Как в моём случае с Шурой Плоткиным.
С Водилой же, при всей моей симпатии к нему, об этом не могло быть и речи. Здесь, конечно, я должен был взять на себя основную нагрузку по Установке Контакта и осторожно, бережно относясь к психике моего реципиента-Водилы, попытаться подключить его к своему собственному мышлению.
Я впрыгнул в кабину, уселся напротив Водилы, уставился ему в глаза, собрался с силами, сосредоточился чуть ли не до обморочного состояния и отчётливо мысленно произнёс:
«ВОДИЛА! СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА – СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО… СТАРАЙСЯ МЕНЯ ПОНЯТЬ. ИНАЧЕ МНЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ ТРУДНО ПОМОЧЬ ТЕБЕ ВО ВСЁМ ОСТАЛЬНОМ. ВНИМАТЕЛЬНО СЛУШАЙ И СМОТРИ НА МЕНЯ!.. ОНА НЕ БРАЛА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ. НЕ БРАЛА… ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ? ОНА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ НЕ БРАЛА!».
Несколько секунд Водила неотрывно и обалдело смотрел мне в глаза. И я видел, что в его голове сейчас происходит какой-то чудовищно напряжённый процесс. Мне показалось, что я даже слышу, как он у него там происходит…
А потом Водила вдруг облегчённо выдохнул, будто ему неожиданно открылось то, что было сокрыто от него за семью замками.
И… О Боже! Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить…
Водила улыбнулся и сказал мне слегка виновато:
– А может, она тут и ни при чём… Да, Кыся? Может, я сам эту зажигалку где-то обронил. А то так очень даже легко возвести на человека напраслину. Ладно, чёрт с ней, с этой зажигалкой. Да, Кыся? Ты на меня не сердишься, что я её потерял?..
Наконец-то!!! У меня – как гора с плеч.
И тут наваливается такая расслабуха, что хоть ложись и помирай. Я вдруг почувствовал себя таким вымотанным, таким опустошённым – сердце частит, перебои, лапы дрожат, хвост висит тряпкой… Нет сил ничего даже одобряющего муркнуть моему Водиле. Хотя в таких случаях поощрение должно последовать незамедлительно. Чего Шура никогда не забывал делать!
Надо заметить, что и Водила выглядел не лучше. Он буквально на глазах постарел. Резко обозначились морщины, глаза запали, рот безвольно открыт, дыхание неровное, огромные лапищи мелко трясутся. Вид, прямо скажем, довольно жалкий.
Что ни говори, а Первый Телепатический Контакт – дико тяжёлая штука. Как для одной стороны, так и для другой. Тем не менее я был безмерно счастлив: впервые Водила понял меня так, как этого хотел я.
Хорошо, что Первый Контакт с Водилой мне удалось установить на примере достаточно примитивной ситуации. Если бы я ему сразу попытался внушить все знания, которыми я сейчас обладаю – кокаин в фанере, доллары и враньё Лысого, его участие в погрузке кокаина в машину Водилы, мои подозрения, почему Водилу продали вмерте с машиной на целый месяц к этому Сименсу, и так далее, – мы просто оба сдохли бы от перенапряжения!..
Теперь я должен беречь, холить и лелеять эту тоненькую ниточку связи. Не перегружать её излишней и усложнённой информацией. Ждать, когда эта ниточка укрепится новыми волокнами и превратится в некое подобие постоянной двусторонней связи.
Естественно, что такого соития душ, вкусов и пристрастий, такого единого понимания Людей и Событий, какое было у нас с Шурой Плоткиным, когда двадцать четыре часа в сутки у нас мог идти ДИАЛОГ НА РАВНЫХ, тут мне, конечно, не добиться. Да это, наверное, и не нужно. Ибо такое, как с Шурой, бывает только однажды в жизни, и любая попытка вторично воссоздать нечто подобное всегда обречена на неудачу.
Я повторяю: Водила мне крайне симпатичен! Я обнаружил в нём качества чрезвычайно нам с Шурой близкие: прекрасную половую мощь, незатухающие сексуальные желания, какую-то трогательную застенчивость и подлинную широту нормально воспитанного русского Человека.
Однако при всём при этом уже своей Котовой интуицией я понимал, что Водила – жёсткий, решительный и достаточно мужественный господин…
Но Шура есть Шура, и мне не хотелось бы даже никого с ним сравнивать.
Лишь бы у нас с Водилой хватило времени на укрепление той ниточки, которую мне с таким трудом только что удалось создать. Что-то мне подсказывало, что времени у нас с ним всё-таки маловато.
Поэтому я попытался слегка и очень осторожно потянуть за эту ниточку. Я снова заглянул Водиле в глаза, тронул, его лапой и мысленно спросил: «Как ты думаешь, Водила, нам ещё долго плыть по морю?»
И ниточка не оборвалась! Водила погладил меня по голове и рассмеялся:
– Всё, Кыся! Сегодня все блядки побоку. Вечерком сходим в бар – я пивка шлёпну, ты попрощаешься с Рудольфом, а завтра в шесть тридцать утра швартуемся в Киле. Так что, Кыся, приготовься к дальней дороге. Ночевать будем только в Нюрнберге. Нам, гружёным, это весь день топать. Зато послезавтра проснёмся, позавтракаем – и по холодку в Мюнхен. Это всего полтораста вёрст. Два часа – и мы тама! Весь день впереди…
Он ни словом не вспомнил ни про таможню, ни про спецсобачек. Так был уверен в себе.
Завтра, если нам удастся доехать до этого Нюрнберга, я ему по дороге кое-что втолкую. Отвлекающих факторов, в виде черненьких и беленьких поблядушек, не будет. Водила сосредоточится только на своём грузовике и на мне, и я думаю, что успею предупредить его о том, ЧТО он везёт, кроме фанеры.
* * *
Последний день в этом огромном плавучем автостойбище я провёл достаточно тоскливо. Водила принёс мне после своего обеда опять какое-то гигантское количество жратвы и абсолютно свежие сливки. Жрать совершенно не хотелось. Я всё никак не мог отойти от утреннего эксперимента. Чтобы не показаться неблагодарным, я всё таки чего-то там пожевал, а в основном прихлёбывал сливки. Всё думал, как бы мне, не очень сильно нагружая мозг Водилы, осторожно спросить, есть ли у него в Петербурге семья, дети… Ну, что-нибудь примитивное. Не потому, что мне это было так уж интересно, а просто хотелось проверить – не развязался ли тот самый телепатический узелок, который связывал нас уже несколько часов.
Я ещё только придумывал упрощённую форму вопроса, как Водила почесал мне за ухом и сам сказал:
– Ничего, Кыся, придём обратно в Питер, тебе не придётся в машине кушать. Квартира большая, места много. Жена у меня баба добрая, хорошая. Малость на Боге тронулась, так оно и понятно. Как Настюху родила, так всё хворает и хворает, и никто ничего сделать не может… Чего-то у неё там с головой. Куда только мы не совались, кому только не башляли – и валюткой, и деревянными. И презентики всякие возил. Ни хрена! Поневоле в Бога уйдёшь. Зато Настя – не смотри, что ей всего одиннадцать лет, – такая башковитая девка! Умрёшь… На музыку ходит, по-английски чешет обалденно! Я её счас в частную школу определил… Конечно, отслюнил кому положено, а то – хрен прорвёшься. Сам посуди, все учителя не ниже доктора наук! Русский язык этим малявкам профессор с университета преподаёт, арифметику – член-корреспондент Академии наук… Каждый жить хочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
С Водилой же, при всей моей симпатии к нему, об этом не могло быть и речи. Здесь, конечно, я должен был взять на себя основную нагрузку по Установке Контакта и осторожно, бережно относясь к психике моего реципиента-Водилы, попытаться подключить его к своему собственному мышлению.
Я впрыгнул в кабину, уселся напротив Водилы, уставился ему в глаза, собрался с силами, сосредоточился чуть ли не до обморочного состояния и отчётливо мысленно произнёс:
«ВОДИЛА! СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА – СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО… СТАРАЙСЯ МЕНЯ ПОНЯТЬ. ИНАЧЕ МНЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ ТРУДНО ПОМОЧЬ ТЕБЕ ВО ВСЁМ ОСТАЛЬНОМ. ВНИМАТЕЛЬНО СЛУШАЙ И СМОТРИ НА МЕНЯ!.. ОНА НЕ БРАЛА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ. НЕ БРАЛА… ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ? ОНА ТВОЕЙ ЗАЖИГАЛКИ НЕ БРАЛА!».
Несколько секунд Водила неотрывно и обалдело смотрел мне в глаза. И я видел, что в его голове сейчас происходит какой-то чудовищно напряжённый процесс. Мне показалось, что я даже слышу, как он у него там происходит…
А потом Водила вдруг облегчённо выдохнул, будто ему неожиданно открылось то, что было сокрыто от него за семью замками.
И… О Боже! Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить…
Водила улыбнулся и сказал мне слегка виновато:
– А может, она тут и ни при чём… Да, Кыся? Может, я сам эту зажигалку где-то обронил. А то так очень даже легко возвести на человека напраслину. Ладно, чёрт с ней, с этой зажигалкой. Да, Кыся? Ты на меня не сердишься, что я её потерял?..
Наконец-то!!! У меня – как гора с плеч.
И тут наваливается такая расслабуха, что хоть ложись и помирай. Я вдруг почувствовал себя таким вымотанным, таким опустошённым – сердце частит, перебои, лапы дрожат, хвост висит тряпкой… Нет сил ничего даже одобряющего муркнуть моему Водиле. Хотя в таких случаях поощрение должно последовать незамедлительно. Чего Шура никогда не забывал делать!
Надо заметить, что и Водила выглядел не лучше. Он буквально на глазах постарел. Резко обозначились морщины, глаза запали, рот безвольно открыт, дыхание неровное, огромные лапищи мелко трясутся. Вид, прямо скажем, довольно жалкий.
Что ни говори, а Первый Телепатический Контакт – дико тяжёлая штука. Как для одной стороны, так и для другой. Тем не менее я был безмерно счастлив: впервые Водила понял меня так, как этого хотел я.
Хорошо, что Первый Контакт с Водилой мне удалось установить на примере достаточно примитивной ситуации. Если бы я ему сразу попытался внушить все знания, которыми я сейчас обладаю – кокаин в фанере, доллары и враньё Лысого, его участие в погрузке кокаина в машину Водилы, мои подозрения, почему Водилу продали вмерте с машиной на целый месяц к этому Сименсу, и так далее, – мы просто оба сдохли бы от перенапряжения!..
Теперь я должен беречь, холить и лелеять эту тоненькую ниточку связи. Не перегружать её излишней и усложнённой информацией. Ждать, когда эта ниточка укрепится новыми волокнами и превратится в некое подобие постоянной двусторонней связи.
Естественно, что такого соития душ, вкусов и пристрастий, такого единого понимания Людей и Событий, какое было у нас с Шурой Плоткиным, когда двадцать четыре часа в сутки у нас мог идти ДИАЛОГ НА РАВНЫХ, тут мне, конечно, не добиться. Да это, наверное, и не нужно. Ибо такое, как с Шурой, бывает только однажды в жизни, и любая попытка вторично воссоздать нечто подобное всегда обречена на неудачу.
Я повторяю: Водила мне крайне симпатичен! Я обнаружил в нём качества чрезвычайно нам с Шурой близкие: прекрасную половую мощь, незатухающие сексуальные желания, какую-то трогательную застенчивость и подлинную широту нормально воспитанного русского Человека.
Однако при всём при этом уже своей Котовой интуицией я понимал, что Водила – жёсткий, решительный и достаточно мужественный господин…
Но Шура есть Шура, и мне не хотелось бы даже никого с ним сравнивать.
Лишь бы у нас с Водилой хватило времени на укрепление той ниточки, которую мне с таким трудом только что удалось создать. Что-то мне подсказывало, что времени у нас с ним всё-таки маловато.
Поэтому я попытался слегка и очень осторожно потянуть за эту ниточку. Я снова заглянул Водиле в глаза, тронул, его лапой и мысленно спросил: «Как ты думаешь, Водила, нам ещё долго плыть по морю?»
И ниточка не оборвалась! Водила погладил меня по голове и рассмеялся:
– Всё, Кыся! Сегодня все блядки побоку. Вечерком сходим в бар – я пивка шлёпну, ты попрощаешься с Рудольфом, а завтра в шесть тридцать утра швартуемся в Киле. Так что, Кыся, приготовься к дальней дороге. Ночевать будем только в Нюрнберге. Нам, гружёным, это весь день топать. Зато послезавтра проснёмся, позавтракаем – и по холодку в Мюнхен. Это всего полтораста вёрст. Два часа – и мы тама! Весь день впереди…
Он ни словом не вспомнил ни про таможню, ни про спецсобачек. Так был уверен в себе.
Завтра, если нам удастся доехать до этого Нюрнберга, я ему по дороге кое-что втолкую. Отвлекающих факторов, в виде черненьких и беленьких поблядушек, не будет. Водила сосредоточится только на своём грузовике и на мне, и я думаю, что успею предупредить его о том, ЧТО он везёт, кроме фанеры.
* * *
Последний день в этом огромном плавучем автостойбище я провёл достаточно тоскливо. Водила принёс мне после своего обеда опять какое-то гигантское количество жратвы и абсолютно свежие сливки. Жрать совершенно не хотелось. Я всё никак не мог отойти от утреннего эксперимента. Чтобы не показаться неблагодарным, я всё таки чего-то там пожевал, а в основном прихлёбывал сливки. Всё думал, как бы мне, не очень сильно нагружая мозг Водилы, осторожно спросить, есть ли у него в Петербурге семья, дети… Ну, что-нибудь примитивное. Не потому, что мне это было так уж интересно, а просто хотелось проверить – не развязался ли тот самый телепатический узелок, который связывал нас уже несколько часов.
Я ещё только придумывал упрощённую форму вопроса, как Водила почесал мне за ухом и сам сказал:
– Ничего, Кыся, придём обратно в Питер, тебе не придётся в машине кушать. Квартира большая, места много. Жена у меня баба добрая, хорошая. Малость на Боге тронулась, так оно и понятно. Как Настюху родила, так всё хворает и хворает, и никто ничего сделать не может… Чего-то у неё там с головой. Куда только мы не совались, кому только не башляли – и валюткой, и деревянными. И презентики всякие возил. Ни хрена! Поневоле в Бога уйдёшь. Зато Настя – не смотри, что ей всего одиннадцать лет, – такая башковитая девка! Умрёшь… На музыку ходит, по-английски чешет обалденно! Я её счас в частную школу определил… Конечно, отслюнил кому положено, а то – хрен прорвёшься. Сам посуди, все учителя не ниже доктора наук! Русский язык этим малявкам профессор с университета преподаёт, арифметику – член-корреспондент Академии наук… Каждый жить хочет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161