– Ческо похищен! И Пьетро его ищет! Отец, мы должны ехать! Немедленно!
Данте прекрасно понимал, чем чреват подобный отъезд и участие в поисках незаконного сына Кангранде. Однако мадонна Джованна сама разрешила дилемму.
– Конечно! Мы все поедем. Пошлите за моими грумами, велите приготовить экипаж и собрать эскорт. Мы отправляемся в Виченцу. Немедленно.
– Зря мы это затеяли.
Лошади Антонии и Джаноццы трусили голова к голове. Дождь лил не переставая. Все силы девушек сосредоточились на одном – как бы не свалиться с дамского седла. Тучи превратили полдень в вечер; лошадь Джаноццы не заметила кроличьей норы и споткнулась. Джаноцца вскрикнула и упала на землю.
Антония соскользнула с промокшего седла и бросилась к подруге, увязая башмаками в раскисшей глине.
– Джаноцца!
– Ой, ой! – стонала Джаноцца.
– Ты ушиблась?
– Нога! Я сломала ногу!
Роландо сочувственно подвывал.
На неискушенный взгляд Антонии, нога вовсе не была сломана. Провинившаяся лошадь похромала куда-то в сторону, ее жалобное ржание перекрывал шум дождя.
– Похоже, вы обе теперь хромаете.
«Отлично. Великолепная кульминация не менее великолепной завязки. Оказаться в непогоду в дикой местности совершенно беспомощной – это ли не заветная мечта любительницы французских романов?»
– Может, поедем на моей лошади вместе?
– Нет, ни в коем случае! Мне так больно!
– Хорошо, ты поедешь, а я пойду рядом. – Джаноцца отрицательно покачала головой. – Хочешь, чтобы я вернулась за подмогой? – Джаноцца кивнула. Антония достала нож из-за пояса и положила его Джаноцце в подол. – Держи, пригодится. И не отпускай Роландо! Я кого-нибудь найду.
Антония взобралась на лошадь и повернула назад, к замку Монтекки.
Пьетро молча переваривал заявление Патино. Неужели это правда?
– Если ты из рода Скалигеров, докажи это. Патино порылся за пазухой и извлек медальон.
– Это подарок одного доблестного шотландца моему отцу. Отец передал медальон мне на случай, если придется доказывать мое происхождение.
– Так вот почему ты столько сил приложил, чтобы его вернуть. Но почему ты никогда не пытался?..
Патино откровенно рассмеялся.
– А что я забыл в этом клубке змей? Нет уж, лучше выждать, пока мои братья сами поумирают, один за другим. Бартоломео и Альбоино уже мертвы. Кангранде тоже недолго осталось, учитывая, сколько у него врагов. Тогда-то я и выйду из тени и заявлю о своих правах, полученных благодаря грехам Альберто.
Пьетро попробовал зайти с другой стороны.
– Ты ненавидишь своего отца за то, что он был великий грешник. А ты сам? Ты же убийца. Ты убивал не на поле сражения. В Вероне ты зарезал няню, совсем юную девушку.
– О да, это настоящая трагедия. Я молился за упокой души бедняжки.
– Весьма похвально. А Фацио? За упокой его души ты уже успел помолиться?
Патино горестно покачал головой.
– Бедный глупый Фацио. Он в ногах у меня валялся, кричал, умолял о пощаде. Он даже не понял, почему пришлось убить его.
Пьетро в очередной раз вздрогнул, но не от холода.
– Хорош же ты будешь, когда предстанешь перед Господом. Убийца невинных девушек и юношей, почти детей. Ты и прорицательницу зарезал, да?
– Нет, к убийству прорицательницы я не имею отношения. А жаль – с удовольствием прикончил бы мерзкую язычницу. Что же касается няньки… Да, я исповедовался в этом грехе и получил прощение. Проклятую же вещунью убил сообщник графа.
Пьетро прищурился, сквозь пламя глядя на Патино.
– Сообщник?
Патино рассмеялся.
– До чего же мало тебе известно! Ну да, сообщник графа заказал убийство вещуньи. Пророк сделал свое дело – пророк должен умереть.
Пьетро решил, что попытаться стоит.
– Мне все равно не жить, так признайся: кто этот сообщник?
Патино улыбнулся. Улыбка его, уродливая, кривозубая, странно и страшно напоминала знаменитую улыбку Кангранде.
– Нет уж, а то до полуночи не успеешь все сведения переварить.
У Пьетро зародилось еще одно нелепое подозрение.
– Ты легко убиваешь женщин и детей. Так почему ты не убил Детто? Почему ты не убил его? – Пьетро указал на коленопреклоненного Ческо.
Патино молчал долго, очень долго. Внезапно он сплюнул в огонь.
– Мой отец был очень умен. Всем своим любовницам он сообщал о проклятии, нависшем над родом Скалигеров. Не знаю, кто и каким образом вызвал на наш род проклятие. Возможно, то был сам Альберто. Не исключено, что он боялся, как бы его не убил один из его же сыновей. Может, его совесть мучила, а может, предчувствия. Как бы то ни было, нам запрещено проливать кровь родственников. Sanguis meus, говаривал старый греховодник. Кровь от крови моей. Всякий, кто нарушит запрет, умрет безвременной смертью и будет проклят во веки веков. – Патино передернуло. – Не хочу гореть в аду за то, что восстанавливаю справедливость. Господь от меня этого не требует. Вот почему я не убил сына Ногаролы – он мой племянник, хоть и со стороны этой шлюхи Катерины. Вот почему я не убил ублюдка самого Кангранде.
– Ты ведь все равно проклят, Грегорио. Кстати, это твое настоящее имя? Ты сегодня совершил убийство, и, когда сюда явится Кангранде, у тебя не будет времени ни на исповедь, ни даже на молитву. – Патино только усмехнулся. Пьетро продолжал: – Подумай об этом. Один час – вот сколько у тебя времени на размышления. Четыре часа – столько времени ушло у меня на то, чтобы найти тебя, хоть и пришлось трижды пересечь реку вслед за собакой. Одна минута – вот сколько времени потребуется Кангранде и его молодцам, чтобы разглядеть знаки, которые я для них оставил – сломанную ветку, рубец от меча на стволе. Думаю, на поиски у них уйдет часа три. Сколько мы уже здесь сидим? С минуты на минуту ты услышишь стук тысяч копыт – то будут рыцари, настоящие солдаты, а не подонки и трусы вроде тебя. Они сражаются честно, а не всаживают нож в спину беззащитным женщинам. Давай договоримся: если ты сейчас сдашься, я позволю тебе помолиться перед повешением. Ты сможешь испросить у Господа прощения. Тогда проклятие тебя минует. Душа твоя отправится в рай. Отдай мне мальчика.
Речь Пьетро почти подействовала. Однако он слишком поспешил встать. Патино прижал нож к лицу Ческо, как раз под глазом.
– Не двигайся! Может, мне и нельзя его убить, но глаза я ему выколю. Я не шучу.
Ческо замер, не смея даже зажмуриться. Видно было, как он, несмотря на кляп, шевелит языком, однако глаза его были скошены на клинок. Патино встряхнул мальчика.
– Ну что, племянничек, выколоть тебе глазенки, а? Надеюсь, ты не боишься темноты – потому что всю оставшуюся жизнь ты проведешь именно в темноте. Что, не хочешь? – Патино оторвал взгляд от Ческо и прошипел: – Графу он нужен живым – отлично. Но он будет слеп. Ты этого хочешь? Этого?
– Нет, – еле вымолвил Пьетро.
– Тогда сядь на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192