ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Что такое «несметные сокровища» и «наследственное состояние» – я ни хрена не понял. Наверное, тоже что-то вроде старческих заморочек: там болит, здесь болит, погадил – цвет не тот, пописал – струя кривая…
А вот что значат «необратимые возрастные недомогания» – я просёк сразу же! Если по-нашему, по-простому, так это – ПИПИСЬКА У НЕГО НЕ СТОИТ! Трахаться ему нечем.
Кстати, это и с Котами случается. Какое-нибудь нервное потрясение или опять-таки возраст… Жалкое зрелище. И смех, и грех.
А этому жирному борову – так и надо! Не будет обзывать незнакомых Котов «омерзительными чудовищами». И все его последующие извинения – мне до фонаря. До лампочки, как говорил Водила.

* * *

Короче, подваливает этот белый катафалк с ангелом на капоте к нашему дому, останавливается впритык к профессорскому «ягуару», и из-за руля выскакивает…
Я не оговорился. Именно «выскакивает» этаким козликом – худенький седенький мальчик среднего роста. Старая короткая потёртая кожаная куртка на белом меху, красная клетчатая байковая рубаха, сильно поношенные белёсые джинсы, пижонски заправленные в коротенькие ковбойские остроносые сапожки. Только без шпор.
Так, думаю. Всё-таки захватил Он своего шофёра! Не понадеялся на собственную сообразительность, тупица толстая. Сейчас из задней двери и Сам вылезать будет, аристократ херов…
А оттуда никто не вылезает. Мало того, этот худенький пожилой мальчик в джинсиках хлопает профессора по спине, галантно целует руку сначала Тане, потом – Хельге (хотя Хельга как-то говорила, что у немцев это не принято!) и пo очереди представляется Эриху и Руджеро:
– Фон Тифенбах… Фон Тифенбах!
Ёлки-моталки! Неужели это и есть тот самый фон Тифенбах, о котором, по рассказам профессора фон Дейна, чуть ли не вся Германия судачит?!
Гляжу со своей верхотуры – и глазам своим не верю! А где же «Мистер-Твистер», мать его за ногу?! Я и раньше подозревал, что кое-что лишнее я себе от злости нафантазировал, но чтобы до такой степени… Полный отпад!
И шестидесяти пяти ему никогда не дашь. Максимум – пятьдесят. Ну, пятьдесят с хвостиком…
М-да… Как выражалась киевская Кошка Циля, «тут я пролетел, как фанера над Парижем»!
А этот фон Тифенбах размахивает рекламной Листовкой с моим действительно ужасным изображением и спрашивает всех так весело:
– Ну-с, и где же этот ваш «Дикий, Сибирский, Русский, Таёжный, Сторожевой» – он же гангстер, он же Крёстный отец наркомафии?
Таня Кох берёт его за руку, подводит к воротному столбу, на котором сижу я, показывает на меня пальцем и говорит ему:
– Знакомьтесь. – А мне мысленно добавляет: – Умоляю, веди себя пристойно!
А меня уже и умолять не надо. Смотрим мы с этим фон Тифенбахом друг на друга, и я вдруг неожиданно понимаю, что вижу перед собой безумно ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА!
ЧЕТВЁРТОГО ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА В МОЕЙ ЖИЗНИ, поразительно раскрытого и готового к КОНТАКТУ с самым глубоким проникновением в дознание реципиента. Или «преципиента»?.. Эти слова из книги доктора Шелдрейса я всегда путаю!
Короче. Я такого ещё не встречал!..
И пусть никогда не обидятся на меня три близких мне Человека, с разной степенью привязанности, но с одинаковым градусом ОДИНОЧЕСТВА – Шура Плоткин, Водила, Таня Кох…
Для того чтобы «приручить» каждого из них, для того чтобы открыть перед ними замечательные возможности Телепатического Контакта со мной – мне пришлось немало потрудиться.
Это была прекрасная, благодарная, но всё-таки очень тяжёлая работа.
А тут, в этом стареньком пареньке в джинсиках, я неожиданно открыл мгновенную готовность к безграничному КОНТАКТУ! Как Человек с Человеком, как Животное с Животным, – если, конечно, они не заражены видовой или расовой ненавистью.
В этой потёртой кожаной курточке, в этих стираных-перестираных джинсах и нелепых ковбойских полусапожках я увидел не старческое желание казаться моложе своих лет, а сопротивление чему-то – некий вызов, протест. Словно он постоянно ведёт какую-то небольшую, но очень ВАЖНУЮ ДЛЯ НЕГО войну за право быть таким, каким он хочет быть, а не таким, каким его хотят видеть!..
Мне это в нём так понравилось, что я без малейшей подготовки, на ВОЛНЕ, недоступной для Тани и Эриха, сказал этому Тифенбаху:
– Слушайте! Я вас представлял себе совершенно другим!
– Вы разочарованы? – моментально входя в Контакт, спросил он.
– Нет, нет, что вы!.. Наоборот! – искренне заверил его я и мягко спрыгнул со столба на крышу его «роллс-ройса».
Надо было видеть, как он по-детски обрадовался! У него даже глаза увлажнились… Он с трудом отвёл от меня взгляд и повернулся ко всем стоящим вокруг.
– Ну как же можно было его так невыгодно фотографировать?! – Фон Тифенбах огорчённо потряс рекламной листовкой с моим идиотским оскалом. – Посмотрите внимательней – ведь этот кот поразительно и мужественно красив! Как удивительно идёт ему его рваное ухо, как украшает его этот шрам через всю физиономию и как много говорит о его бойцовских качествах… Да такому шраму позавидует любой бурш-дуэлянт!
Вот такого я о себе никогда не слышал! Остаётся только узнать, что такое «бурш-дуэлянт», и будем считать, что до Петербурга мы с Фридрихом фон Тифенбахом обрели друг друга.
И в ту же секунду я осознал, каким безжалостным цинизмом пронизана моя последняя фраза!
Но что!.. Что я мог поделать?! Там Шура Плоткин, а с ним – вся моя жизнь!.. Там беспомощный, оклеветанный и неподвижный Водила… Там, в конце концов, мой единственный и верный друг – бесхвостый Кот-Бродяга!
Там перед Моим Собственным Домом – Мой, Собственный Пустырь, населённый Моими Собственными Приятелями и Врагами – Кошками, Котами, Собаками…
Словно прося прощения за будущее предательство, я перепрыгнул с крыши «роллс-ройса» на его тёплый капот и уселся рядом с Фридрихом фон Тифенбахом, который продолжал вещать:
– И потом, фотография же совершенно не передаёт его потрясающие размеры! Вы бы для сравнения хоть какую-нибудь кошку посадили бы рядом…
– Рядом с ним кошек лучше не сажать, – пробормотал Руджеро.
– Ах, даже так?! – воскликнул фон Тифенбах и уставился на меня с таким нескрываемым завистливым любопытством, что я даже почувствовал себя неловко за свои круглогодичные неограниченные сексуально-половые возможности, далеко выходящие за рамки пресловутых «мартовских» нормативов.

* * *

Куплен я был самым роскошным образом! За столом – с остатками пирожных, свежим кофе и каким-то фантастическим шампанским, которое оказалось у фон Тифенбаха в его «роллс-ройсе».
Он вручил Эриху конверт с десятью тысячемарковыми бумажками и сказал, что в доме, к сожалению, не было больше денег, а в его банке – обеденный перерыв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161