Кангранде, носивший прозвище нового Цезаря за милосердие к побежденным, решил и сегодня не отступать от своих правил. Возвратившись к северной границе Квартесоло, он принял знатных падуанцев как старых друзей. Поэта Альбертино Муссато нашли во рву. На теле его обнаружилось ни много ни мало одиннадцать ран, самыми опасными из которых были трещина в черепе и перелом ноги. Кисть его руки еле держалась на запястье, вывернутая под немыслимым углом. Кости поэту пересчитали копыта коней его же товарищей, однако он успел броситься с моста в грязную воду. Кангранде, обращаясь к Муссато, всячески подчеркивал его храбрость. Страдая на импровизированных носилках от нестерпимой боли, поэт старался отвечать возможно дружелюбнее.
Пьетро, неловко изогнувшись, перевязывал раненую ногу лоскутами, на которые пошла рубаха одного из убитых, и с удивлением наблюдал этот обмен любезностями. Он уже передал своих пленников Скалигеру. Тот пожертвовал поясом, чтобы наложить Пьетро жгут повыше раны. К счастью, деревянная стрела, застрявшая в ноге, препятствовала большой потере крови, однако боль причиняла адскую. Уверенный, что пленные падуанцы в надежных руках, Пьетро кое-как вскарабкался на подвернувшегося коня и отправился искать друзей. Пронзенный стрелой шлем он прихватил с собой. Позади него Кангранде всячески превозносил доблесть дяди и племянника.
– Поистине вы совершили подвиг, которому нет равных, – вдвоем остановили отступающую армию!
Гранде наклонил голову.
– Скорее, подвиг совершили вы, вселив ужас в сердца тысячи воинов.
– И все же вы, синьоры, достойны победы. Хотя бы за ваше беспримерное мужество.
– Не сомневаюсь, что наше мужество не помешает этому сопляку получить за нас хороший выкуп, – проворчал Марцилио.
Кангранде усмехнулся.
– Вы предпочли бы, чтобы Пьетро вас убил?
– Значит, его зовут Пьетро.
– Пьетро Алагьери, флорентинец, недавно прибыл из Парижа. Его путь лежал через Пизу и Лукку.
– На нашу голову, – заметил старший Каррара. – Он случайно не сын Данте?
– Сын.
– Храбрый юноша. Я так и сказал племяннику.
Марцилио открыл было рот, но Гранде наступил ему на ногу. Вместо собственных комментариев относительно душевных и физических качеств Пьетро младший Каррара неожиданно для себя выдал:
– Вашей армии здесь нет, не так ли?
– К сожалению, нет. Полагаю, сейчас моя армия как раз выходит из Вероны.
– Значит, ваша победа – чистой воды удача.
– Пожалуй, – улыбнулся Скалигер.
– Удача, а не ваш талант полководца, – не унимался Марцилио.
– Что поделаешь! – продолжал улыбаться Скалигер.
– Нельзя недооценивать удачу, – процедил Гранде.
– Полагаю, масштабы моего коварства привели бы тебя в бешенство. – Скалигер не сводил улыбки с молодого Каррары, как иные не сводят глаз.
– И каковы же эти масштабы?
Слова Марцилио прозвучали уже в спину Кангранде. Правителю принесли большой нагрудник, украшенный лазурной эмалью. Кангранде выслушал шепот на ухо, усмехнулся, посмотрел на нагрудник, перевел взгляд на старшего Каррару.
– Известно ли вам, кому это принадлежит?
– Известно.
– Как жаль, что он проигнорировал мое гостеприимство.
– Наверняка он потерял нагрудник в бою.
– Вы слишком великодушны.
Кангранде вручил нагрудник солдату и сказал:
– Возьми троих. Вместе идите туда, где ты нашел эту вещь, и отправляйтесь с того места в сторону Падуи самым коротким путем. Если вы через час не нагоните хозяина нагрудника, возвращайтесь. Да смотрите, не подъезжайте к Камисано. Вперед.
Солдат с поклоном удалился. Кангранде в нетерпении стал прохаживаться туда-сюда, на губах его играла довольная улыбка. Улыбка эта ясно говорила, что граф Сан-Бонифачо горько пожалеет о своем бегстве.
Кангранде, оставив падуанцев и инструкции по их содержанию всадникам, поехал к месту падения Антонио да Ногаролы. Пришедший в себя Ногарола проклятиями отвечал на уговоры слуг вернуться в Виченцу.
– Я прекрасно себя чувствую, черт подери! – рычал он, тщетно пытаясь остановить кровь из плеча с помощью разорванного рукава вражьей рубахи. Он даже пнул человека, пришедшего позаботиться о раненых. – Перевязывай кого-нибудь другого! Я в твоих услугах не нуждаюсь. Это не рана, а царапина!
– Ох, Антонио, вы хуже ребенка. – Кангранде нагнулся над Ногаролой, поднял окровавленную тряпку. – Рана серьезная. Можете пошевелить рукой?
– Более-менее, – проворчал Ногарола.
Кангранде промокнул основание стрелы, торчащей из плеча Антонио, свежей тряпицей.
– Так-то лучше. И вообще, отправляйтесь-ка домой да позовите лекаря. – И, хлопнув Ногаролу по здоровому плечу, Кангранде удалился.
Любой другой на месте Скалигера услышал бы в свой адрес немало нелестных слов. Ногарола поднялся и в сопровождении слуг направился в Виченцу.
Пьетро не пришлось искать долго. Антонио сидел, уронив голову на руки, а Мари полулежал на спине, опираясь на локти.
– Боже! – воскликнул Мари при виде ноги Пьетро.
– Рана не опасная, – скромно отвечал Пьетро.
– Нам до тебя далеко, – с завистью вздохнул Антонио.
Пьетро стал спешиваться. Боль переполнила его, но он не дал ей выплеснуться в крике и неловко опустился на колени рядом с Антонио и Марьотто.
– А это вы видели? – Пьетро гордо протянул друзьям свой шлем.
– Ты что, в мишень играл? – рассмеялся Антонио.
Они с Марьотто выслушали Пьетро. Юноша старался ничего не приукрасить, но все равно поверить в то, что он выбрался живым из такой переделки, было непросто. Антонио и Марьотто наперебой принялись рассказывать о своих приключениях.
– Выходит, в тебя попал тот же тип, что целился в Мари? – догадался Антонио.
– Никто в меня не целился! – перебил Марьотто. – Просто ты в седле держишься не лучше чурбана, а признавать этого не хочешь!
– Еще как целился! – кричал Антонио. – А вот всадника с копьем ты точно сам придумал.
– Да, и сам себе в грудь заехал, – парировал Мари, приподнимаясь и указывая на свою рану. От боли он тут же снова упал на спину.
– А может, ты в куст чертополоха угодил, цветик ты наш! – гоготал Антонио. – Откуда мне знать? – Юноши обменялись неприличными жестами, и Капеселатро продолжал: – В одном ты прав: я действительно упал. И тебя с коня свалил. Не сделай я этого, стрела бы раскроила тебе череп, как спелую дыню! – На слове «дыня» Антонио возвысил голос, затем закатил глаза, застонал и затряс головой. Пьетро и Мари разобрал смех. Антонио одарил их скорбным взглядом, вызвав новый приступ хохота.
Марьотто было больно смеяться. Переводя дыхание, он взглянул на свою рану и спросил:
– Как думаешь, шрам останется?
– Пожалуй, – со знанием дела отвечал Пьетро.
– Слава богу, – удовлетворенно выдохнул Марьотто.
К юношам приблизился Скалигер в сопровождении Юпитера, у которого язык все еще был на плече и бока ходуном ходили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192