– К тебе гости пришли, проведать тебя.
Это было страшное зрелище. Водила смотрел сквозь нас с Митей, и мне казалось, что меня уже нет в этом мире… Что сквозь меня можно смотреть, проходите, проезжать… Что я вижу и ощущаю всё это откуда-то совсем из иных, внеземных сфер…
И ледяной ужас стал заполнять всё моё существо! Неужели меня уже нет?!
Но я нашёл в себе остатки каких-то неведомых сил, о которых я даже не подозревал, стряхнул с себя кошмар оцепенения и выскочил из сумки прямо на безжизненные руки Водилы! Обхватил его передними лапами за шею и завопил истошно и исступлённо – сначала, от растерянности, no-Животному, а потом, опомнившись, по шелдрейсовски:
– Водила!!! Водилочка!.. Это я – Кыся!.. Твой Кыся! Помнишь?! Балтийское море!.. Германия! Собачки на таможне!.. Бармен… Лысый!.. Мюнхен!!! Очнись, Водила!..
Я лизал его щёки, нос, глаза, я кричал в его уши, я вёл себя как умалишённый, а окаменевшие от неожиданности и испуга Настя и Митя стояли как вкопанные, с открытыми ртами.
Я весь перемазался в каше, которая выпадала из безжизненного рта Водилы, но в какой-то момент я вдруг почувствовал, как шевельнулись его пальцы!!!
Я не поверил самому себе, отстранился и уставился Водиле прямо в глаза… И увидел, что глаза Водилы ОЖИВАЮТ!..
– Водила! – закричал я ещё сильнее и даже укусил его за ухо.
А Водила…
Ну бывают же, чёрт вас всех побери, замечательные чудеса на нашем паршивом белом свете!!!
А Водила всё сильнее и сильнее прижимал меня к себе оживающими руками, уже почти осмысленно разглядывал меня широко открытыми глазами, и вдруг…
И вдруг лицо его исказила мучительная гримаса, будто от очень сильной боли!..
Мне даже показалось, что я СЛЫШАЛ, как в его голове что-то тихо-тихо щёлкнуло, а по спине (но это уже видели и Настя, и Митя!..) прошла судорога с едва слышным хрустом.
Неожиданно Водила сам себе вытер рот и, превозмогая какие-то таинственнее внутренние тормоза, сипло, скрипучим голосом, как очень долго молчавший Человек, запинаясь, раздельно проговорил:
– У… Кы-ся…
Лицо его стало постепенно разглаживаться, словно боль начала затихать, и он, уже куда более уверенно, снова проскрипел:
– Кы-ся при-шёл… Родной… мой… Кыся!.. Где мы, Кыся?!
Я смотрел в оживающие глаза Водилы и МЫСЛЕННО, молясь Господу Богу, Ричарду Шелдрейсу и Конраду Лоренцу, умолял его:
ВСТАНЬ, ВОДИЛА!.. ВСТАНЬ!!! ТЫ УЖЕ ШЕВЕЛИШЬ РУКАМИ, ТЫ ДАЖЕ ДЕРЖИШЬ МЕНЯ – А Я ВЕДЬ ОЧЕНЬ ТЯЖЁЛЫЙ… ТЫ УЖЕ РАЗГОВАРИВАЕШЬ!.. ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ВСТАТЬ… ВСТАНЬ, ВОДИЛА! УМОЛЯЮ ТЕБЯ!
Заворожённо глядя мне в глаза, Водила глубоко вдохнул и с хорошо слышным хрустом во всём своём отощавшем, по-прежнему очень большом теле, с невероятным трудом приподнялся из своей инвалидной коляски и ВСТАЛ НА НОГИ, держа меня на руках!..
– Мамочка! Мамочка!.. – закричала Настя. – Папа заговорил!.. Папа заговорил и сам встал на ноги!
А я упал в обморок. Так и повис на руках у Водилы.
* * *
Кто бы мог подумать, что от очень сильного нервного перенапряжения Коты могут упасть в обморок?!
А вот, оказывается, могут.
* * *
Ночевал я всё-таки в своём пятизвездочном Котово-Собачьем пансионе господина Пилипенко И. А.
Когда меня откачали и я пришёл в себя, Митя – мой верный шофёр и телохранитель – настоял на том, чтобы я не оставался ночевать в Водилином доме, а немедленно ехал бы в Пилипенковский пансион.
Там, дескать, круглосуточно дежурят врачи-ветеринары – не ниже доцентов и докторов наук, и он, Митя, не имеет права оставить меня сейчас без врачебного присмотра после всех тех нервных стрессов, которые свалились на мою голову в первый же день пребывания в Петербурге. На этом он настаивает и как Друг, и как Человек, отвечающий за каждый мой волосок своей собственной головой.
Тем более что на дворе уже почти ночь, а завтра у Кыси, как он понимает, очень и очень нелёгкий день…
Мы вернулись в Пилипенковский пансион. Митя зарегистрировал наше возвращение и немедленно потребовал врача для «господина Кыси фон Тифенбаха».
Тут же появился доктор в шуршащем крахмальном халате с очень изящной повозочкой, которую он катил перед собой, держа за длинную ручку.
Меня положили в эту повозочку и покатили в медицинскую часть пансиона. Везли меня через общий Котово-Кошачий салон (у Собак был свой салон, – во избежание всяких недоразумений…), где с десяток Котов и Кошек смотрели по большому телевизору американские мультяшки из серии «Том и Джерри».
Когда меня провозили мимо них, многие проводили меня совершенно равнодушным взглядом, а одна Кошка – из породы персидских длинношёрстных – бросила на меня такой взгляд, что я уж подумал, а не отменить ли мне визит к доктору?..
Во врачебном кабинете Митя с тревогой пересказал доктору весь мой сегодняшний день – от удара ботинком того идиота мне в бок до моей потери сознания на руках у Водилы.
Доктор встревожился, осмотрел меня, с радостью сообщил, что рёбра мои целы, хотя имеет место сильный ушиб, а потом стал выслушивать моё сердце. Он извинился, что не может воспользоваться новым японским кардиографом для Собак и Котов, ибо господин Пилипенко купил эту установку для своих клиентов и забыл попросить у фирмы инструкцию для неё хотя бы на английском языке. Не говоря уже о русском! Японцы же прислали описание прибора только лишь ихними иероглифами, и тут доктор развёл руками…
Однако он считает, что всё, что со мной произошло, в порядке вещей. Перелёт, нервы, усталость, смена климата… Доктор привёл ещё с десяток причин, от которых я мог бы свободно окочуриться, но всего лишь потерял сознание. Ибо, как сказал доктор ветеринарных наук, профессор и лауреат Государственной премии, «у господина Кыси фон Тифенбаха» – поразительный запас жизненных сил, которых хватило бы не на одного Кота, но и ещё на несколько Человек!
– Вот это точно! – с удовольствием подтвердил Митя и подмигнул мне.
Всё же доктор дал мне очень вкусную успокоительную пилюлю и посоветовал выспаться.
Митя проводил меня в мою голубую комнатку и распрощался со мной, сказав, что приедет за мной часам к восьми утра. И чтобы я наметил дальнейший план действий. А он, со своей стороны, узнает, как Коты попадают в Америку…
Не успела закрыться за Митей дверь, как в мою комнатку тихо вползла та самая Длинношёрстная Персианка – узнать, как я себя чувствую.
Отрекомендовалась она как личная Кошка нового губернатора острова Борнео, который хочет организовать в Санкт-Петербурге своё представительство. При этом она всё время ёрзала задом и недвусмысленно задирала и отворачивала вбок свой роскошный пушистый хвост.
А у меня, надо признаться, слипались глаза и жутко хотелось только спать и спать… Тут меня, наверное, ещё и эта докторская пилюля доконала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Это было страшное зрелище. Водила смотрел сквозь нас с Митей, и мне казалось, что меня уже нет в этом мире… Что сквозь меня можно смотреть, проходите, проезжать… Что я вижу и ощущаю всё это откуда-то совсем из иных, внеземных сфер…
И ледяной ужас стал заполнять всё моё существо! Неужели меня уже нет?!
Но я нашёл в себе остатки каких-то неведомых сил, о которых я даже не подозревал, стряхнул с себя кошмар оцепенения и выскочил из сумки прямо на безжизненные руки Водилы! Обхватил его передними лапами за шею и завопил истошно и исступлённо – сначала, от растерянности, no-Животному, а потом, опомнившись, по шелдрейсовски:
– Водила!!! Водилочка!.. Это я – Кыся!.. Твой Кыся! Помнишь?! Балтийское море!.. Германия! Собачки на таможне!.. Бармен… Лысый!.. Мюнхен!!! Очнись, Водила!..
Я лизал его щёки, нос, глаза, я кричал в его уши, я вёл себя как умалишённый, а окаменевшие от неожиданности и испуга Настя и Митя стояли как вкопанные, с открытыми ртами.
Я весь перемазался в каше, которая выпадала из безжизненного рта Водилы, но в какой-то момент я вдруг почувствовал, как шевельнулись его пальцы!!!
Я не поверил самому себе, отстранился и уставился Водиле прямо в глаза… И увидел, что глаза Водилы ОЖИВАЮТ!..
– Водила! – закричал я ещё сильнее и даже укусил его за ухо.
А Водила…
Ну бывают же, чёрт вас всех побери, замечательные чудеса на нашем паршивом белом свете!!!
А Водила всё сильнее и сильнее прижимал меня к себе оживающими руками, уже почти осмысленно разглядывал меня широко открытыми глазами, и вдруг…
И вдруг лицо его исказила мучительная гримаса, будто от очень сильной боли!..
Мне даже показалось, что я СЛЫШАЛ, как в его голове что-то тихо-тихо щёлкнуло, а по спине (но это уже видели и Настя, и Митя!..) прошла судорога с едва слышным хрустом.
Неожиданно Водила сам себе вытер рот и, превозмогая какие-то таинственнее внутренние тормоза, сипло, скрипучим голосом, как очень долго молчавший Человек, запинаясь, раздельно проговорил:
– У… Кы-ся…
Лицо его стало постепенно разглаживаться, словно боль начала затихать, и он, уже куда более уверенно, снова проскрипел:
– Кы-ся при-шёл… Родной… мой… Кыся!.. Где мы, Кыся?!
Я смотрел в оживающие глаза Водилы и МЫСЛЕННО, молясь Господу Богу, Ричарду Шелдрейсу и Конраду Лоренцу, умолял его:
ВСТАНЬ, ВОДИЛА!.. ВСТАНЬ!!! ТЫ УЖЕ ШЕВЕЛИШЬ РУКАМИ, ТЫ ДАЖЕ ДЕРЖИШЬ МЕНЯ – А Я ВЕДЬ ОЧЕНЬ ТЯЖЁЛЫЙ… ТЫ УЖЕ РАЗГОВАРИВАЕШЬ!.. ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ВСТАТЬ… ВСТАНЬ, ВОДИЛА! УМОЛЯЮ ТЕБЯ!
Заворожённо глядя мне в глаза, Водила глубоко вдохнул и с хорошо слышным хрустом во всём своём отощавшем, по-прежнему очень большом теле, с невероятным трудом приподнялся из своей инвалидной коляски и ВСТАЛ НА НОГИ, держа меня на руках!..
– Мамочка! Мамочка!.. – закричала Настя. – Папа заговорил!.. Папа заговорил и сам встал на ноги!
А я упал в обморок. Так и повис на руках у Водилы.
* * *
Кто бы мог подумать, что от очень сильного нервного перенапряжения Коты могут упасть в обморок?!
А вот, оказывается, могут.
* * *
Ночевал я всё-таки в своём пятизвездочном Котово-Собачьем пансионе господина Пилипенко И. А.
Когда меня откачали и я пришёл в себя, Митя – мой верный шофёр и телохранитель – настоял на том, чтобы я не оставался ночевать в Водилином доме, а немедленно ехал бы в Пилипенковский пансион.
Там, дескать, круглосуточно дежурят врачи-ветеринары – не ниже доцентов и докторов наук, и он, Митя, не имеет права оставить меня сейчас без врачебного присмотра после всех тех нервных стрессов, которые свалились на мою голову в первый же день пребывания в Петербурге. На этом он настаивает и как Друг, и как Человек, отвечающий за каждый мой волосок своей собственной головой.
Тем более что на дворе уже почти ночь, а завтра у Кыси, как он понимает, очень и очень нелёгкий день…
Мы вернулись в Пилипенковский пансион. Митя зарегистрировал наше возвращение и немедленно потребовал врача для «господина Кыси фон Тифенбаха».
Тут же появился доктор в шуршащем крахмальном халате с очень изящной повозочкой, которую он катил перед собой, держа за длинную ручку.
Меня положили в эту повозочку и покатили в медицинскую часть пансиона. Везли меня через общий Котово-Кошачий салон (у Собак был свой салон, – во избежание всяких недоразумений…), где с десяток Котов и Кошек смотрели по большому телевизору американские мультяшки из серии «Том и Джерри».
Когда меня провозили мимо них, многие проводили меня совершенно равнодушным взглядом, а одна Кошка – из породы персидских длинношёрстных – бросила на меня такой взгляд, что я уж подумал, а не отменить ли мне визит к доктору?..
Во врачебном кабинете Митя с тревогой пересказал доктору весь мой сегодняшний день – от удара ботинком того идиота мне в бок до моей потери сознания на руках у Водилы.
Доктор встревожился, осмотрел меня, с радостью сообщил, что рёбра мои целы, хотя имеет место сильный ушиб, а потом стал выслушивать моё сердце. Он извинился, что не может воспользоваться новым японским кардиографом для Собак и Котов, ибо господин Пилипенко купил эту установку для своих клиентов и забыл попросить у фирмы инструкцию для неё хотя бы на английском языке. Не говоря уже о русском! Японцы же прислали описание прибора только лишь ихними иероглифами, и тут доктор развёл руками…
Однако он считает, что всё, что со мной произошло, в порядке вещей. Перелёт, нервы, усталость, смена климата… Доктор привёл ещё с десяток причин, от которых я мог бы свободно окочуриться, но всего лишь потерял сознание. Ибо, как сказал доктор ветеринарных наук, профессор и лауреат Государственной премии, «у господина Кыси фон Тифенбаха» – поразительный запас жизненных сил, которых хватило бы не на одного Кота, но и ещё на несколько Человек!
– Вот это точно! – с удовольствием подтвердил Митя и подмигнул мне.
Всё же доктор дал мне очень вкусную успокоительную пилюлю и посоветовал выспаться.
Митя проводил меня в мою голубую комнатку и распрощался со мной, сказав, что приедет за мной часам к восьми утра. И чтобы я наметил дальнейший план действий. А он, со своей стороны, узнает, как Коты попадают в Америку…
Не успела закрыться за Митей дверь, как в мою комнатку тихо вползла та самая Длинношёрстная Персианка – узнать, как я себя чувствую.
Отрекомендовалась она как личная Кошка нового губернатора острова Борнео, который хочет организовать в Санкт-Петербурге своё представительство. При этом она всё время ёрзала задом и недвусмысленно задирала и отворачивала вбок свой роскошный пушистый хвост.
А у меня, надо признаться, слипались глаза и жутко хотелось только спать и спать… Тут меня, наверное, ещё и эта докторская пилюля доконала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161