Его явное угасание почему-то представлялось мне как тоненькая струйка чистой, прозрачной жидкости, вытекающей из трещины большого и тоже прозрачного сосуда, в котором осталось так мало этой живительной влаги, что сосуд вот-вот совсем опустеет и Водила навсегда уйдёт в то самое НИКУДА, где так явственно и пугающе сейчас исчезает тоненькая струйка его жизни.
Но когда в сосуде оставалось всего чуть-чуть, буквально на донышке, струйка неожиданно прекратила своё ужасное, неотвратимое течение в НИКУДА…
И я услышал тихий, прерывающийся, еле внятный голос Водилы.
Он ничего не сказал вслух. Он даже почти не дышал.
Его голос прозвучал в моём мозгу, в моей голове, во всём моём существе. В таком состоянии это было высшее проявление Контакта!
«МНЕ, НАВЕРНОЕ, ПРИДЁТСЯ СЕЙЧАС УМЕРЕТЬ, КЫСЯ…» – с трудом проговорил Водила.
– Нет, нет, Водила… Тебя обязательно вылечат! Мне Шура Плоткик рассказывал, что в Германии сейчас лечат совершенно всё! – Я попытался придать этой фразе максимум искренности и убедительности.
«НЕ ПЕРЕБИВАЙ МЕНЯ… НЕ МЕШАЙ, – прошелестел Водила. – Я СЛАБЕЮ, МНЕ ТРУДНО ГОВОРИТЬ. ЗАПОМНИ – РАКОВА, ПЯТНАДЦАТЬ… МЕЖДУ ПАССАЖЕМ И МУЗКОМЕДИЕЙ… ВТОРОЙ ДВОР, НАПРАВО… ТРЕТИЙ ЭТАЖ… ТЫ БЫВАЛ В ТОМ РАЙОНЕ?..»
– Нет, но я спрошу у местных Котов и Кошек. Мне покажут… Я найду, Водила! Я обязательно найду!.. Какой номер квартиры?
«СКАЖИ СВОЕМУ КОРЕШУ – ШУРЕ… ПУСТЬ ЗА НАСТЮХОЙ МОЕЙ ПРИГЛЯДИТ…»
– Какой номер квартиры, Водила?! Ты не сказал номер…
Но тут из сосуда вдруг снова стала вытекать струйка, да так быстро, что оба врача страшно перепугались. Запищал какой-то маленький телевизор с тёмным экранчиком, по которому вместо волнистых зелёных линий побежали прямые, чем и произвели переполох в нашем вертолёте…
Что там делали с Водилой – понятия не имею. Я знал одно – Я ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬ ЕГО ОТТУДА! И если эти два доктора хоть чем-то сумеют мне помочь – я буду им безмерно благодарен.
Чего я только не делал! Я кусал руку Водилы, лизал его угаснувшее запястье, стараясь сделать свой язык как можно суше и шершавее, чтобы Водила острее чувствовал то, что я делаю…
Я звал его ОТТУДА! Я умолял его не УХОДИТЬ!.. Не БРОСАТЬ меня… Я молился Богу, я орал Водиле страшные, несправедливые и обидные слова про то, что нельзя никому поручать своих детей! Что всё надо делать самому… Что есть ещё больная жена, которая без него умрёт от голода и горя!.. Что за Настю некому будет платить в ту школу, где академики преподают арифметику!.. А кончиться всё может тем, что, оставшись без отца и матери, его двенадцатилетняя Настя окажется там, на Фонтанке, у Дворца пионеров, среди маленьких недорогих проституточек, про которых он сам рассказывал в Ганновере!
– Ты этого хочешь, Водила?! – в исступлении кричал я.
Я находился в состоянии совершеннейшей истерики и не понимал, что уже далеко перешагнул заграницы обычного Телепатического Контакта и дальше начинается уже что-то Потустороннее!..
Но когда я наконец снова ощутил под своим языком редкий и слабый, еле слышный пульс на Водилином запястье, – силы меня покинули, и я самым натуральным Человеческим образом расплакался.
И откуда-то издалека услышал беззвучный голос Водилы:
«Я ПОСТАРАЮСЬ, КЫСЯ… НЕ НЕРВНИЧАЙ. УСПОКОЙСЯ, ПРОШУ ТЕБЯ, КЫСЯ…».
* * *
Ох, как не прав был Алик, когда думал, что история с парочкой русских трупов в «Зоне отдыха» автобана номер девять привлечёт внимание немцев не более чем на сутки!
Алик даже мысли не допускал, что эти два трупа ворвутся в насыщенную уголовно-криминальную хронику прессы и телевидения Германии, окружённые густым стокилограммовым облаком кокаина, развеянного над автобаном всего в десяти километрах от Мюнхена… А это резко повысило интерес к истории с брошенными русскими грузовиками и парочкой покойников.
Алик и с трупами дал маху. Ну разве думал Алик, что одним из этих трупов окажется он сам?!
Я всё говорю про убитых – «труп», «покойник». Так, как их назвал бы Шура Плоткин. А ведь это более чем неточно!
Ну, Лысый – чёрт с ним… Труп, он и есть труп. А вот то, что осталось там, на автобане, от Алика – ни «покойником», ни «трупом» не назовёшь. Так… Некие кровавые ошмётки, спрессованные с кусками искорёженного металла, без каких-либо малейших признаков человеческого тела и автомобиля.
Недаром я от одного взгляда на эту картинку блевал чуть не до обморока!..
И вообще Алик сильно ошибался, когда думал, что немцы могут это дело «спустить на тормозах». Дескать, потому, что сегодня в Германии разборки русских мафиози стали привычным явлением.
Газеты – не только «Абендцайтунг», как думал Алик, но и «Тагесцайтунг», и «Бильд», и даже уж на что солидная газета «Зюддойчецайтунг» – изо дня в день печатали репортажи о том, как проходит следствие, как полиция топчется на одном месте, давали фотографии Алика, Лысого и моего Водилы с их документов, фотографии с места происшествия, изображения раздолбанного голландского рефрижератора, нашего разбитого «вольво», фото уцелевших пачек с кокаином…
Вплоть до результатов химических анализов этого кокаина, которые давали довольно чёткое представление о его родословной и месте возникновения.
Телевидение – чуть не все немецкие программы – тоже вовсю упражнялось в показе пережёванной груды железа с остатками того, что было Аликом, крупных планов мёртвого Лысого с двумя чёрными дырками – над бровью и под подбородком на шее. Показывали и моего Водилу – неподвижного, с закрытыми глазами, опутанного проводами и трубками, лежащего в каком-то специальном отделении клиники, куда никого якобы не пускают.
И конечно, как в американских фильмах (мы с Шурой такое раз сто уже видели!), с удовольствием показывали полицейский пост у дверей в это спецотделение. Будто мой Водила может сейчас встать со своей спецкоечки и убежать в неизвестном направлении. Или в один прекрасный момент оживут Лысый и Алик, ворвутся в клинику и ещё раз попытаются ухлопать моего Водилу!..
Но самыми ужасными были интервью с мамой Алика…
Скромно и модно одетая, с худенькой девичьей фигуркой, растерянная пожилая женщина на плохом немецком языке пыталась уверить мир, что всё произошедшее – трагическая ошибка, что её мальчик никогда в своей жизни никого не обидел! А то, что он воевал в Афганистане и Карабахе, – так другого выхода у него в Советском Союзе не было. Поэтому они с сыном и эмигрировали…
А ей безжалостно показывали пистолет с отпечатками пальцев Алика, ей предъявляли неопровержимые доказательства, что её мальчик был холодным и страшным убийцей, что деньги, которые она считала результатом его внезапно открывшегося коммерческого таланта на ниве экспорт-импорт, были его гонорарами за «исполнительское мастерство», за десятки смертей почти во всех странах мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161