Друзья поднимались все выше, нащупывая на стене малейшие выступы. Антонио нашел очередную зацепку, подтянулся на руках, и вдруг пальцы его соскользнули. Он повис на одной руке, болтая ногами и беспомощно шаря свободной рукой по скользким камням.
Менее чем в трех локтях Марьотто ногой нащупал выступ, позволивший ему перенести тяжесть тела на пальцы ног, а руки пустить в ход. Он бросил взгляд вправо и увидел Капуллетто на одном уровне с собой. С лоджии Пьетро заметил, как Антонио извернулся, чтобы посмотреть в лицо Марьотто, и улыбнулся ему. Капуанец ногой спихнул со стены очередного бегуна – тот полетел прямо на остальных. В то же время Антонио протянул руку к Мари.
От внимания Пьетро не укрылось замешательство, на секунду отразившееся на лице Монтекки. По прошествии этой секунды Марьотто выбросил вперед руку и удержал Антонио.
Дальше друзья полезли вместе. Один из них должен был победить. Около тринадцати локтей отделяли Антонио от раскрытого окна; стоя на выступе стены, ни за что не держась руками, Антонио испустил клич столь радостный и громкий, что заглушил и дудку карлика, и все остальные голоса. Однако положение его было более чем опасно. В любой момент он мог сорваться и рухнуть на обнаженных бегунов.
Марьотто удалось забраться еще выше; он балансировал под самыми перилами, не сомневаясь в собственной победе. Если Антонио хотел выиграть забег, ему следовало сделать почти нечеловеческое последнее усилие. Антонио весь подобрался, так что колени его оказались под подбородком, и прыгнул вверх, к лоджии.
Пьетро успел поймать его взгляд. Антонио тянул руки к перилам, лицо его выражало восторг. Однако восторг этот в следующую секунду сменился ужасом – Антонио прыгнул недостаточно высоко. Подбородком он стукнулся о перила, пальцы его ухватили воздух. Пьетро ринулся на помощь и даже схватил Антонио, однако холодные влажные запястья выскользнули из его рук.
В ту же секунду в перила вцепился Мари. Он благополучно преодолел последние несколько локтей и теперь стоял на внешнем выступе лоджии.
– Мари! – взвыл Антонио. В голосе его слышался страх, красные ручищи рассекали воздух.
Марьотто не обернулся.
Пьетро проследил полет до конца. Антонио с тошнотворным хрустом приземлился прямо на затаившую дыхание толпу. У некоторых бегунов хватило ума попытаться его поймать. Остальные, не видевшие, как Антонио сорвался, невольно послужили ему подушками. Теперь Антонио лежал на земле, держась за собственную ногу, и выкрикивал слова, которых его невесте лучше было бы не слышать.
Пьетро улыбнулся:
– Мари, он здорово ушибся, но он жив.
Марьотто посмотрел вниз – и побелел как полотно. В тот же миг на его плечах откуда ни возьмись оказалось одеяло, и юношу поспешно увели с лоджии, потому что там уже становилось тесно из-за все прибывающих бегунов. Слуги несли плащи и теплые чулки. Кирпичи в каминах уже раскалились. Подогретое вино с пряностями дымилось в огромных чанах. Все было готово для того, чтобы привести в чувство замерзших и уставших бегунов, которые теперь кутались в одеяла и залпом пили вино, обжигавшее им глотки.
Явился распорядитель с длинной зеленой шелковой лентой, а также с живым петухом и парой перчаток для проигравшего. Кангранде решил не ждать последнего бегуна. Зеленой лентой наградили Монтекки. Пьетро пробрался сквозь толпу, чтобы поздравить друга.
– Ты как себя чувствуешь?
– 3-з-з-замерз-з-з-з, – клацая зубами, отвечал Марьотто. – Б-б-будто тысяча иг-г-г-голок в ноги впилась. Антонио н-н-не очень пострад-д-д-дал?
– Не знаю, – сказал Пьетро. – Пойдем поищем его.
– Мы д-д-должны его найти, прав-д-д-да?
– Ладно, победитель, оставайся тут, грейся. Я сам найду Капеселатро.
– К-к-к-капуллетто.
– Да, верно. Я забыл.
Прихватив костыль, Пьетро заковылял к выходу. По дороге он дернул за рукав лакея.
– Не знаешь ли, любезный, где пострадавшие бегуны?
– Кажется, в гостиной, синьор.
– Спасибо.
На первом этаже Пьетро пришлось наугад открыть несколько дверей, пока он не оказался в гостиной. Здесь остро пахло тростником, отсыревшим от снега, что нанесли бегуны. Горели свечи, факелы тянулись по всему периметру комнаты. Пострадавшие не злились на свои неудачи – все их внимание поглощали травмы. Личный врач Скалигера, Авентино Фракасторо, трудился вместе с непревзойденным по части врачевания ран Джузеппе Морсикато. Последний кивнул Пьетро, не отрываясь от растирания очередной ноги.
Антонио растянулся на длинной скамье. Его успели завернуть в несколько тяжелых одеял; на левой ноге, выставленной вперед, красовался лубок.
– П-п-пьетро! – обрадовался Антонио. – К-к-как там Дж-дж-джаноцца? Б-б-беспокоится обо мне?
Пьетро стало стыдно – он понятия не имел, чем сейчас занята Джаноцца.
– Конечно, беспокоится. Мы с Марьотто тоже волновались. Что с ногой?
– Перелом! – вздохнул Антонио. – Доктор говорит, дело плохо. Фракасторо наложил лубок, чтобы я не шевелился, но им еще предстоит совмещать края кости. Я несколько месяцев не смогу ездить верхом! – Лицо юноши исказилось. – А я ведь почти победил!
– Я видел, как ты прыгнул. Что произошло?
– Я стукнулся обо что-то голенью и потерял равновесие. Я рухнул на Баилардино! – с глуповатой улыбкой добавил Антонио.
«Удачно рухнул», – подумал Пьетро и тут же укорил себя за такие мысли.
В глазах Антонио появилась мольба.
– Не хочу, чтобы Джаноцца видела меня таким. Может, вы с Мари развлечете ее сегодня, ну, вместо меня?
Пьетро проигнорировал легкое покалывание в большом пальце левой руки.
«Это не предчувствие, – сказал он себе. – Это от холода».
– Я уже обещал зайти к донне Катерине, но, может, донна делла Белла к нам присоединится.
– Проследи, чтобы Мари был с вами. Я хочу, чтобы они с Джаноццей подружились!
– Я прослежу, – произнес Пьетро. – Обещаю.
На улице группа изрядно подвыпивших горожан подпирала украшенную фресками стену. Вдруг один из собутыльников выпрямился, будто внезапно палку проглотил.
– Боже праведный!
– Ты чего?
– Стена двигается! Богом клянусь!
– Да он просто перебрал!
– Может, я и перебрал, но вовсе не соврал!
– Да ну! Посмотрите-ка на силача, что может двигать стены палаццо!
– Говорю вам – она правда немного сдвинулась…
– Если такой толстяк навалится, так она и рухнет, чего доброго!
– Кто это сказал? Кто из вас назвал меня толстяком, пьяницы несчастные?
– Может, мы и пьяницы, но вовсе не лжецы!
– Дохляки! Да я мужчина в самом расцвете сил! Разуйте глаза!
– Как же, как же! Ты у нас Геракл!
И толстяка подняли на смех. Гогоча и подначивая, выпивохи ушли, и никто из них больше не вспомнил о движущейся стене.
Мари появился на лоджии лишь через полчаса, но зато при полном параде. Пьетро ждал его у дверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192