притяже-
ние. Ощущаешь невесомость и независимость. На высоте десять тысяч мет-
ров... Рано или поздно все самолеты идут на посадку. Рано или поздно
пассажиры возвращаются на землю. Прикасаясь колесами к земле, самолет
вздрагивает, и дрожь его передается людям.
Прилетели.
Памятник
Человек ожесточенно рыл землю. Яма становилась все глубже, выступила
вода, и под ней, наконец, показалась голубоватая глина. "Это то, что на-
до!" - воскликнул человек, наполняя глиной ведро.
Он поднял наверх, наверно, полтысячи ведер, пока около ямы не выросла
огромная куча глины. Тогда человек вылез из получившегося колодца наверх
и, отсекая от глины все лишнее, начал лепить себя.
На третий день здоровенная скульптура была закончена. Человек долго
разглядывал ее и улыбался устало: "Теперь меня запомнят надолго, можно
умирать".
...Прошли годы. В жаркий полдень, подняв из глубокого колодца ведро
холодной воды, люди пьют до изнеможения и, опустившись на глиняный буго-
рок, шепчут: "Какой замечательный человек вырыл этот колодец!"
Зал ожидания
Когда-то здесь был аэропорт. Летное поле, зал ожидания, зал прибытия.
Потом аэропорт перенесли на окраину города. Зал прибытия, зал отправле-
ния снесли, а зал ожидания стоит до сих пор. Здесь сутками ждут бог зна-
ет чего...
Зал ожидания - огромное желтое здание. Зал ожидания - восемь тяжелых
колонн по фасаду. Зал ожидания - под потолком ласточки лепят гнезда из
комочков глины, из кусочков фраз.
- Внимание пассажиров, вылетающих на Рио-де-Жанейро! Ваш рейс откла-
дывается по метеоусловиям Жанейро.
- Нет, что там у них с погодой? - зажужжал щупленький мужчина, замо-
лотил руками по воздуху, - получился пропеллер; он попытался взлететь с
помощью тоненьких рук. - Второй год Рио-де-Жанейро не может принять двух
несчастных человек. Маргарита, не спи ты! Жанейро не принимает. Марсель
не принимает. Твоя тетка в Ялте не принимает. Ну и погодка! Я ведь плюну
и улечу к чертовой матери, там всегда примут! - Он заметался так, что,
казалось, вот-вот взлетит, закружит с ласточками под потолком. Кто-то
тронул его за рукав:
- А что вам приспичило Рио-де-Жанейро? Почему бы не полететь на Амс-
тердам? Конечно, это не Рио-де-Жанейро, но тоже культурный центр.
Худенький пошел на посадку, глаза загорелись, словно наконец поманили
посадочные огни:
- А это идея. Маргарита! Не спи ты! Ну, не Рио-де-Жанейро. Ну, Амс-
тердам. Чем тебе не нравится Амстердам? Или я сойду с ума, ты меня зна-
ешь.
- Согласна, - медленно грудным голосом ответила большая Маргарита. -
Значит, теперь будет Амстердам? На центральной площади наверняка музей
Ван-Гога. Рядом обязательно магазин, где купим кожаное пальто мне и ме-
ховую шапку тебе. Не спорь! У тебя волосы последние вылезут без меховой
шапки.
Ласточки чертили под потолком лихие птичьи авиалинии. Как хотели, так
и чертили.
...Женщина в старомодном плаще, прищурившись, вслушивается в слова из
репродуктора:
- Гражданин Рогачев, вас ожидает у фонтана гражданка Рогачева.
Подбежав к фонтанчику с вялой струйкой питьевой воды, женщина завер-
тела головой, бормоча:
- Он сказал, буду в два. Три - его нет, четыре, пять, шестой год по-
шел, куда он запропастился? Бросить меня он не мог, я у него красавица.
Часто задерживался, это правда, но на шесть лет - это свинство!
Зал ожидания - зал надежды. Терпеть и дождаться.
...Сорокалетняя пара нервно оглядывается по сторонам.
- Чего вы ждете?
- Мы? Ребеночка. Мы ждем мальчика, - возбужденно затараторила женщи-
на, - белокурого мальчика с синими глазами, как у меня...
- С двумя золотыми косичками, высокую, в меня, - поправил мужчина. -
Семь лет ждем. Она давным-давно выросла из купленных распашонок и пол-
зунков. Знаете, дети так быстро растут!
- Но почему ребенка вы ждете здесь?
- А где еще, где? Везде люди ждут, по всей земле, кто тут, кто там,
но не могут найтись, потому что ждут в разных местах. Надо, наконец, до-
говориться и ждать в одном условленном месте. Здесь. И все непременно
дождутся. Непременно.
Зал ожидания. Ласточки бездумно парили под потолком, словно под купо-
лом умещалось все небо...
По радио объявляют:
- Лейтенант Архипов Сергей Петрович, пропавший без вести в сорок пя-
том году под Варшавой, вас ожидает однополчанин полковник Шарапов.
Седой мужчина с длинным шрамом на шее говорит всем:
- Серега пропасть никак не мог. Вы ж его не знаете, а я четыре года -
бок о бок по грязи, по крови. Кровные братья вроде бы с ним. Не такой
Серега человек, чтобы по всему этому четыре года живым проползти, а под
конец пропасть без вести. Это же глупо, глупо, как вы не понимаете?!
В зале ожидания вечно битком. Вместе теплей и спокойней. Вместе не
так страшно ждать. Когда ждешь не один, значит, в этом есть смысл...
- А вы что ждете?
- А?
- Вы-то что ждете, бабушка?
- А жду я. Жду, сынок. Что-то должно произойти когда-нибудь, правда?
За всю жизнь должно что-то случиться? Или не должно? Конечно, оно слу-
чится. Вот я и жду со всеми...
Ласточки вскрикивали под потолком зала ожидания. Ласточки ждали птен-
цов. Воробьи не подымались вверх к ласточкам, воробьи шуровали по полу,
по каменным плитам. Им нечего было ждать - все лежало под носом. Крошек
навалом, они прикидывали, какие побольше, повкусней.
...В зал ожидания торопливо вошла женщина неопределенного возраста в
шляпке с вуалью, которые будут носить еще не скоро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119