– Холодной или горячей? – через малюсенькую, почти незаметную, паузу спросил он.
Я понял, что эта крохотная пауза была необходима ему для окончательного осмысления происходившего ЧУДА.
– Не очень холодной, – попросил его я.
* * *
В отличие от моего первого случайного плавания по маршруту Россия – Германия, где я, прямо скажем, был всего лишь пассажиром-нелегалом, тайно состоящим при Водиле и его грузовике, сегодняшнее моё пребывание на «Академике Абраме Ф. Иоффе» носило совершенно иной характер.
Тогда я перемещался по воде в плавучих условиях небольшого западного города – с почти тысячей грузовых и легковых автомобилей, с магазинами, ресторанами, концертными залами, кафе и ночными барами. С казино, проститутками и бандитами всех мастей и национальностей. Плюс человек семьсот нормальных пассажиров и триста пятьдесят человек команды!
Я даже название этого плавучего чудовища не помнил. Водила мне как-то говорил, но оно у меня из головы выскочило…
Другое дело – «Академик Абрам Ф. Иоффе».
Команда – семнадцать человек. Пассажиров – один. Это я.
Никаких автомобилей, ресторанов. Небольшая кают-компания с телевизором и видиком. Она же – столовая, она же – комната отдыха.
Только не воображайте, что мы такие уж маленькие. Ничего подобного! Длина – как от нашего Петербургского дома до шашлычной Сурена Гургеновича. Шура говорил – там метров сто пятьдесят.
Загрузка у нас не полная. Пятьсот сорокафутовых контейнеров. С чем бы сравнить?.. Ну, как полтысячи Водилиных фургонов без колёс. Кстати, все цифры со слов Капитана. Я в них – ни ухом, ни рылом. Вот эту жуткую тяжесть и волочёт на себе наш глубокоуважаемый «Академик Абрам…» Ну, как его? «… Ф. Иоффе».
А над всем этим, как говорят в море, «Царь и Бог, и Воинский начальник» – КАПИТАН АЛЕКСЕЙ-ИВАНОВИЧ-КЭП-МАСТЕР. Или, как некоторые ещё называют его за глаза – ПАПА.
По поводу того, как мы будем называть друг друга, мы договорились с самого начала, – как только я прикончил колбасу, паштет и разбавленную сгущёнку.
Ему очень понравилось моё имя Мартын. Он сказал, что это прекрасное мужское имя и он будет меня звать только – Мартын. Никаких «Кысь»! Кыся – это что-то неопределённое, сказал он. Не то кот, не то кошка. И годится «Кыся» разве что для каких-нибудь сугубо домашних Мусек, Пусек, Мурзиков и Барсиков, а не для такого самостоятельного кота, как я.
Я ему тоже сказал, что если он не возражает, то я буду называть его – «Мастер». Ибо «Капитан» – слишком официально, я у него не служу, а всего лишь пользуюсь его гостеприимством; «Алексей Иванович» – тяжеловесно и утомительно; «Кэп» – излишне фамильярно, а «Папа», извините, звучит просто пошловато. Поэтому я считаю, что «Мастер» – в самый раз.
– Отлично. Мне «Мастер» тоже больше нравится. А вот откуда это у тебя такие отметины? – Он осторожно коснулся шрама, идущего через всю мою морду.
– От разных драк с Котами и Собаками, – ответил я. – А у вас?
– Один тоже от драки. Но очень давно. Ещё когда я был курсантом мореходки. А второй – чистая случайность…
И рассказал, как несколько лет тому назад один болван вызвался буксировать его «Волгу» и тянул не плавно, как положено, а рывками. Стальной трос, конечно, лопнул, размолотил лобовое стекло «Волги» и чуть не снёс полголовы Мастеру, сидевшему за рулём своей машины.
– С тех пор я больше всего на свете боюсь неквалифицированных идиотов, – сказал Мастер. – Буксируют ли они автомобили или пытаются руководить государством…
* * *
За обедом в кают-компании Мастер отрекомендовал меня команде, свободной от вахты. Остальным – после обеда, по ходу осмотра судна. Знакомил с каждым. Сначала представлял меня, затем своего подчинённого. Называл его имя и должность. И кличку.
Так, например, я узнал, что палубная команда матросов называется «рогачи» или «рогали», что радиста зовут Маркони, а старшего помощника капитана – Чиф. Боцман – Дракон, про Деда – старшего механика и его «маслопупов» я уже рассказывал. А вот матроса-токаря, в хозяйстве которого, как выяснилось, я провёл всю первую ночь, звали просто и незатейливо – Точило.
Матросу-плотнику по прозвищу Колобаха было приказано соорудить для меня туалет – специальный ящик с песком, а матросу-приборщику с кличкой Кандей (от морского названия помойного ведра – «кандейка») было поручено ежедневно менять в этом ящике песок.
На капитанском мостике я был познакомлен со вторым и третьим помощниками Капитана. Там же, на мостике, мне был отведён специальный наблюдательный пункт – на главном компьютере. Оттуда я мог свободно смотреть вперёд – в тревожную серую, грязно-белопенную воду, которой не было ни конца, ни краю…
Одна немаловажная деталь. Ещё у себя в каюте Мастер взял с меня слово ни с кем на судне не вступать в Телепатический Контакт. Рейс ему предстоит тяжёлый – их, слава Богу, зафрахтовала одна западная фирма, и они будут вламывать ещё месяцев пять без захода в Питер. Домой вернутся не раньше лета. А это очень тяжёлая психическая нагрузка. Если же я ещё выступлю со своим Телепатическим Контактом – у половины экипажа наверняка поедет крыша. А в таком рейсе каждый на вес золота. Не говоря о валютных расходах на лечение и транспортировку из собственного кармана. Потому что они теперь, после развала российского торгового флота, исключительно на самоокупаемости. Сами на Западе ищут – кому запродаться, сами заключают контракты – зачастую грабительские, где потерпевшей стороной всё равно будет русское судно, меняют российский флаг на какой-нибудь либерийский, и – вперёд!..
Но хоть есть работа! Хотя бы есть на что жить…
А если капитан не только приличный судоводитель, но ещё и толково шевелит мозгами, и обладает чёткой деловой хваткой – тогда можно вывернуться из любого положения.
Например: не попадать в идиотские ситуации, как попали две трети российских грузовых и торговых судов, арестованных во всех иностранных портах мировой акватории за неуплату долгов. И помощи им ждать неоткуда. Нашему правительству на них насрать со Спасской башни…
Я честно признался Мастеру, что почти ни хрена из всего этого не понял, за исключением того, что наш флот сегодня в полном говне, и пообещал ни с кем из членов экипажа в Контакт не вступать.
А потом вспомнил, что по совершенно иным причинам, но об этом же меня просили уже несколько человек. И тот оттобрунновский добрый жулик-кошколов, ветеринар-недоучка Эрих Шрёдер, и мой сердечный друг из Грюнвальда Фридрих фон Тифенбах. И даже Водила, помню, сказал мне при подъезде к Мюнхену:
– Ты, Кыся, со своими талантами сильно на людях-то не высовывайся. А то вмиг хвост оборвут. Счас народ знаешь какой пошёл?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161