Словно ты собаку съела на
пистолетной стрельбе. Обойди-ка фургон и подержи мулов - я открою дверцу
сзади.
- Да, дорогой.
Не успела она подойти к передней паре мулов и ласково заговорить с
ними, как Смит окликнул ее:
- Дора! Иди скорей сюда!
Она вернулась.
- Погляди-ка. - Смит вытащил из фургона плоский кусок песчаника и
опустил на землю рядом с трупами. На камне было написано:
БАК
РОДИЛСЯ НА ЗЕМЛЕ
в 3031 от Р.Х.
УМЕР НА ЭТОМ САМОМ МЕСТЕ,
НЕ ДОЖИВ ДО 37 ЛЕТ.
ОН ВСЕ ДЕЛАЛ ХОРОШО.
- Что это, Лазарус? Понятно, что они хотели изнасиловать меня:
наверное, много недель не видели женщин. Понятно даже, зачем они хотели
убить тебя: они готовы были на все, чтобы добраться до меня. Но зачем им
понадобилось красть камень?
- Не ломай голову, дорогая. Люди, не уважающие чужой собственности,
способны на все. Они украдут что угодно, даже если вещь прибита гвоздями.
Даже если она не нужна им. - Смит помолчал и добавил: - Если бы я знал об
этом раньше, то не дал бы им шанса. Таких людей следует уничтожать
немедленно. Проблема только в том, как быстро распознать их.
Минерва, Дора была единственной женщиной, которую я любил до
самозабвения. Я знаю, что не сумею объяснить почему. Я не любил ее так,
когда женился на ней; тогда у Доры еще не было времени показать мне, какой
может быть истинная любовь. О, конечно, я полюбил ее сразу, но то была
любовь дряхлеющего отца к любимому ребенку или нечто подобное чувству,
которое можно испытывать к любимому домашнему животному. Я женился на ней
не по любви, а потому, что восхитительное дитя, которое подарило мне
столько радостных часов, хотело иметь... моего ребенка. И существовал
единственный способ подарить ей то, что она хотела, и потешить свое
самолюбие. Поэтому я почти хладнокровно рассчитал цену и решил, что все
обойдется мне настолько дешево, что я вполне могу сделать Доре подобный
подарок. Подумаешь, она же эфемерка. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, от
силы восемьдесят лет - и она умрет. Можно пожертвовать такой малостью,
чтобы украсить прискорбно короткую жизнь моей приемной дочери, - так я
думал тогда. Это немного, и я могу принести такую жертву. Да будет так!
Остальное попросту следовало из того, что я не признаю полумер, -
продвигаясь к цели, следует идти на все. Я рассказал тебе о некоторых из
возможностей; вероятно, я не упомянул, что подумывал на время жизни Доры
остаться капитаном "Энди Джи", а Заккур Бриггс мог бы заняться земными
делами или выкупить свою долю, если это его не устроило бы. Но если для
меня восемьдесят лет в космическом корабле - пустяк, то для Доры это целая
жизнь, и она могла бы не согласиться. К тому же корабль отнюдь не
идеальное место для воспитания детей. А что с ними делать потом, когда
вырастут? Высаживать на первых попавшихся планетах? Это не дело.
И я решил, что мужу эфемерки следует самому стать эфемером -
насколько это возможно. И следствия такого решения привели нас в
Счастливую долину.
Счастливая долина - самая счастливая во всех моих жизнях. И чем
больше я жил с Дорой, тем больше любил ее. Своей любовью она учила меня
любить, и я учился - правда, медленно, ибо не был прилежным учеником. Я
увяз в своих привычках и не имел ее природного дара. Но я учился. И понял,
что наивысшее удовлетворение состоит в том, чтобы подарить другому
человеку покой, тепло и счастье, и тебе повезло, если у тебя есть такая
возможность.
Но чем глубже познавал я любовь, проживая день за днем вместе с
Дорой, и чем счастливее становился, тем больше ныло сердце при мысли о
том, что недолгое счастье скоро закончится. А когда ему действительно
настал конец, я прожил холостяком почти целый век. А потом женился, потому
что Дора научила меня примиряться со смертью. Она тоже знала, что короткая
ее жизнь неминуемо закончится смертью... знала, как и я. Но учила меня
жить сегодняшним днем, не оставлять ничего на завтра... С трудом преодолел
я скорбь приговоренного к жизни.
Мы удивительно хорошо жили с ней! Работали до упаду, поскольку дел
всегда хватало, и наслаждались каждой минутой. Но никогда не искали в
жизни только удовольствий. Иногда, пробегая через кухню, я хлопал Дору
пониже спины и гладил ее грудь, а она быстро улыбалась в ответ; иногда мы
целый час бездельничали на крыше, глядя, как заходит солнце, как встают
луны, зажигаются звезды, и не пренебрегая при этом "эросом", - и жизнь
наша становилась прекраснее.
Наверное, ты думаешь, что в течение многих лет секс был единственным
нашим активным развлечением. Да, это занятие всегда было у нас на первом
месте, потому что Дора в семьдесят лет оставалась такой же пылкой, как и в
семнадцать. Обычно я здорово уставал, чтобы играть в шахматы, хотя и
сделал набор фигурок и доску. Других игр мы не имели, да и некогда было
играть; всегда были очень заняты. Мы развлекались иначе: часто один из нас
читал вслух, а другой вязал, или готовил, или занимался другим делом. Или
пели хором, кидая в такт зерно или навоз.
Мы работали вместе, когда это было возможно; разделение труда
обусловливалось лишь естественной необходимостью. Я не могу выносить
младенца или выкормить его грудью, но нянька из меня великолепная.
Кое-чего Дора просто не могла делать, потому что сил не хватало, особенно
на последних месяцах беременности. Она готовила лучше меня (я
совершенствовался несколько столетий, но так и не достиг такого
мастерства). И при этом ухаживала за младенцем и приглядывала за младшими,
теми, кто был еще слишком мал, чтобы помогать мне в поле. Я чаще всего
готовил ужин, пока она возилась с детьми, а она помогала мне работать на
ферме и в особенности в саду. Дора ничего не знала о фермерском деле, но
она училась.
Не умела она и строить, но и тут выучилась кое-чему. Я большей частью
работал на высоте, а она лепила сырцовые кирпичи, всякий раз безошибочно
добавляя необходимое количество соломы. Сырец не слишком хорош для этого
климата, здесь слишком часто бывают дожди, и нередко наша стена оплывала
от дождя раньше, чем я успевал навести крышу.
Но строить приходилось из того, что под рукой. Наше счастье, что у
нас были пологи фургонов. Ими мы прикрывали стены, пока я не сумел найти
способ их защиты от воды. О хижине из бревен я даже не думал: лес рос
слишком далеко. Мне с мулами приходилось тратить целый день, чтобы
привезти два бревна;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
пистолетной стрельбе. Обойди-ка фургон и подержи мулов - я открою дверцу
сзади.
- Да, дорогой.
Не успела она подойти к передней паре мулов и ласково заговорить с
ними, как Смит окликнул ее:
- Дора! Иди скорей сюда!
Она вернулась.
- Погляди-ка. - Смит вытащил из фургона плоский кусок песчаника и
опустил на землю рядом с трупами. На камне было написано:
БАК
РОДИЛСЯ НА ЗЕМЛЕ
в 3031 от Р.Х.
УМЕР НА ЭТОМ САМОМ МЕСТЕ,
НЕ ДОЖИВ ДО 37 ЛЕТ.
ОН ВСЕ ДЕЛАЛ ХОРОШО.
- Что это, Лазарус? Понятно, что они хотели изнасиловать меня:
наверное, много недель не видели женщин. Понятно даже, зачем они хотели
убить тебя: они готовы были на все, чтобы добраться до меня. Но зачем им
понадобилось красть камень?
- Не ломай голову, дорогая. Люди, не уважающие чужой собственности,
способны на все. Они украдут что угодно, даже если вещь прибита гвоздями.
Даже если она не нужна им. - Смит помолчал и добавил: - Если бы я знал об
этом раньше, то не дал бы им шанса. Таких людей следует уничтожать
немедленно. Проблема только в том, как быстро распознать их.
Минерва, Дора была единственной женщиной, которую я любил до
самозабвения. Я знаю, что не сумею объяснить почему. Я не любил ее так,
когда женился на ней; тогда у Доры еще не было времени показать мне, какой
может быть истинная любовь. О, конечно, я полюбил ее сразу, но то была
любовь дряхлеющего отца к любимому ребенку или нечто подобное чувству,
которое можно испытывать к любимому домашнему животному. Я женился на ней
не по любви, а потому, что восхитительное дитя, которое подарило мне
столько радостных часов, хотело иметь... моего ребенка. И существовал
единственный способ подарить ей то, что она хотела, и потешить свое
самолюбие. Поэтому я почти хладнокровно рассчитал цену и решил, что все
обойдется мне настолько дешево, что я вполне могу сделать Доре подобный
подарок. Подумаешь, она же эфемерка. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, от
силы восемьдесят лет - и она умрет. Можно пожертвовать такой малостью,
чтобы украсить прискорбно короткую жизнь моей приемной дочери, - так я
думал тогда. Это немного, и я могу принести такую жертву. Да будет так!
Остальное попросту следовало из того, что я не признаю полумер, -
продвигаясь к цели, следует идти на все. Я рассказал тебе о некоторых из
возможностей; вероятно, я не упомянул, что подумывал на время жизни Доры
остаться капитаном "Энди Джи", а Заккур Бриггс мог бы заняться земными
делами или выкупить свою долю, если это его не устроило бы. Но если для
меня восемьдесят лет в космическом корабле - пустяк, то для Доры это целая
жизнь, и она могла бы не согласиться. К тому же корабль отнюдь не
идеальное место для воспитания детей. А что с ними делать потом, когда
вырастут? Высаживать на первых попавшихся планетах? Это не дело.
И я решил, что мужу эфемерки следует самому стать эфемером -
насколько это возможно. И следствия такого решения привели нас в
Счастливую долину.
Счастливая долина - самая счастливая во всех моих жизнях. И чем
больше я жил с Дорой, тем больше любил ее. Своей любовью она учила меня
любить, и я учился - правда, медленно, ибо не был прилежным учеником. Я
увяз в своих привычках и не имел ее природного дара. Но я учился. И понял,
что наивысшее удовлетворение состоит в том, чтобы подарить другому
человеку покой, тепло и счастье, и тебе повезло, если у тебя есть такая
возможность.
Но чем глубже познавал я любовь, проживая день за днем вместе с
Дорой, и чем счастливее становился, тем больше ныло сердце при мысли о
том, что недолгое счастье скоро закончится. А когда ему действительно
настал конец, я прожил холостяком почти целый век. А потом женился, потому
что Дора научила меня примиряться со смертью. Она тоже знала, что короткая
ее жизнь неминуемо закончится смертью... знала, как и я. Но учила меня
жить сегодняшним днем, не оставлять ничего на завтра... С трудом преодолел
я скорбь приговоренного к жизни.
Мы удивительно хорошо жили с ней! Работали до упаду, поскольку дел
всегда хватало, и наслаждались каждой минутой. Но никогда не искали в
жизни только удовольствий. Иногда, пробегая через кухню, я хлопал Дору
пониже спины и гладил ее грудь, а она быстро улыбалась в ответ; иногда мы
целый час бездельничали на крыше, глядя, как заходит солнце, как встают
луны, зажигаются звезды, и не пренебрегая при этом "эросом", - и жизнь
наша становилась прекраснее.
Наверное, ты думаешь, что в течение многих лет секс был единственным
нашим активным развлечением. Да, это занятие всегда было у нас на первом
месте, потому что Дора в семьдесят лет оставалась такой же пылкой, как и в
семнадцать. Обычно я здорово уставал, чтобы играть в шахматы, хотя и
сделал набор фигурок и доску. Других игр мы не имели, да и некогда было
играть; всегда были очень заняты. Мы развлекались иначе: часто один из нас
читал вслух, а другой вязал, или готовил, или занимался другим делом. Или
пели хором, кидая в такт зерно или навоз.
Мы работали вместе, когда это было возможно; разделение труда
обусловливалось лишь естественной необходимостью. Я не могу выносить
младенца или выкормить его грудью, но нянька из меня великолепная.
Кое-чего Дора просто не могла делать, потому что сил не хватало, особенно
на последних месяцах беременности. Она готовила лучше меня (я
совершенствовался несколько столетий, но так и не достиг такого
мастерства). И при этом ухаживала за младенцем и приглядывала за младшими,
теми, кто был еще слишком мал, чтобы помогать мне в поле. Я чаще всего
готовил ужин, пока она возилась с детьми, а она помогала мне работать на
ферме и в особенности в саду. Дора ничего не знала о фермерском деле, но
она училась.
Не умела она и строить, но и тут выучилась кое-чему. Я большей частью
работал на высоте, а она лепила сырцовые кирпичи, всякий раз безошибочно
добавляя необходимое количество соломы. Сырец не слишком хорош для этого
климата, здесь слишком часто бывают дожди, и нередко наша стена оплывала
от дождя раньше, чем я успевал навести крышу.
Но строить приходилось из того, что под рукой. Наше счастье, что у
нас были пологи фургонов. Ими мы прикрывали стены, пока я не сумел найти
способ их защиты от воды. О хижине из бревен я даже не думал: лес рос
слишком далеко. Мне с мулами приходилось тратить целый день, чтобы
привезти два бревна;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205