Эй, вы... снимите шляпы перед герцогом!)
В 1916 году (ничего из того, о чем я вам рассказываю, не уцелеет
через десять лет, а тем более через сотню; эти годы завершили эру)
типичный горожанин Канзаса занимался привычными играми: проводил время в
церкви, с родственниками по крови и браку, обедал, устраивал пикники,
играл в различные игры, но не в азартные, просто ходил в гости,
разговаривал. В остальном все это ему ничего не стоило, разве что
приходилось достаточно много времени уделять церкви, которые здесь
выполняют роль общественных клубов, а не только храмов.
Главным коммерческим увеселением являются так называемые "движущиеся
картинки": когда драматические представления в черно-белом изображении
демонстрируются на белой стене. Развлечение новомодное, весьма популярное
и очень дешевое - его прозвали грошовым, по названию мелкой монеты,
взимаемой в качестве уплаты. Такой театр можно найти повсюду, далеко
ходить не придется. Подобные формы развлечения и их технологические
производные привели - а точнее, еще приведут - к разрушению этой
социальной системы в не меньшей мере, чем самодвижущиеся повозки (пусть
Галахад выскажет свое мнение об этом), нов 1916 году еще ничего не
случилось, и я пока имею дело со стабильным и вполне утопическим
обществом.
Анемия еще не проявилась: нормы крепки, обычаи обязывают, и никто в
этом "здесь и сейчас" не слышит за отдаленными раскатами грома
чейнстоксовского дыхания умирающей культуры. Грамотность достигла
высочайшего уровня, которого суждено было достичь этому миру. Мои дорогие,
люди в 1916 году просто не поверят, если им рассказать, каким будет 2016
год, они не поверят даже тому, что вот-вот вступят в первую из последних
войн, - вот почему человек, имя которого я получил, будет переизбран. "Мы
- нейтральны!", "Мы слишком горды, чтобы воевать!", "Он уберег нас от
войны!" Под этими лозунгами они маршируют к краю обрыва, еще не зная, что
он где-то рядом.
(Я приуныл... понимая все задним числом... точнее, в данном случае -
предвидя.)
А теперь взглянем на изнанку этого очаровательного города.
Считается, что управляется он демократически. На деле же - ничего
похожего: всем заправляет политикан, не занимающий выборной должности.
Выборы обставлены как торжественный ритуал - но исход их предрешает он
сам. Улицы превосходно вымощены, поскольку его компании оплатили
расходы... ради своей же собственной выгоды. Школы великолепны, там
по-настоящему учат, потому что это угодно монарху: он прагматически
благороден и не слишком жадничает. "Преступление" (понятие, означающее
нечто незаконное, в него входят и проституция, и азартные игры)
истребляется его лейтенантами: сам же он ни к чему не прикасается.
Большая часть всех так называемых "преступлений" совершается
организацией, иногда именуемой "Черной рукой", но в 1916 году она еще не
получила этого имени и не объявилась. Но именно из-за нее я опасаюсь
принимать пари на выборы; боюсь посягнуть на монополию какого-нибудь
политического лидера, какого-нибудь из помощников этого политикана;
подобный поступок может крайне неприятным образом сказаться на моем
здоровье.
Значит, буду заключать пари по местным правилам и держать язык за
зубами.
Респектабельный горожанин, обладающий красивым домом, садом,
посещающий церковь и имеющий счастливых детей, ничего этого не видит, и -
как я считаю - даже не подозревает, а еще меньше думает обо всем этом.
Город поделен на зоны с четкими, но ничем не помеченными границами.
Потомки прежних рабов обитают в зоне между приличной частью города и той
областью, где доминируют и обитают изгнанники общества, практикующие
занятия, подобные азартной игре и проституции. По ночам зоны смешиваются -
только по молчаливому согласию босса. В дневное время замечать нечего.
Босс поддерживает жесткую дисциплину и обеспечивает ее простыми мерами. Я
слышал, что у него лишь три незыблемых правила: улицы должны быть хорошо
вымощены, школы трогать нельзя, не следует убивать людей южнее
определенной улицы.
В 1916 году все это прекрасно срабатывало - но так оставалось
недолго.
Я должен остановиться, потому что договорился с фотостудией
Канзас-Сити и хочу попользоваться ее лабораторией частным порядком. А
потом я вернусь к своему делу, дабы вполне законным путем разлучать людей
с их долларами.
Клянусь в вечной любви, жду встречи. Л.
P.S. Видели бы вы меня в шляпе-дерби!
DA CAPO: III. МОРИН
Мистер Теодор Бронсон, он же Вудро Уилсон Смит, а также Лазарус Лонг,
покинул свои апартаменты на бульваре Армор и направил машину, маленький
фордик-ландо, на угол 31-й улицы. Машина осталась под навесом позади
ломбарда - ему как-то в голову не приходило оставить автомобиль на ночь на
улице. Не то чтобы Лазаруса смущала стоимость машины: он приобрел ее в
результате ошибки некоего оптимиста из Денвера, решившего, что двух тузов
и пары подобранных по масти карт, конечно, хватит против пары валетов.
Мистер "Дженкинс", по его мнению, блефовал. Так и было: у мистера
"Дженкинса" в рукаве находился еще один валет.
Зима была доходной, и весной Лазарус ожидал еще большего процветания.
Его догадки относительно потребностей военного рынка в определенных
товарах обычно оправдывались, а вложения были настолько велики, что редкие
ошибки не могли повредить ему, поскольку все остальные предположения
оказывались правильными. Он и не мог ошибиться, так как предвидел начало
подводной войны, понимая, что она вовлечет его страну в европейскую
схватку. Наблюдая за рынком, он оставлял себе время для прочих занятий:
иногда играл на бирже, иногда в карты. Биржа приносила ему скорее
удовольствие, карты же - деньги. Всю зиму он играл и там, и тут: его
простецкая приветливая физиономия, украшенная самым дурацким выражением,
заставляла всех принимать его за природного недотепу. Подобное впечатление
он старательно подчеркивал, стараясь одеваться, как деревенский подросток,
заявившийся в город.
Прочие завсегдатаи игорного дома Лазаруса не беспокоили, не тревожили
его карточные "механики" и "ясновидцы": он не нервничал и принимал те
ставки, которые ему предлагали, а потом вдруг "пугался" и выходил из игры,
прежде чем его успевали раздеть. Он наслаждался этим плутовством: легче и
приятней отбирать деньги у вора, чем выигрывать их у честного человека.
Сны его ничто не тревожило;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
В 1916 году (ничего из того, о чем я вам рассказываю, не уцелеет
через десять лет, а тем более через сотню; эти годы завершили эру)
типичный горожанин Канзаса занимался привычными играми: проводил время в
церкви, с родственниками по крови и браку, обедал, устраивал пикники,
играл в различные игры, но не в азартные, просто ходил в гости,
разговаривал. В остальном все это ему ничего не стоило, разве что
приходилось достаточно много времени уделять церкви, которые здесь
выполняют роль общественных клубов, а не только храмов.
Главным коммерческим увеселением являются так называемые "движущиеся
картинки": когда драматические представления в черно-белом изображении
демонстрируются на белой стене. Развлечение новомодное, весьма популярное
и очень дешевое - его прозвали грошовым, по названию мелкой монеты,
взимаемой в качестве уплаты. Такой театр можно найти повсюду, далеко
ходить не придется. Подобные формы развлечения и их технологические
производные привели - а точнее, еще приведут - к разрушению этой
социальной системы в не меньшей мере, чем самодвижущиеся повозки (пусть
Галахад выскажет свое мнение об этом), нов 1916 году еще ничего не
случилось, и я пока имею дело со стабильным и вполне утопическим
обществом.
Анемия еще не проявилась: нормы крепки, обычаи обязывают, и никто в
этом "здесь и сейчас" не слышит за отдаленными раскатами грома
чейнстоксовского дыхания умирающей культуры. Грамотность достигла
высочайшего уровня, которого суждено было достичь этому миру. Мои дорогие,
люди в 1916 году просто не поверят, если им рассказать, каким будет 2016
год, они не поверят даже тому, что вот-вот вступят в первую из последних
войн, - вот почему человек, имя которого я получил, будет переизбран. "Мы
- нейтральны!", "Мы слишком горды, чтобы воевать!", "Он уберег нас от
войны!" Под этими лозунгами они маршируют к краю обрыва, еще не зная, что
он где-то рядом.
(Я приуныл... понимая все задним числом... точнее, в данном случае -
предвидя.)
А теперь взглянем на изнанку этого очаровательного города.
Считается, что управляется он демократически. На деле же - ничего
похожего: всем заправляет политикан, не занимающий выборной должности.
Выборы обставлены как торжественный ритуал - но исход их предрешает он
сам. Улицы превосходно вымощены, поскольку его компании оплатили
расходы... ради своей же собственной выгоды. Школы великолепны, там
по-настоящему учат, потому что это угодно монарху: он прагматически
благороден и не слишком жадничает. "Преступление" (понятие, означающее
нечто незаконное, в него входят и проституция, и азартные игры)
истребляется его лейтенантами: сам же он ни к чему не прикасается.
Большая часть всех так называемых "преступлений" совершается
организацией, иногда именуемой "Черной рукой", но в 1916 году она еще не
получила этого имени и не объявилась. Но именно из-за нее я опасаюсь
принимать пари на выборы; боюсь посягнуть на монополию какого-нибудь
политического лидера, какого-нибудь из помощников этого политикана;
подобный поступок может крайне неприятным образом сказаться на моем
здоровье.
Значит, буду заключать пари по местным правилам и держать язык за
зубами.
Респектабельный горожанин, обладающий красивым домом, садом,
посещающий церковь и имеющий счастливых детей, ничего этого не видит, и -
как я считаю - даже не подозревает, а еще меньше думает обо всем этом.
Город поделен на зоны с четкими, но ничем не помеченными границами.
Потомки прежних рабов обитают в зоне между приличной частью города и той
областью, где доминируют и обитают изгнанники общества, практикующие
занятия, подобные азартной игре и проституции. По ночам зоны смешиваются -
только по молчаливому согласию босса. В дневное время замечать нечего.
Босс поддерживает жесткую дисциплину и обеспечивает ее простыми мерами. Я
слышал, что у него лишь три незыблемых правила: улицы должны быть хорошо
вымощены, школы трогать нельзя, не следует убивать людей южнее
определенной улицы.
В 1916 году все это прекрасно срабатывало - но так оставалось
недолго.
Я должен остановиться, потому что договорился с фотостудией
Канзас-Сити и хочу попользоваться ее лабораторией частным порядком. А
потом я вернусь к своему делу, дабы вполне законным путем разлучать людей
с их долларами.
Клянусь в вечной любви, жду встречи. Л.
P.S. Видели бы вы меня в шляпе-дерби!
DA CAPO: III. МОРИН
Мистер Теодор Бронсон, он же Вудро Уилсон Смит, а также Лазарус Лонг,
покинул свои апартаменты на бульваре Армор и направил машину, маленький
фордик-ландо, на угол 31-й улицы. Машина осталась под навесом позади
ломбарда - ему как-то в голову не приходило оставить автомобиль на ночь на
улице. Не то чтобы Лазаруса смущала стоимость машины: он приобрел ее в
результате ошибки некоего оптимиста из Денвера, решившего, что двух тузов
и пары подобранных по масти карт, конечно, хватит против пары валетов.
Мистер "Дженкинс", по его мнению, блефовал. Так и было: у мистера
"Дженкинса" в рукаве находился еще один валет.
Зима была доходной, и весной Лазарус ожидал еще большего процветания.
Его догадки относительно потребностей военного рынка в определенных
товарах обычно оправдывались, а вложения были настолько велики, что редкие
ошибки не могли повредить ему, поскольку все остальные предположения
оказывались правильными. Он и не мог ошибиться, так как предвидел начало
подводной войны, понимая, что она вовлечет его страну в европейскую
схватку. Наблюдая за рынком, он оставлял себе время для прочих занятий:
иногда играл на бирже, иногда в карты. Биржа приносила ему скорее
удовольствие, карты же - деньги. Всю зиму он играл и там, и тут: его
простецкая приветливая физиономия, украшенная самым дурацким выражением,
заставляла всех принимать его за природного недотепу. Подобное впечатление
он старательно подчеркивал, стараясь одеваться, как деревенский подросток,
заявившийся в город.
Прочие завсегдатаи игорного дома Лазаруса не беспокоили, не тревожили
его карточные "механики" и "ясновидцы": он не нервничал и принимал те
ставки, которые ему предлагали, а потом вдруг "пугался" и выходил из игры,
прежде чем его успевали раздеть. Он наслаждался этим плутовством: легче и
приятней отбирать деньги у вора, чем выигрывать их у честного человека.
Сны его ничто не тревожило;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205