В хрущевские и брежневские годы совершенно отчетливо обнаружилась
социальная структура советского населения, характерная для коммунистического
общества. Марксистское деление советских людей на рабочих, крестьян и
интеллигенцию утратило даже идеологический смысл. Многомиллионная армия
работников системы власти и управления образовала особый слой, который никак
нельзя было отнести к указанным трем категориям. Даже в анкетах в пункте
"социальное положение" писали не "интеллигент", а "служащий". Причем сами
понятия "рабочие", "крестьяне" и "интеллигенция" лишились прежнего смысла.
Кто-то (кажется, А. Солженицын) предложил ввести в употребление понятие
"образованщина". Но я в этом особой надобности не вижу. Тот факт, что многие
люди в советском обществе получают среднее и высшее образование, не дает
оснований относить этих людей к одной и той же социальной категории. Уровень
образования вообще не есть критерий социологический. Дело, в конце концов,
не в словах. В советском обществе сложился многочисленный и социально
влиятельный слой граждан, которые профессионально работают в области
культуры, хранят достижения культуры, передают их новым поколениям и сами
вносят в культуру свой вклад. В советском обществе все они (за редким
исключением) являются сотрудниками государственных учреждений или членами
особого рода организаций вроде Союза писателей, Союза художников, которые
фактически суть лишь разновидности все тех же государственных учреждений. И
почти все, что делают эти граждане, делается в рамках этих учреждений и под
их контролем. Сами же эти учреждения в целом включены в единую систему
советских учреждений, находятся под строжайшим контролем органов управления,
включая партийный контроль. К этой же категории можно отнести многих
профессионально образованных граждан, обслужи[401] вающих интеллектуальный
аспект работы аппарата власти и управления. Я считаю возможным за этой
категорией граждан, профессионально исполняющих культурные, интеллектуальные
и творческие функции общества, сохранить название "интеллигенция" (во всяком
случае, я буду это слово употреблять здесь именно в таком смысле).
В хрущевские и брежневские годы с полной очевидностью обнаружилось, что с
моральной точки зрения советская интеллигенция есть наиболее циничная и
подлая часть населения. Она лучше образована. Ее менталитет исключительно
гибок, изворотлив, приспособителен. Она умеет скрывать свою натуру,
представлять свое поведение в наилучшем свете и находить оправдания. Она
есть добровольный оплот режима. Власти хоть в какой-то мере вынуждены думать
об интересах страны. Интеллигенция думает только о себе. Она не есть жертва
режима. Она носитель режима. Вместе с тем в эти годы обнаружилось и то, что
именно интеллигенция поставляет наиболее активную часть в оппозицию к той
или иной политике властей. Причем эта часть интеллигенции, впадая в
оппозицию к режиму, выражает лишь свои личные интересы. Для многих из них
оппозиция выгодна. Они обладают привилегиями своего положения и вместе с тем
приобретают репутацию жертв режима. Они обычно имеют успех на Западе. Западу
удобно иметь дело с такими "борцами" против советского режима. Среди таких
интеллигентов бывают и настоящие борцы против язв коммунистического строя.
Но их очень мало.
ЛИБЕРАЛЬНАЯ ФРОНДА
В хрущевские годы в среде советской интеллигенции стали приобретать
влияние люди, выглядевшие либералами в сравнении с людьми сталинского
периода. Они отличались от своих предшественников и конкурентов лучшей
образованностью, "большими" способностями и инициативностью, более свободной
формой поведения, идеологической терпимостью. Они вносили известное
смягчение в образ жизни страны, стремление к западноевропейским формам
культуры. Они стимулировали [402] критику недостатков советского общества,
сами принимали в ней участие. Вместе с тем они были вполне лояльны к
советской системе, выступали от ее имени и в ее интересах. Они заботились
лишь о том, как бы получше устроиться в рамках этой системы и самую систему
сделать более удобной для их существования. Если антисталинизм был
оппозицией крайностям коммунистического строя, то либерализм был оппозицией
провинциализму, застойности, серости его умеренного существования.
В брежневские годы "либералы" приобрели настолько сильное влияние на всю
интеллигентскую среду, что первую половину брежневского правления можно было
бы назвать либеральной, причем с большим основанием, чем хрущевские годы. Во
вторую половину брежневского правления "либерализм" пошел на спад. Но это не
означало, что "либералов" потеснили некие "консерваторы". Это означало, что
сами "либералы" в массе своей стали эволюционировать в сторону
"консерватизма", исчерпав свой "либерализм" и урвав свои куски от благ
общества.
В тех кругах "либеральной" интеллигенции, в которых мне приходилось
вращаться, уже в хрущевские годы началось расслоение. Основная масса стала
потихоньку приспосабливаться к новым условиям и устраиваться более или менее
комфортабельно за счет науки, искусства, культуры. Наиболее ловкая и
предприимчивая часть начала делать успешную карьеру, выделяясь в
привилегированные слои. Сравнительно небольшая часть, не способная к карьере
или избегавшая ее в принципе, ушла в творческую и в чисто интеллектуальную
деятельность, как таковую. Грани между этими тремя группами не были резкими
и неподвижными. Происходили всякого рода флуктуации. Но в принципе эти три
тенденции можно было видеть в поведении вполне конкретных личностей.
Было бы несправедливо отрицать ту положительную роль, какую "либералы"
сыграли в советской истории. Это было движение, в которое было вовлечено
огромное число людей. Деятельность "либералов" проявлялась в миллионах
мелких дел, в совокупности оказавших влияние на весь образ жизни советского
общества. Если ан[403] гисталинистское движение проходило в рамках партийных
организаций, то либеральное движение вышло за эти рамки и захватило более
широкий круг советских учреждений. Подробнейшим образом интеллигентская
либеральная фронда описана мною в "Зияющих высотах". Ниже я хочу
остановиться еще на одном явлении этого периода, которое вносит
дополнительный штрих в это описание. Оно связано с именами Кафки и Оруэлла.
Это явление очень важно для меня как писателя и социолога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156