Всё будет в ажуре… Передаю трубочку!
Пилипенко мизинчиком развернул ко мне телефонную трубку и сладко вымолвил:
– Вас…
Я приложил своё рваное ухо к трубке.
– Кыся, – сказала мне Таня. – Телефон возьми с собой. Связь – через твоего водителя.
– Я слышал, – сказал я.
– Тебя тут все целуют!..
– Я всех тоже, – сказал я и сам отключил телефон.
На большом настольном аппарате со всякими примочками Пилипенко нажал кнопку и проговорил в микрофон грозным голосом:
– Водителя Чёрной «Волги» – ко мне, сей минут!
И точно – сей минут открылась дверь пилипенковского кабинета, и в знакомом запахе пота, оружия и «послявчерашнего» перегара вошёл тот же самый милиционер из государственной автомобильной инспекции, который в прошлом году осенью остановил засранный пилипенковский фургончик, набитый нами – приговорёнными к смерти, – и слупил с Пилипенко десять долларов, да ещё и обозвал их с Васькой по-всякому!
Ох, умная сволочь – этот Пилипенко! Все его пророчества сбываются – настало время наконец и для Пилипенков! Ещё год-два, он и в президенты баллотироваться будет…
Милиционер вошёл в гражданском, но встал по стойке «смирно», приложил руку к форменной милицейской шапке-ушанке, только без кокарды, и знакомым хриплым голосом доложил:
– Слушаю, Иван Афанасьевич!
– Вот, Митя, твой Клиент из ФыыРГе, с самого Мюнхену. Вот евонный телефон. Гля сюда: эту кнопочку натиснешь – сразу с Мюнхеном соединяет, с ихней переводчицей. Она тебе будет говорить – куда ехать, чего клиент хочет. Мы с тобой это уже вчера прорабатывали. Понял?
– Так точно!
– За кажный ихний волосок, – Пилипенко снова мизинчиком показал на меня, – головой отвечаешь. Надо будет применять оружие – применяй. Отмажу по всем статьям. Ты меня знаешь!..
– Так точно!
– Вот ихняя сумка, ихний телефон. Ложи телефон в сумку, Клиента – туда же, и счас поезжай на Гражданку, на проспект Науки к шашлычной. Там Клиент сам сориентируется. И глаз с него не спускай, Митя! И слова всякие употреблять не вздумай! И только на вы!
– Так точно, Иван Афанасьевич!
– Выполняй.
Милиционер Митя положил мой телефон в сумку и хотел было взять меня на руки, но я сам впрыгнул в сумку и уселся там.
– Во, бля, какая животная умная!.. – не удержался Митя.
– Я тебе что про разные слова говорил?! – заорал на него Пилипенко. – Извинись немедленно!
– Извиняюсь, – буркнул Митя, взял сумку и вышел вместе со мной из кабинета Пилипенко.
* * *
Чёрная «Волга» блистала чистотой и благоухала Митиными запахами.
Мы ехали по зимнему Ленингра… Тьфу, чёрт! Мы ехали по зимнему Санкт-Петербургу, и внутри меня от волнения всё дребезжало, и я был в таком нервном напряжении, что временами, когда мы останавливались под красным светофором, мне казалось, что я сейчас выпрыгну из машины и помчусь на всех своих четырех лапах вперёд, чтобы как можно быстрее добраться до нашего с Шурой дома!..
Наверное, моё состояние как-то передалось милиционеру Мите, потому что он, с величайшим трудом удерживаясь от матюгов, вдруг сказал мне вслух:
– Ну,… прямо не знаю, что… сегодня со мной?!… Может, вчера перебрал…? А может, наоборот…?
И тут я неожиданно понял, что если я своим нервным состоянием смог так вздрючить этого, казалось бы, толстокожего Митю, значит… Значит, мы с ним случайно настроились на ОДНУ ВОЛНУ! Вот так номер! А это значит, что…
А-а-а… Чем чёрт не шутит! И под очередным светофором, чтобы с Митей ничего не случилось во время движения, я пустил первый «пробный шар»: я вылез из сумки, сел на спинку переднего пассажирского сиденья, точно так же, как я обычно сидел в нашей громадной «вольво» – у правого уха Водилы, и осторожно сказал Мите по-шелдрейсовски:
– Митя…
Митя удивлённо оглянулся назад, никого не увидел и стал осматривать все машины, стоявшие рядом под светофором. Искал – кто это его позвал?..
– Митя, – повторил я. – Не пугайся. Это я с тобой разговариваю – Кот из Мюнхена.
– Да ты чё-о-о-о?! – в ужасе завопил Митя.
– Точно, – мягко произнёс я.
– Ох, бля-а-а… – Митя открыл рот и снял руки с рулевого колёса.
Над нами уже давно горел зелёный свет, всю Петроградскую сторону разрывал возмущённый хор автомобильных сигналов за нашей спиной, а Митя всё никак не мог сдвинуться с места, пока я не сказал ему:
– Поезжай, Митя. Потом где-нибудь остановимся – я тебе всё объясню.
Остановились мы только у Торжковского рынка. Митя выключил двигатель, повернулся ко мне и спросил меня вслух:
– А это у меня не с пережору?
– Нет, – сказал я.
– А то мне последнюю неделю, понимаешь, каждый вечер приходилось квасить… Вполне может крыша поехать!
– Нет-нет, – заверил я его. – Просто я умею мысленно разговаривать. Только Пилипенко об этом не говори.
– Да вы что?! Этому козлу?! Да ни в жисть, блядь буду! Извиняюсь…
– Можешь не извиняться. Говори как хочешь. И называй меня на ты. – Я подумал, что для Мити проще будет не «Мартын», а «Кыся», и добавил: – Меня, например, зовут Кыся…
– А я – Митя.
– Я знаю. А теперь, Митя, гони на проспект Науки к шашлычной! Там я тебе дом покажу. Перед домом огромный пустырь…
* * *
Не было никакого пустыря перед нашим домом!
Сотни полторы самодельных лавок и магазинчиков заполнили мой любимый пустырь, а между ними ещё стояли Люди и с рук продавали всякую всячину – от сигарет «Мальборо» и детских колготок до меховых шуб и автомобильных колёс, включая глыбы мороженой трески…
Я и так был на нервном пределе, а тут чуть было не заплакал!
– Вот мой дом… – тихо сказал я Мите и показал наши окна на восьмом этаже.
– Тебя проводить? – спросил меня Митя.
Он понял моё состояние и не задал ни одного бестактного вопроса. Он мне ещё тогда, в прошлом году, понравился…
– Нет, не нужно, – сказал я ему. – Ты только сними с меня эту жилетку. А то ещё Шура не узнает меня. Да и неловко как-то…
– Напрасно. Она очень тебе идёт. – Митя с сожалением помог мне снять жилетку и спросил ещё раз: – Сходить с тобой?
– Подожди меня лучше здесь. Мало ли что…
Дверь в дом была наглухо закрыта, и на ней красовалась новая кодовая установка с кнопками и номерами шифра на них.
В это время, слава Богу, я услышал, как кто-то открывает дверь изнутри. Я приготовился проскользнуть на лестницу, но дверь отворилась, и первое, что произошло, – я получил оглушительный пинок в бок и, кувыркаясь, отлетел чуть ли не под колёса чёрной «Волги». Вслед мне послышалось злобное:
– Только гадят по лестницам! А потом нюхай их ссаки!..
Боль была ужасной! Такой здоровенный мужик, оказывается, живёт теперь в нашем доме…
Но тут из «Волги» молнией вылетел Митя. Я не успел охнуть, как он ухватил этого мужика за горло, бросил его спиной о стену дома, а под нос пихнул ему неизвестно откуда взявшийся пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Пилипенко мизинчиком развернул ко мне телефонную трубку и сладко вымолвил:
– Вас…
Я приложил своё рваное ухо к трубке.
– Кыся, – сказала мне Таня. – Телефон возьми с собой. Связь – через твоего водителя.
– Я слышал, – сказал я.
– Тебя тут все целуют!..
– Я всех тоже, – сказал я и сам отключил телефон.
На большом настольном аппарате со всякими примочками Пилипенко нажал кнопку и проговорил в микрофон грозным голосом:
– Водителя Чёрной «Волги» – ко мне, сей минут!
И точно – сей минут открылась дверь пилипенковского кабинета, и в знакомом запахе пота, оружия и «послявчерашнего» перегара вошёл тот же самый милиционер из государственной автомобильной инспекции, который в прошлом году осенью остановил засранный пилипенковский фургончик, набитый нами – приговорёнными к смерти, – и слупил с Пилипенко десять долларов, да ещё и обозвал их с Васькой по-всякому!
Ох, умная сволочь – этот Пилипенко! Все его пророчества сбываются – настало время наконец и для Пилипенков! Ещё год-два, он и в президенты баллотироваться будет…
Милиционер вошёл в гражданском, но встал по стойке «смирно», приложил руку к форменной милицейской шапке-ушанке, только без кокарды, и знакомым хриплым голосом доложил:
– Слушаю, Иван Афанасьевич!
– Вот, Митя, твой Клиент из ФыыРГе, с самого Мюнхену. Вот евонный телефон. Гля сюда: эту кнопочку натиснешь – сразу с Мюнхеном соединяет, с ихней переводчицей. Она тебе будет говорить – куда ехать, чего клиент хочет. Мы с тобой это уже вчера прорабатывали. Понял?
– Так точно!
– За кажный ихний волосок, – Пилипенко снова мизинчиком показал на меня, – головой отвечаешь. Надо будет применять оружие – применяй. Отмажу по всем статьям. Ты меня знаешь!..
– Так точно!
– Вот ихняя сумка, ихний телефон. Ложи телефон в сумку, Клиента – туда же, и счас поезжай на Гражданку, на проспект Науки к шашлычной. Там Клиент сам сориентируется. И глаз с него не спускай, Митя! И слова всякие употреблять не вздумай! И только на вы!
– Так точно, Иван Афанасьевич!
– Выполняй.
Милиционер Митя положил мой телефон в сумку и хотел было взять меня на руки, но я сам впрыгнул в сумку и уселся там.
– Во, бля, какая животная умная!.. – не удержался Митя.
– Я тебе что про разные слова говорил?! – заорал на него Пилипенко. – Извинись немедленно!
– Извиняюсь, – буркнул Митя, взял сумку и вышел вместе со мной из кабинета Пилипенко.
* * *
Чёрная «Волга» блистала чистотой и благоухала Митиными запахами.
Мы ехали по зимнему Ленингра… Тьфу, чёрт! Мы ехали по зимнему Санкт-Петербургу, и внутри меня от волнения всё дребезжало, и я был в таком нервном напряжении, что временами, когда мы останавливались под красным светофором, мне казалось, что я сейчас выпрыгну из машины и помчусь на всех своих четырех лапах вперёд, чтобы как можно быстрее добраться до нашего с Шурой дома!..
Наверное, моё состояние как-то передалось милиционеру Мите, потому что он, с величайшим трудом удерживаясь от матюгов, вдруг сказал мне вслух:
– Ну,… прямо не знаю, что… сегодня со мной?!… Может, вчера перебрал…? А может, наоборот…?
И тут я неожиданно понял, что если я своим нервным состоянием смог так вздрючить этого, казалось бы, толстокожего Митю, значит… Значит, мы с ним случайно настроились на ОДНУ ВОЛНУ! Вот так номер! А это значит, что…
А-а-а… Чем чёрт не шутит! И под очередным светофором, чтобы с Митей ничего не случилось во время движения, я пустил первый «пробный шар»: я вылез из сумки, сел на спинку переднего пассажирского сиденья, точно так же, как я обычно сидел в нашей громадной «вольво» – у правого уха Водилы, и осторожно сказал Мите по-шелдрейсовски:
– Митя…
Митя удивлённо оглянулся назад, никого не увидел и стал осматривать все машины, стоявшие рядом под светофором. Искал – кто это его позвал?..
– Митя, – повторил я. – Не пугайся. Это я с тобой разговариваю – Кот из Мюнхена.
– Да ты чё-о-о-о?! – в ужасе завопил Митя.
– Точно, – мягко произнёс я.
– Ох, бля-а-а… – Митя открыл рот и снял руки с рулевого колёса.
Над нами уже давно горел зелёный свет, всю Петроградскую сторону разрывал возмущённый хор автомобильных сигналов за нашей спиной, а Митя всё никак не мог сдвинуться с места, пока я не сказал ему:
– Поезжай, Митя. Потом где-нибудь остановимся – я тебе всё объясню.
Остановились мы только у Торжковского рынка. Митя выключил двигатель, повернулся ко мне и спросил меня вслух:
– А это у меня не с пережору?
– Нет, – сказал я.
– А то мне последнюю неделю, понимаешь, каждый вечер приходилось квасить… Вполне может крыша поехать!
– Нет-нет, – заверил я его. – Просто я умею мысленно разговаривать. Только Пилипенко об этом не говори.
– Да вы что?! Этому козлу?! Да ни в жисть, блядь буду! Извиняюсь…
– Можешь не извиняться. Говори как хочешь. И называй меня на ты. – Я подумал, что для Мити проще будет не «Мартын», а «Кыся», и добавил: – Меня, например, зовут Кыся…
– А я – Митя.
– Я знаю. А теперь, Митя, гони на проспект Науки к шашлычной! Там я тебе дом покажу. Перед домом огромный пустырь…
* * *
Не было никакого пустыря перед нашим домом!
Сотни полторы самодельных лавок и магазинчиков заполнили мой любимый пустырь, а между ними ещё стояли Люди и с рук продавали всякую всячину – от сигарет «Мальборо» и детских колготок до меховых шуб и автомобильных колёс, включая глыбы мороженой трески…
Я и так был на нервном пределе, а тут чуть было не заплакал!
– Вот мой дом… – тихо сказал я Мите и показал наши окна на восьмом этаже.
– Тебя проводить? – спросил меня Митя.
Он понял моё состояние и не задал ни одного бестактного вопроса. Он мне ещё тогда, в прошлом году, понравился…
– Нет, не нужно, – сказал я ему. – Ты только сними с меня эту жилетку. А то ещё Шура не узнает меня. Да и неловко как-то…
– Напрасно. Она очень тебе идёт. – Митя с сожалением помог мне снять жилетку и спросил ещё раз: – Сходить с тобой?
– Подожди меня лучше здесь. Мало ли что…
Дверь в дом была наглухо закрыта, и на ней красовалась новая кодовая установка с кнопками и номерами шифра на них.
В это время, слава Богу, я услышал, как кто-то открывает дверь изнутри. Я приготовился проскользнуть на лестницу, но дверь отворилась, и первое, что произошло, – я получил оглушительный пинок в бок и, кувыркаясь, отлетел чуть ли не под колёса чёрной «Волги». Вслед мне послышалось злобное:
– Только гадят по лестницам! А потом нюхай их ссаки!..
Боль была ужасной! Такой здоровенный мужик, оказывается, живёт теперь в нашем доме…
Но тут из «Волги» молнией вылетел Митя. Я не успел охнуть, как он ухватил этого мужика за горло, бросил его спиной о стену дома, а под нос пихнул ему неизвестно откуда взявшийся пистолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161