Многие из них я перечитывал по несколько раз, в
том числе книги Гюго, Бальзака, Стендаля, Мильтона, Свифта, Гамсуна, Франса,
Данте, Сервантеса... Нет надобности перечислять имена - я перечитал всех
великих писателей прошлого и признанных еще живших тогда писателей,
переведенных на русский язык. А в те годы в Советском Союзе начали издавать
и переиздавать все лучшие достижения мировой литературы. Люди, занимавшиеся
этим (в их числе М. Горький), делали великое дело, произведя для нас отбор
всего наилучшего и избавив нас от поисков настоящей литературы. Русскую
литературу мы изучали в школе. Хотя ей и придавали хрестоматийный и
пропагандистский вид, школьные уроки приучали нас к серьезному чтению, к
анализу литературных произведений и вообще к отношению к литературе как к
самой большой святыне человеческой цивилизации.
Значительную часть нашей духовной жизни составляла дореволюционная
русская литература. Это происходило отчасти благодаря тому, что мы ее
досконально изучали в школе, а отчасти - вопреки тому, что мы ее изучали в
школе. Я лично не относил ее к прошлому. Она была для меня спутником в моей
повседневной жизни. Я вообще всегда метался между двумя крайностями - между
нигилистически-сатирическим и романтически-идеалистическим отношением к
реальнос[102] ти, что в русских людях встречается довольно часто. Это
повлияло и на мой литературный вкус. Я признавал Пушкина великим поэтом,
знал наизусть очень многие его произведения, но не находился под его
влиянием. Моими любимыми писателями были Лермонтов, Грибоедов,
Салтыков-Щедрин, Лесков, Чехов. Тургеневым, Достоевским и Толстым не
увлекался, хотя читал их. Помнил наизусть многие куски из "Войны и мира",
"Легенду о Великом Инквизиторе" из "Братьев Карамазовых" и некоторые из
"Записок охотника". Мне нравились пьесы А.К. Толстого и А.Н. Островского. У
Горького любил лишь его пьесы. Недавно, кстати, перечитал "Клима Самгина".
Книга показалась мне надуманной и скучной. Не понимаю, как я мог читать ее в
юности. Очевидно, в силу привычки прочитывать от начала до конца любую
книгу, попадавшую в руки.
Огромным открытием для меня было "Путешествие из Петербурга в Москву" А.
Радищева. Я настолько был потрясен этой книгой и судьбой автора, что решил
сочинить свое "Путешествие из Чухломы в Москву". И многое уже придумал. Не
помню, как и почему мой замысел заглох.
Изучали мы, конечно, и советскую литературу - Серафимовича, А. Толстого,
Маяковского, Шолохова, Фадеева, Блока, Н. Островского, Фурманова, Багрицкого
и других. Читали мы много и помимо школьной программы. Блока, Есенина и
Маяковского я знал почти полностью наизусть. И вообще, советскую литературу
я, как и многие другие, знал очень хорошо. Книг выходило не так уж много, и
мы их прочитывали все. На мой взгляд, советская литература двадцатых и
тридцатых годов была очень высокого качества. Шолохов, Фадеев, Лавренев,
Серафимович, А. Толстой, Федин, Бабель, Леонов, Эренбург, Ясенский, Ильф,
Петров, Тынянов, Олеша, Зощенко, Булгаков, Катаев, Паустовский, Тренев,
Вишневский и многие другие - все это были замечательные писатели. Я до сих
пор считаю Маяковского величайшим поэтом нашего века, а Шолохова - одним из
величайших прозаиков. Причем мы не просто читали их. Мы вели бесконечные
разговоры на темы их произведений и о достоинствах этих произведений. Это
было, возможно, потому, что мы прочитывали все [103] их произведения. Такого
внимательного и жадного до чтения массового читателя, какой появился в
России в тридцатые годы, история литературы, наверное, еще не знала.
НАСТОЯЩИЙ КОММУНИСТ
В 1937 году я вступил в комсомол. Ничего особенного в этом не было -
большинство учеников нашего класса уже были комсомольцами. Но для меня в
этом заключался особый смысл: я хотел стать настоящим коммунистом.
Настоящими, или идейными, коммунистами для меня были те, о ком я читал в
книгах советских писателей (например, Глеб Чумалов в "Цементе" Гладкова,
Павел Корчагин в "Как закалялась сталь" Островского) и каких я видел в
советских фильмах. Это люди, лишенные карьеристических устремлений, честные,
скромные, самоотверженные, делающие все на благо народа, борющиеся со
всякими проявлениями зла, короче говоря, воплощающие в себе все наилучшие
человеческие качества. Должен сказать, что этот идеал не был всего лишь
вымыслом. Такого рода коммунистов-идеалистов было сравнительно много в
реальности. Сравнительно. Их было ничтожное меньшинство в сравнении с числом
коммунистов-реалистов. Благодаря именно таким людям, коммунистам-идеалистам,
новый строй устоял и выжил в труднейших исторических условиях. Таким был,
например, мой дядя Михаил Маев. Во время Гражданской войны он был комиссаром
дивизии, участвовал в штурме Перекопа. После войны был на партийной работе.
До последнего дня жизни носил поношенную шинель, отказывался от всяких
привилегий, жил с семьей всегда в одной комнате в коммунальных квартирах.
Когда он умер, уже находясь на пенсии и живя в Москве, на его похороны со
всех концов страны съехались десятки людей отдать ему дань высочайшего
уважения. Таким был, например. Мирон Сорокин, отец моей жены Ольги, тоже
человек, о котором можно было бы написать книгу как об идеальном коммунисте.
Он участвовал в Гражданской войне, окончил рабфак (рабочий факультет - нечто
вроде средней школы для рабочих, не сумевших [104] получить нормальное
образование). Потом он окончил Промышленную академию, добровольно поехал на
стройку в Сибирь, был главным инженером предприятия в Норильске, жил всегда
с семьей в маленькой комнатушке, отказываясь от отдельной квартиры, работал
на освоении целины, был исключен из партии за то, что не превратился в
обычного прохвоста, несколько лет был без работы с большой семьей, получил
отдельную квартиру в 31 кв. м. на семь человек, когда ему было шестьдесят
пять лет. Таким был, например, мой старший брат Михаил, о котором я уже
писал, и мои братья Николай и Василий. Мне приходилось встречать такого рода
настоящих коммунистов в прошлые годы много раз в самых различных ситуациях.
Несмотря на мое критическое отношение к реальности, а скорее всего именно
благодаря ему, я хотел стать именно таким настоящим коммунистом.
Коммунистическое общество, каким оно представлялось утопистам и тем более
марксистам, вполне отвечало моим представлениям об идеальном обществе и моим
желаниям. Вступая в комсомол, я думал посвятить свою жизнь борьбе за такое
идеальное коммунистическое общество, в котором будет торжествовать
справедливость, будет иметь место социальное и экономическое равенство людей
и все основные потребности людей в еде, одежде и жилье будут удовлетворены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
том числе книги Гюго, Бальзака, Стендаля, Мильтона, Свифта, Гамсуна, Франса,
Данте, Сервантеса... Нет надобности перечислять имена - я перечитал всех
великих писателей прошлого и признанных еще живших тогда писателей,
переведенных на русский язык. А в те годы в Советском Союзе начали издавать
и переиздавать все лучшие достижения мировой литературы. Люди, занимавшиеся
этим (в их числе М. Горький), делали великое дело, произведя для нас отбор
всего наилучшего и избавив нас от поисков настоящей литературы. Русскую
литературу мы изучали в школе. Хотя ей и придавали хрестоматийный и
пропагандистский вид, школьные уроки приучали нас к серьезному чтению, к
анализу литературных произведений и вообще к отношению к литературе как к
самой большой святыне человеческой цивилизации.
Значительную часть нашей духовной жизни составляла дореволюционная
русская литература. Это происходило отчасти благодаря тому, что мы ее
досконально изучали в школе, а отчасти - вопреки тому, что мы ее изучали в
школе. Я лично не относил ее к прошлому. Она была для меня спутником в моей
повседневной жизни. Я вообще всегда метался между двумя крайностями - между
нигилистически-сатирическим и романтически-идеалистическим отношением к
реальнос[102] ти, что в русских людях встречается довольно часто. Это
повлияло и на мой литературный вкус. Я признавал Пушкина великим поэтом,
знал наизусть очень многие его произведения, но не находился под его
влиянием. Моими любимыми писателями были Лермонтов, Грибоедов,
Салтыков-Щедрин, Лесков, Чехов. Тургеневым, Достоевским и Толстым не
увлекался, хотя читал их. Помнил наизусть многие куски из "Войны и мира",
"Легенду о Великом Инквизиторе" из "Братьев Карамазовых" и некоторые из
"Записок охотника". Мне нравились пьесы А.К. Толстого и А.Н. Островского. У
Горького любил лишь его пьесы. Недавно, кстати, перечитал "Клима Самгина".
Книга показалась мне надуманной и скучной. Не понимаю, как я мог читать ее в
юности. Очевидно, в силу привычки прочитывать от начала до конца любую
книгу, попадавшую в руки.
Огромным открытием для меня было "Путешествие из Петербурга в Москву" А.
Радищева. Я настолько был потрясен этой книгой и судьбой автора, что решил
сочинить свое "Путешествие из Чухломы в Москву". И многое уже придумал. Не
помню, как и почему мой замысел заглох.
Изучали мы, конечно, и советскую литературу - Серафимовича, А. Толстого,
Маяковского, Шолохова, Фадеева, Блока, Н. Островского, Фурманова, Багрицкого
и других. Читали мы много и помимо школьной программы. Блока, Есенина и
Маяковского я знал почти полностью наизусть. И вообще, советскую литературу
я, как и многие другие, знал очень хорошо. Книг выходило не так уж много, и
мы их прочитывали все. На мой взгляд, советская литература двадцатых и
тридцатых годов была очень высокого качества. Шолохов, Фадеев, Лавренев,
Серафимович, А. Толстой, Федин, Бабель, Леонов, Эренбург, Ясенский, Ильф,
Петров, Тынянов, Олеша, Зощенко, Булгаков, Катаев, Паустовский, Тренев,
Вишневский и многие другие - все это были замечательные писатели. Я до сих
пор считаю Маяковского величайшим поэтом нашего века, а Шолохова - одним из
величайших прозаиков. Причем мы не просто читали их. Мы вели бесконечные
разговоры на темы их произведений и о достоинствах этих произведений. Это
было, возможно, потому, что мы прочитывали все [103] их произведения. Такого
внимательного и жадного до чтения массового читателя, какой появился в
России в тридцатые годы, история литературы, наверное, еще не знала.
НАСТОЯЩИЙ КОММУНИСТ
В 1937 году я вступил в комсомол. Ничего особенного в этом не было -
большинство учеников нашего класса уже были комсомольцами. Но для меня в
этом заключался особый смысл: я хотел стать настоящим коммунистом.
Настоящими, или идейными, коммунистами для меня были те, о ком я читал в
книгах советских писателей (например, Глеб Чумалов в "Цементе" Гладкова,
Павел Корчагин в "Как закалялась сталь" Островского) и каких я видел в
советских фильмах. Это люди, лишенные карьеристических устремлений, честные,
скромные, самоотверженные, делающие все на благо народа, борющиеся со
всякими проявлениями зла, короче говоря, воплощающие в себе все наилучшие
человеческие качества. Должен сказать, что этот идеал не был всего лишь
вымыслом. Такого рода коммунистов-идеалистов было сравнительно много в
реальности. Сравнительно. Их было ничтожное меньшинство в сравнении с числом
коммунистов-реалистов. Благодаря именно таким людям, коммунистам-идеалистам,
новый строй устоял и выжил в труднейших исторических условиях. Таким был,
например, мой дядя Михаил Маев. Во время Гражданской войны он был комиссаром
дивизии, участвовал в штурме Перекопа. После войны был на партийной работе.
До последнего дня жизни носил поношенную шинель, отказывался от всяких
привилегий, жил с семьей всегда в одной комнате в коммунальных квартирах.
Когда он умер, уже находясь на пенсии и живя в Москве, на его похороны со
всех концов страны съехались десятки людей отдать ему дань высочайшего
уважения. Таким был, например. Мирон Сорокин, отец моей жены Ольги, тоже
человек, о котором можно было бы написать книгу как об идеальном коммунисте.
Он участвовал в Гражданской войне, окончил рабфак (рабочий факультет - нечто
вроде средней школы для рабочих, не сумевших [104] получить нормальное
образование). Потом он окончил Промышленную академию, добровольно поехал на
стройку в Сибирь, был главным инженером предприятия в Норильске, жил всегда
с семьей в маленькой комнатушке, отказываясь от отдельной квартиры, работал
на освоении целины, был исключен из партии за то, что не превратился в
обычного прохвоста, несколько лет был без работы с большой семьей, получил
отдельную квартиру в 31 кв. м. на семь человек, когда ему было шестьдесят
пять лет. Таким был, например, мой старший брат Михаил, о котором я уже
писал, и мои братья Николай и Василий. Мне приходилось встречать такого рода
настоящих коммунистов в прошлые годы много раз в самых различных ситуациях.
Несмотря на мое критическое отношение к реальности, а скорее всего именно
благодаря ему, я хотел стать именно таким настоящим коммунистом.
Коммунистическое общество, каким оно представлялось утопистам и тем более
марксистам, вполне отвечало моим представлениям об идеальном обществе и моим
желаниям. Вступая в комсомол, я думал посвятить свою жизнь борьбе за такое
идеальное коммунистическое общество, в котором будет торжествовать
справедливость, будет иметь место социальное и экономическое равенство людей
и все основные потребности людей в еде, одежде и жилье будут удовлетворены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156