Больше всего я заработал, помогая сочинить
диссертацию какому-то грузинскому чиновнику. Так что мы с грехом пополам
могли существовать. Через год жена стала получать на работе зарплату и
иногда гонорары за статьи. Мне в институте стали платить зарплату младшего
научного сотрудника. В 1956 году жене дали от работы комнату размером 8 кв.
м. Мы были счастливы. Я в моем институте не мог рассчитывать на получение
жилья: когда меня брали на работу, с меня взяли подписку, что я не буду
претендовать на это. В этой комнатушке мы прожили до 1961 года. [322]
Семейная жизнь по многим причинам не ладилась. Жена работала
журналисткой, много времени проводила в газете, часто дежурила по ночам и
разъезжала по стране. Дочь родилась больная - с дефектом ноги и
позвоночника. На меня обрушилось горе. Болезнь дочери сыграла в моей жизни
роль очень значительную. Вылечить ее во что бы то ни стало превратилось,
наряду с научными интересами на работе, на много лег в одну из главных
жизненных целей. Я должен был проводить с дочерью все свободное от работы
время, выходные дни, отпуска. Я разработал для нее свою систему лечения.
Научил ее плавать, скрыв от тренеров ее болезнь. Уже в десять лет она
принимала участие в серьезных спортивных соревнованиях и занимала призовые
места. Дома я сделал для нее ящик с песком, в котором она "ходила" каждый
день по нескольку раз, в общей сложности до часа. Несколько раз ездил с ней
дикарем в Крым, где заставлял ее часами плавать и ходить по песчаному берегу
моря иногда более десяти километров в день. Слово "дикарем" означает, что мы
обо всем должны были заботиться сами, в том числе должны были часами стоять
в очередях, чтобы поесть. Регулярно ходил с дочерью в туристические походы
по Подмосковью, таская на себе еду на несколько дней и ночуя в палатке. Все
это вырывало меня из нормальных общений с другими людьми, обрекало на
одиночество. Для меня это было мучительно, так как по натуре я всегда был
склонен к коллективистской жизни. Я был склонен к разговорам, которые были
для меня формой уяснения проблем для самого себя, а тут я был обречен на
молчание и на диалог с самим собою. Но в этом вынужденном молчании и
одиночестве были и свои плюсы. Я был вынужден вести упорядоченный образ
жизни, занимался спортом.
В эти годы я выработал все свои основные идеи, касающиеся понимания
общества и принципов жизни.
Дочь выздоровела полностью. В 1964 году медицинская комиссия в
Центральном институте ортопедии установила, что она совершенно здорова. По
мнению врачей, это был уникальный случай. Он был даже описан в какой-то
книге (кажется, в докторской диссертации заведующего отделением).
Разумеется, врачи приписали заслугу себе. Но меня это нисколько не обидело.
Я уже [323] привык к этому времени к тому, что люди охотно присваивают себе
результаты чужого труда. И к тому же я не претендовал на вклад в медицину.
Мои надежды на нормальную семейную жизнь не оправдались. Наш брак
превратился в пустую формальность и источник неприятностей. Лишь долг перед
дочерью и практическая невозможность жить раздельно поддерживали его. У
дочери рано обнаружились способности к рисованию. И мне приходилось
проводить с ней время не только в бассейне, но и в кружках рисования и
живописи. Посвящать свою жизнь служению чему-то и кому-то стало чертой моего
характера.
В том же 1956 году получили отдельную трехкомнатную квартиру мои
родители, братья и сестра. В одной комнате стали жить мать, отец и сестра
Анна с мужем и сыном. В другой комнате - брат Алексей с женой и двумя
детьми. В третьей брат Владимир с женой и дочерью. Но это было колоссальным
благом для них. Хотя у них было тесно по нынешним критериям, я часто ночевал
там, особенно после семейных ссор. И мне там были рады. Вечером обычно все
собирались в комнате родителей и сестры. Хотя еда была скудная и очень редко
появлялось вино, мы были веселы. Жизнь явно улучшалась. Братья учились и
делали хотя и маленькие, но все же успехи в работе. И общее настроение в
стране было на подъеме.
ХРУЩЕВСКИЙ "ПЕРЕВОРОТ"
Говоря о хрущевском "перевороте", как и о любом другом значительном
событии и периоде советской истории, надо различать его внешние признаки,
специально обнаруживаемые и подчеркиваемые для общественного сознания и
заметные для любого, даже самого невежественного и глупого наблюдателя (т.
е. заметные для всех), и глубинные явления, образующие социальную сущность
этого явления и обнаруживаемые лишь в результате серьезного
профессионального исследования. Этот общий принцип познания сложных
социальных явлений игнорируется как в Советском Союзе, так и на Западе.
Игнорируется по разным причинам, но игнорируется. Во-первых, увидеть по[324]
верхностные и специально пропагандируемые признаки легко, а докопаться до
скрытых не так-то просто. Для этого мало проглядеть газеты и послушать
радио. Нужны усилия, нужна специальная подготовка, нужны методы, которые не
имеются в наличии или отвергаются специалистами (как это имеет место в
отношении познавательных приемов диалектики). А во-вторых, в истине
заинтересованы лишь одиночки. Множество людей, в чьих руках находится дело
познания и средства массовой информации, имеют совсем иные интересы, ничего
общего не имеющие со служением истине. Они вольно или невольно прилагают
усилия к тому, чтобы помешать объективно-научному пониманию социальных
явлений определенного рода. Так было и так обстоит дело со всеми важнейшими
явлениями советского общества и его истории, включая хрущевский период.
Социальную сущность явлений, о которых идет речь, образуют не некие
секреты Кремля и закулисные махинации, которые стремятся разгадать западные
разведывательные службы и кремленологи и которые становятся сенсациями в
средствах массовой информации Запада. Такие секретные и сенсационные явления
суть еще в большей мере пена исторических процессов, чем любые другие.
Сущность интересующих нас явлений образуют точно так же обыденные, доступные
наблюдению эмпирические факты. Но чтобы понять, что именно они образуют
сущность видимых явлений, нужны особые методы исследований всей совокупности
явлений реальности, нужно следовать определенным принципам научной этики,
нужно иметь мужество пойти против общепринятых мнений и быть готовым к тому,
что мир не встретит с восторгом твои открытия.
Внешне хрущевский "переворот" выглядел так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
диссертацию какому-то грузинскому чиновнику. Так что мы с грехом пополам
могли существовать. Через год жена стала получать на работе зарплату и
иногда гонорары за статьи. Мне в институте стали платить зарплату младшего
научного сотрудника. В 1956 году жене дали от работы комнату размером 8 кв.
м. Мы были счастливы. Я в моем институте не мог рассчитывать на получение
жилья: когда меня брали на работу, с меня взяли подписку, что я не буду
претендовать на это. В этой комнатушке мы прожили до 1961 года. [322]
Семейная жизнь по многим причинам не ладилась. Жена работала
журналисткой, много времени проводила в газете, часто дежурила по ночам и
разъезжала по стране. Дочь родилась больная - с дефектом ноги и
позвоночника. На меня обрушилось горе. Болезнь дочери сыграла в моей жизни
роль очень значительную. Вылечить ее во что бы то ни стало превратилось,
наряду с научными интересами на работе, на много лег в одну из главных
жизненных целей. Я должен был проводить с дочерью все свободное от работы
время, выходные дни, отпуска. Я разработал для нее свою систему лечения.
Научил ее плавать, скрыв от тренеров ее болезнь. Уже в десять лет она
принимала участие в серьезных спортивных соревнованиях и занимала призовые
места. Дома я сделал для нее ящик с песком, в котором она "ходила" каждый
день по нескольку раз, в общей сложности до часа. Несколько раз ездил с ней
дикарем в Крым, где заставлял ее часами плавать и ходить по песчаному берегу
моря иногда более десяти километров в день. Слово "дикарем" означает, что мы
обо всем должны были заботиться сами, в том числе должны были часами стоять
в очередях, чтобы поесть. Регулярно ходил с дочерью в туристические походы
по Подмосковью, таская на себе еду на несколько дней и ночуя в палатке. Все
это вырывало меня из нормальных общений с другими людьми, обрекало на
одиночество. Для меня это было мучительно, так как по натуре я всегда был
склонен к коллективистской жизни. Я был склонен к разговорам, которые были
для меня формой уяснения проблем для самого себя, а тут я был обречен на
молчание и на диалог с самим собою. Но в этом вынужденном молчании и
одиночестве были и свои плюсы. Я был вынужден вести упорядоченный образ
жизни, занимался спортом.
В эти годы я выработал все свои основные идеи, касающиеся понимания
общества и принципов жизни.
Дочь выздоровела полностью. В 1964 году медицинская комиссия в
Центральном институте ортопедии установила, что она совершенно здорова. По
мнению врачей, это был уникальный случай. Он был даже описан в какой-то
книге (кажется, в докторской диссертации заведующего отделением).
Разумеется, врачи приписали заслугу себе. Но меня это нисколько не обидело.
Я уже [323] привык к этому времени к тому, что люди охотно присваивают себе
результаты чужого труда. И к тому же я не претендовал на вклад в медицину.
Мои надежды на нормальную семейную жизнь не оправдались. Наш брак
превратился в пустую формальность и источник неприятностей. Лишь долг перед
дочерью и практическая невозможность жить раздельно поддерживали его. У
дочери рано обнаружились способности к рисованию. И мне приходилось
проводить с ней время не только в бассейне, но и в кружках рисования и
живописи. Посвящать свою жизнь служению чему-то и кому-то стало чертой моего
характера.
В том же 1956 году получили отдельную трехкомнатную квартиру мои
родители, братья и сестра. В одной комнате стали жить мать, отец и сестра
Анна с мужем и сыном. В другой комнате - брат Алексей с женой и двумя
детьми. В третьей брат Владимир с женой и дочерью. Но это было колоссальным
благом для них. Хотя у них было тесно по нынешним критериям, я часто ночевал
там, особенно после семейных ссор. И мне там были рады. Вечером обычно все
собирались в комнате родителей и сестры. Хотя еда была скудная и очень редко
появлялось вино, мы были веселы. Жизнь явно улучшалась. Братья учились и
делали хотя и маленькие, но все же успехи в работе. И общее настроение в
стране было на подъеме.
ХРУЩЕВСКИЙ "ПЕРЕВОРОТ"
Говоря о хрущевском "перевороте", как и о любом другом значительном
событии и периоде советской истории, надо различать его внешние признаки,
специально обнаруживаемые и подчеркиваемые для общественного сознания и
заметные для любого, даже самого невежественного и глупого наблюдателя (т.
е. заметные для всех), и глубинные явления, образующие социальную сущность
этого явления и обнаруживаемые лишь в результате серьезного
профессионального исследования. Этот общий принцип познания сложных
социальных явлений игнорируется как в Советском Союзе, так и на Западе.
Игнорируется по разным причинам, но игнорируется. Во-первых, увидеть по[324]
верхностные и специально пропагандируемые признаки легко, а докопаться до
скрытых не так-то просто. Для этого мало проглядеть газеты и послушать
радио. Нужны усилия, нужна специальная подготовка, нужны методы, которые не
имеются в наличии или отвергаются специалистами (как это имеет место в
отношении познавательных приемов диалектики). А во-вторых, в истине
заинтересованы лишь одиночки. Множество людей, в чьих руках находится дело
познания и средства массовой информации, имеют совсем иные интересы, ничего
общего не имеющие со служением истине. Они вольно или невольно прилагают
усилия к тому, чтобы помешать объективно-научному пониманию социальных
явлений определенного рода. Так было и так обстоит дело со всеми важнейшими
явлениями советского общества и его истории, включая хрущевский период.
Социальную сущность явлений, о которых идет речь, образуют не некие
секреты Кремля и закулисные махинации, которые стремятся разгадать западные
разведывательные службы и кремленологи и которые становятся сенсациями в
средствах массовой информации Запада. Такие секретные и сенсационные явления
суть еще в большей мере пена исторических процессов, чем любые другие.
Сущность интересующих нас явлений образуют точно так же обыденные, доступные
наблюдению эмпирические факты. Но чтобы понять, что именно они образуют
сущность видимых явлений, нужны особые методы исследований всей совокупности
явлений реальности, нужно следовать определенным принципам научной этики,
нужно иметь мужество пойти против общепринятых мнений и быть готовым к тому,
что мир не встретит с восторгом твои открытия.
Внешне хрущевский "переворот" выглядел так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156