Это обстоятельство тоже дало мне материал
для серьезных размышлений. После поражений в первые дни войны я встречал
людей, которые усматривали вредительство в том факте, что образованных людей
посылали в устаревшие виды войск, а не в части с современной военной
техникой. Но я уже тогда на это смотрел несколько иначе.
В танковом полку меня сразу же определили в штаб. Узнав, что я хорошо
черчу схемы и знаю немецкий язык, меня тут же взяли в секретный отдел. Кроме
того, я сам высказал идею во внеслужебное время заниматься немецким языком с
офицерами полка. И как-то незаметно получилось так, что я стал помогать
политруку готовить политические информации. Короче говоря, я стал уважаемым
человеком в полку. Мне присвоили звание сержанта. Я был наверху блаженства.
Полк был небольшой по числу людей и очень дружный. Кормили много лучше, чем
в кавалерии. Хлеб выдавали не порциями, а без всяких ограничений. Служба
была легкая. Я стал регулярно заниматься спортом и окреп физически. Во мне
произошел психологический перелом. Я вступил в оптимистическую и
жизнерадостную фазу, которая продолжалась затем до конца службы в армии. Я
был сыт, здоров. Появилась уверенность в том, что я все-таки ускользнул от
"них" и не поддамся в будущем. Появилась бесшабашность. Я все чаще собирал
вокруг себя людей, желающих послушать мои шутовские импровизации и
повеселиться. И даже война и все связанные с нею злоключения не смогли
разрушить и даже ослабить это состояние. Даже наоборот. В обстановке военных
лет я почувствовал себя как рыба в воде. К стыду своему, должен сознаться,
что, когда кончилась война, я сожалел об этом.
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
Советская идеология и пропаганда долгое время оправдывала поражение
первых лет войны тем, что Германия якобы коварно и неожиданно напала на нас.
Это мнение по меньшей мере бессмысленно. Надо различать [199] неожиданность
войны и неготовность к ней. Страна готовилась к войне, но не успела
подготовиться. К началу войны были, например, уже сконструированы
замечательные самолеты-штурмовики Ил-2, на которых мне предстояло летать. А
серийное производство их наладили лишь в середине войны. Решение готовить
десятки тысяч летчиков было принято еще до войны, а реализовано оно в полной
мере было лишь во второй половине войны. Даже первый реактивный самолет был
сконструирован и испытан в Советском Союзе до войны. Но советские реактивные
самолеты так и не были приняты на вооружение в армии. Это сделали первыми
немцы лишь в конце войны (я имею в виду Ме-262). Еще до войны стали
производить автоматическое оружие, но армия начала войну с чудовищно
устаревшими винтовками. Замечательный танк Т-34 был сконструирован тоже до
войны. А войну начали с примитивными Т-5 и еще более примитивными
бронемашинами Б-10.
Возникает вопрос: почему страна не успела подготовиться к войне? Тут
сработал целый комплекс причин. И среди них решающую роль, на мой взгляд,
сыграли объективные свойства самого коммунистического социального строя и
его системы власти и управления. В этом направлении я стал задумываться уже
в то время. Одно дело - принять решение. И другое дело - его исполнить. Речь
шла не об отдельном простом действии отдельного человека, а об огромной
стране с многомиллионным населением, с определенным человеческим материалом,
с гигантской системой власти и управления, с различием интересов различных
групп людей и т. д. Одно и то же решение различно интерпретируется
различными людьми. Способы исполнения решения могут быть различными.
Социальные процессы имеют определенные скорости протекания. На все нужно
время. Возникают непредвиденные последствия. Добрые намерения имеют
результатом зло. Короче говоря, страна - не рота солдат. А ведь и в роте не
все и не всегда идет так, как надо. Именно в период подготовки к войне и в
ходе ее коммунистический социальный строй обнаружил все свои сильные и
слабые стороны. Сначала слабые. Они обнаружились очевидным образом. Сильные
начали сказываться позднее и сначала неявно. [200]
Война оказалась неожиданной. Но для кого и в каком смысле? Она оказалась
неожиданной для высшего руководства страной, которое надеялось на больший
срок мира с Германией. Она оказалась неожиданной в том смысле, что мы были
много слабее, чем думали, а противник оказался много сильнее, чем его нам
изображали.
Для нас, солдат, никакой неожиданности тут не было. Незадолго до начала
войны наши части инспектировал сам Г.К. Жуков. Тогда он был командующим
Киевским военным округом. Я помню, как он с группой генералов и офицеров
ворвался в нашу казарму - был мертвый час после обеда. Мы вскочили. Он
выругался матом, сказал, что "мы зажрались", что "война на носу", а мы живем
"как кисейные барышни". На другой же день части были приведены в боевую
готовность. Нам выдали "смертные медальоны" - медальоны, в которых были
бумажки с нашими данными, включая группу крови. Все машины были приведены в
боевую готовность. Мы покинули казармы и пару дней жили в полевых условиях
("как на войне"). Потом нас снова вернули в казармы, танки и бронемашины
законсервировали.
[201]
VII. ВОИНА
НАЧАЛО ВОЙНЫ
Войны ждали с минуты на минуту. А когда она началась на самом деле, она
разразилась как гром среди ясного неба. Я не могу описать первые дни войны
отчетливо и систематично. Да в этом и нет никакой необходимости:
общеизвестно, что это была неслыханная паника и хаос. Это была паника не от
животного страха, но паника от хаоса и бессмысленности происходившего. Вдруг
обнаружилось, что вся система организации больших масс людей, казавшаяся
строгой и послушной, является на самом деле фиктивной и не поддающейся
управлению. Это была паника самого худшего сорта - паника развала системы,
казавшейся надежной. Впавших в панику от страха людей можно было остановить.
А тут люди, не знавшие страха, оказались в состоянии полной растерянности.
Люди вдруг потеряли какую-то социальную ориентацию в огромной хаотичной
массе людей и событий. Ощущение было такое, будто какой-то страшный ураган
обрушился на землю, поломал и перепутал все, лишил людей
пространственно-временных координат. Куда-то вдруг исчезла вся гигантская
командная машина, и командовать людьми стало некому. В этом паническом хаосе
мы были предоставлены самим себе.
Отдельные эпизоды этих дней описаны в моих книгах, и я не буду здесь
повторяться. Ограничусь краткими замечаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
для серьезных размышлений. После поражений в первые дни войны я встречал
людей, которые усматривали вредительство в том факте, что образованных людей
посылали в устаревшие виды войск, а не в части с современной военной
техникой. Но я уже тогда на это смотрел несколько иначе.
В танковом полку меня сразу же определили в штаб. Узнав, что я хорошо
черчу схемы и знаю немецкий язык, меня тут же взяли в секретный отдел. Кроме
того, я сам высказал идею во внеслужебное время заниматься немецким языком с
офицерами полка. И как-то незаметно получилось так, что я стал помогать
политруку готовить политические информации. Короче говоря, я стал уважаемым
человеком в полку. Мне присвоили звание сержанта. Я был наверху блаженства.
Полк был небольшой по числу людей и очень дружный. Кормили много лучше, чем
в кавалерии. Хлеб выдавали не порциями, а без всяких ограничений. Служба
была легкая. Я стал регулярно заниматься спортом и окреп физически. Во мне
произошел психологический перелом. Я вступил в оптимистическую и
жизнерадостную фазу, которая продолжалась затем до конца службы в армии. Я
был сыт, здоров. Появилась уверенность в том, что я все-таки ускользнул от
"них" и не поддамся в будущем. Появилась бесшабашность. Я все чаще собирал
вокруг себя людей, желающих послушать мои шутовские импровизации и
повеселиться. И даже война и все связанные с нею злоключения не смогли
разрушить и даже ослабить это состояние. Даже наоборот. В обстановке военных
лет я почувствовал себя как рыба в воде. К стыду своему, должен сознаться,
что, когда кончилась война, я сожалел об этом.
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
Советская идеология и пропаганда долгое время оправдывала поражение
первых лет войны тем, что Германия якобы коварно и неожиданно напала на нас.
Это мнение по меньшей мере бессмысленно. Надо различать [199] неожиданность
войны и неготовность к ней. Страна готовилась к войне, но не успела
подготовиться. К началу войны были, например, уже сконструированы
замечательные самолеты-штурмовики Ил-2, на которых мне предстояло летать. А
серийное производство их наладили лишь в середине войны. Решение готовить
десятки тысяч летчиков было принято еще до войны, а реализовано оно в полной
мере было лишь во второй половине войны. Даже первый реактивный самолет был
сконструирован и испытан в Советском Союзе до войны. Но советские реактивные
самолеты так и не были приняты на вооружение в армии. Это сделали первыми
немцы лишь в конце войны (я имею в виду Ме-262). Еще до войны стали
производить автоматическое оружие, но армия начала войну с чудовищно
устаревшими винтовками. Замечательный танк Т-34 был сконструирован тоже до
войны. А войну начали с примитивными Т-5 и еще более примитивными
бронемашинами Б-10.
Возникает вопрос: почему страна не успела подготовиться к войне? Тут
сработал целый комплекс причин. И среди них решающую роль, на мой взгляд,
сыграли объективные свойства самого коммунистического социального строя и
его системы власти и управления. В этом направлении я стал задумываться уже
в то время. Одно дело - принять решение. И другое дело - его исполнить. Речь
шла не об отдельном простом действии отдельного человека, а об огромной
стране с многомиллионным населением, с определенным человеческим материалом,
с гигантской системой власти и управления, с различием интересов различных
групп людей и т. д. Одно и то же решение различно интерпретируется
различными людьми. Способы исполнения решения могут быть различными.
Социальные процессы имеют определенные скорости протекания. На все нужно
время. Возникают непредвиденные последствия. Добрые намерения имеют
результатом зло. Короче говоря, страна - не рота солдат. А ведь и в роте не
все и не всегда идет так, как надо. Именно в период подготовки к войне и в
ходе ее коммунистический социальный строй обнаружил все свои сильные и
слабые стороны. Сначала слабые. Они обнаружились очевидным образом. Сильные
начали сказываться позднее и сначала неявно. [200]
Война оказалась неожиданной. Но для кого и в каком смысле? Она оказалась
неожиданной для высшего руководства страной, которое надеялось на больший
срок мира с Германией. Она оказалась неожиданной в том смысле, что мы были
много слабее, чем думали, а противник оказался много сильнее, чем его нам
изображали.
Для нас, солдат, никакой неожиданности тут не было. Незадолго до начала
войны наши части инспектировал сам Г.К. Жуков. Тогда он был командующим
Киевским военным округом. Я помню, как он с группой генералов и офицеров
ворвался в нашу казарму - был мертвый час после обеда. Мы вскочили. Он
выругался матом, сказал, что "мы зажрались", что "война на носу", а мы живем
"как кисейные барышни". На другой же день части были приведены в боевую
готовность. Нам выдали "смертные медальоны" - медальоны, в которых были
бумажки с нашими данными, включая группу крови. Все машины были приведены в
боевую готовность. Мы покинули казармы и пару дней жили в полевых условиях
("как на войне"). Потом нас снова вернули в казармы, танки и бронемашины
законсервировали.
[201]
VII. ВОИНА
НАЧАЛО ВОЙНЫ
Войны ждали с минуты на минуту. А когда она началась на самом деле, она
разразилась как гром среди ясного неба. Я не могу описать первые дни войны
отчетливо и систематично. Да в этом и нет никакой необходимости:
общеизвестно, что это была неслыханная паника и хаос. Это была паника не от
животного страха, но паника от хаоса и бессмысленности происходившего. Вдруг
обнаружилось, что вся система организации больших масс людей, казавшаяся
строгой и послушной, является на самом деле фиктивной и не поддающейся
управлению. Это была паника самого худшего сорта - паника развала системы,
казавшейся надежной. Впавших в панику от страха людей можно было остановить.
А тут люди, не знавшие страха, оказались в состоянии полной растерянности.
Люди вдруг потеряли какую-то социальную ориентацию в огромной хаотичной
массе людей и событий. Ощущение было такое, будто какой-то страшный ураган
обрушился на землю, поломал и перепутал все, лишил людей
пространственно-временных координат. Куда-то вдруг исчезла вся гигантская
командная машина, и командовать людьми стало некому. В этом паническом хаосе
мы были предоставлены самим себе.
Отдельные эпизоды этих дней описаны в моих книгах, и я не буду здесь
повторяться. Ограничусь краткими замечаниями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156