«Младший племянник Кангранде далеко пойдет», – подумал Пьетро.
Делла Скала поклонился жене и отступил на шаг, потому что мадонна Джованна вздумала обратиться к гостям.
– Благородные синьоры, приветствую вас в нашем доме! Свадебное угощение готово! – Послышались одобрительные возгласы. Джованна продолжала: – С прискорбием сообщаю вам, дорогие гости, что мой супруг опозорил меня. Он опозорил меня, свою преданную жену, тем, что решил отпраздновать свадьбу племянника с куда большим размахом, чем нашу собственную свадьбу. Он опозорил меня тем, что предложил вам такие яства, каких никогда не предлагал своей жене. Поэтому вам придется помочь моему мужу расправиться с угощением, чтобы не осталось ни единой улики!
Гости засмеялись, захлопали. Кангранде обнял жену за плечи.
– Уважаемые друзья жениха, доставьте последнего в целости и сохранности на его место во главе стола. Похоже, мой племянник основательно набрался… набрался храбрости, столь необходимой в первую брачную ночь. Теперь для него главное – не забыть, в чем суть этого знаменательного события.
Восторгу молодежи не было предела.
Кто-то хлопнул Пьетро по плечу.
– А ты ловко выкрутился.
Пьетро не потрудился обернуться на знакомый голос.
– Ты, Поко, просто завидуешь. Тебе так ни за что не ответить.
В детстве Пьетро никак не мог выговорить имя младшего брата. Он постоянно менял слоги местами. Через некоторое время выяснилось, что прозвище Поко как нельзя лучше подходит Джакопо, который для своих лет был мал ростом. Поко, как и Пьетро, унаследовал от отца выдающуюся нижнюю губу; губа эта не вязалась с его небольшим ростом – Поко казался вечно надутым, спесивым мальчишкой.
– Подумаешь! Кому он нужен, твой Аристотель? – скривился Джакопо.
– Каждому, у кого есть разум.
При звуках этого голоса братья замерли. Данте слегка ущипнул младшего сына за ухо.
– Пьетро, представь мне своего нового друга.
Пьетро повиновался. Поэт был удивлен, чтобы не сказать заинтригован.
– Очень, очень интересно, – промолвил он. И, не дав Пьетро рта раскрыть, добавил: – Пьетро, Джакопо, идите за мной. Вниз, дети мои.
Пристыженный Поко действительно поплелся за отцом к дверям. Жениха выносили трое приятелей; четвертый пытался накормить его хлебом и напоить водой. Мастино и Альберто не отставали от процессии – они тыкали жениха пальцами под ребра, желая узнать, можно ли таким способом вызвать рвоту.
Марьотто и Пьетро отстали от гостей – те пошли переодеться к обеду.
– За стол усядутся через полчаса, не раньше, – сказал Марьотто. – Давай-ка пока подкатимся к этому капуанцу, а то потом случая не представится.
Капуанец смотрел в окно на всадника, галопом приближающегося к палаццо. Костюм капуанца, модный и явно дорогой, на локтях и коленях являл собой жалкое зрелище. Кольцони подчеркивали толщину и дряблость ляжек молодого человека; ляжки походили на мешки, нетуго набитые сеном. На звуки шагов капуанец обернулся. Лицо его выражало заведомое презрение. Возможно, он принял Марьотто и Пьетро за слуг.
– Привет, – сказал Пьетро. – Меня… э-э… зовут Пьетро.
– Это Пьетро Алагьери из Флоренции, – произнес Марьотто, на сей раз правильно. – Пьетро – сын великого поэта Данте. А меня зовут Марьотто Монтекки.
– Ты веронец?
– Как лучшие скакуны, я родился и получил воспитание в Вероне.
Целая минута понадобилась, чтобы светловолосый капуанец сообразил, что забыл представиться.
– Меня зовут Антоний… Антонио Капеселатро. Я – второй сын Людовико Капеселатро из Капуи.
Марьотто кивнул.
– Мы пришли узнать, не хочешь ли ты осмотреть город.
Антоний нахмурился.
– Ты же сказал, что здесь вырос?
– Так и есть, – отвечал Марьотто.
– Ты что же, до сих пор родной город не осмотрел?
В первый раз Марьотто смутился.
– Да, конечно… Я… я знаю свой город. Но вот Алагьери в Вероне раньше не бывал. И ты тоже. Я подумал, мы могли бы после обеда прогуляться вместе. Сегодня должны быть состязания, разные игры. В них можно поучаствовать.
– Игры? – оживился Антоний. – Тут бывают игры?
– Еще бы! Почти каждый день, когда Капитан в городе. Разве ты не слышал – он распорядился, чтобы завтра игры продолжались от рассвета до заката.
Однако соблазнить капуанца оказалось нелегко.
– Подумаешь. Все правители любят деньгами сорить.
Марьотто понимающе улыбнулся.
– Просто ты не видел, какие игры затевает Кангранде. Три года назад он устроил Корте Бандита. Тогда погибли восемь человек. А еще трое потеряли каждый по глазу. У нас проводятся кошачьи и медвежьи бои, и каждый год бывают скачки. Лучшие в Италии, между прочим.
Антоний выказал признаки заинтересованности.
– Я смотрю, ваш Капитан большой выдумщик.
– Надо не смотреть, а участвовать, – отрезал Марьотто. – Так что ты решил: идешь с нами или торчишь здесь со стариками и женщинами?
Антоний хлопнул Марьотто по плечу.
– А вот за такие слова можно и с балкона ненароком упасть. То-то папочка огорчится.
У Марьотто загорелись глаза.
– Не пожалеешь! Мы поужинаем в городе. Может, сведем знакомство с местными красотками. Завтра на мосту будут бои на ножах и состязания по борьбе. Капитан обещал даже гусиные бои!
В голове у Пьетро уже сложилась характеристика Марьотто; теперь он добавил к списку непостоянство. Как быстро он, Пьетро, наскучил юному Монтекки! Чувствуя себя чем-то вроде собственного младшего брата, юноша произнес:
– Может, устроим заплыв в Адидже? Кто быстрее? – Ни в фехтовании, ни в верховой езде, ни в других забавах молодежи Пьетро не преуспел, зато плавал хорошо.
Антонио хлопнул по плечу и Пьетро. Рука у него была тяжелая, ладони как лопаты – за счет этих вот крестьянских лап Антонио, ростом не превосходящий своих сверстников, казался великаном.
– С вами обоими я пойду на край света, но при одном условии: ни слова о поэзии. Не в обиду Алагьери будь сказано.
– Я и не думал обижаться. – Пьетро выбрался из-под руки Антонио и принялся тереть ушибленное плечо.
Вдруг закричал крупный сокол. Все птицы до сих пор находились в зале, дожидаясь, когда главный егерь отнесет их обратно в клетки. Карлик всполошил их своим буйным танцем.
– Хочешь, покажу моего ястреба? – воскликнул Марьотто.
Он побежал в дальний конец лоджии, где на шесте сидел молодой ястреб-перепелятник, недавно вставший на крыло.
– Дилиос!
На зов хозяина птица повернула голову в клобучке. Монтекки развязал опутенки и посадил ястреба себе на руку.
– Дилиос пока не опасен – я могу спокойно держать его без перчатки. – Действительно, на Марьотто был только фарсетто из тонкой кожи. Будь птица взрослой, она разодрала бы руку когтями. – Тише, Дилиос, тише. Вот молодец.
– Что за странное имя у твоего ястреба! – Антонио был немало озадачен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192