Мне же не мешало перетрахать в Германии невероятное количество немецких Кошек, хотя они, несмотря на обилие эротических изданий и секс-телепрограмм, почти всегда во время ТРАХПРОЦЕССА спрашивали недовольными голосами:
– Ты скоро кончишь? Ну сколько можно?.. Спать же хочется.
Наши, российские, боясь лишний раз забеременеть, обычно вопят:
– Только не в меня! Только не в меня!..
Каждое государство имеет свои сексуально-национальные особенности. Поэтому я старался не обращать внимания на стенания моей Первой Американской Партнёрши, всё время повторявшей одно и то же, явно восточное имя – Вагиф.
У меня даже мелькнула мысль – может быть, здесь так называют некое Божество, покровительствующее американским Котам и Кошкам во время их соития…
Кончил я достаточно обильно и бурно. Сказалась невозможность сойти на берег в канадском порту Сент Джонс из-за Крыс, как утверждал мистер Чивер – «величиной с поросёнка».
– И что же это за Вагиф? – лениво спросил я, снова приводя себя в порядок.
Грязно-беленькая Кошечка, нафаршированная мной минимум семью котятами в будущем, изумлённо посмотрела на меня и еле вымолвила:
– Ты не знаешь Вагифа?!
– Не-а, – легкомысленно ответил я, уже взбираясь на дерево.
– Ой-ой-ой… – только и сказала моя Первая Американочка.
Когда я перепрыгнул с дерева на наш подоконник и просунул голову в кухню-столовую, то сразу увидел Рут, стоящую у окна со встревоженным лицом. На её плечи была наброшена короткая тёплая полицейская куртка с меховым воротником.
– Чёрт побери! Где тебя носило?! – обеспокоенно спросила она. – Оттуда ещё такой холод… Я уже не знала, что и подумать!
– Пока искал подходящее место, пока то-се, пятое-десятое… – уклончиво ответил я. – А чего ты разнервничалась? Что со мной, взрослым Котом, могло случиться?
– Да что угодно! Это Нью-Йорк – банды брошенных и одичавших Котов и Кошек, бродячие собаки!.. Полчища крыс, от которых вообще спасения нет! Разные маньяки, обожравшиеся наркотиками. Уж за восемь лет работы в полиции я такого насмотрелась, что… Могу тебе по секрету сказать, что я вопреки всему тому, чему меня учили в университете и в Полицейской академии, собственноручно снабдила Тима телескопической полицейской дубинкой, чтобы он хоть как-то мог себя защитить. Это было абсолютно непедагогично, но мне наплевать на всю педагогику мира. Мне мой ребёнок дороже!..
Рут решительно опустила окно и сбросила тёплую куртку на стул:
– Идём к Тиму. Я там тебе уже всё приготовила.
Невысокая, но широкая картонная коробка, сохранившая неясные вкусные запахи, была выстелена старым одеяльцем, сложенным по размерам коробки. Рядом стояла пластмассовая плошка с чистой водой.
Эта коробка с одеяльцем ну точь-в-точь повторяла мою Старую ленинградскую коробку с одеялом, в которой я спал первые три года – всё своё детство и отрочество, пока окончательно не переселился в любимое кресло Плоткина.
Шура называл ту коробку с одеялом – «Лежбище Котика»…
Я благодарно потёрся рваным ухом о ноги Рут, попытался мурлыкнуть, но, как обычно, ничего, кроме хриплого мява, у меня не вышло. Однако моя благодарность была понята и принята, и, пожелав мне спокойной ночи, Рут затворила за собой дверь.
Впрыгнул я в коробку, улёгся, устроился там, ещё какое-то недолгое, наверное, время прислушивался к сонному сопению Тимура, а потом…
…а потом смотрю – Шура Плоткин лежит!.. На таком высоком каменном столе…
И у него на ноге, у самой ступни, картонный номерок привязан.
А вокруг на таких же столах лежат, кажется, Люди. Только уже прикрытые простынями. И тоже с номерками на лапах… То есть на ногах. И вроде бы все они уже мёртвые…
А Шура – живой, слава Богу. Но ничем не прикрыт, в одной рубахе белой и без воротника…
Я оглянулся – огромный зал с высоченными окнами. Пустой. И столы с накрытыми фигурами. По стенам изморозь, на окнах – лёд, на полу – лёд… Мне к Шуре никак не подойти! Я рвусь к нему и вниз соскальзываю… Скольжу, скольжу, царапаю лёд когтями, еле-еле продвигаюсь!..
– Шура!.. – кричу я. – Шурочка, это я – Мартын! Сейчас я доползу до тебя!.. Лежи, лежи, не нервничай…
А Шура мне так спокойненько-спокойненько и говорит:
– А я и не нервничаю. С чего это ты взял? Доползёшь так доползёшь, нет так нет. Какая разница?
«Господи!.. Что он говорит?!» – думаю.
А сам ползу по льду, когти срываются, и почему-то надо всё время вверх ползти! И зацепиться не за что… И я скатываюсь назад. И снова ползу вверх!..
– Ты бы накрылся чем-нибудь, Шурик! – кричу я ему. – Холодно же!..
– Мне накрываться нельзя, – отвечает Шура и поднимает подол рубахи.
А на груди у него – от горла чуть ли не до пупа – страшенный, ну просто кошмарный шрам! И зашит он через край, как Шура когда-то зашивал дырки на своих носках. Только шрам зашит не нитками, а какими-то толстыми верёвками с большими узлами… И всё это в запёкшейся крови. И концы верёвок, грязные, пересохшие, царапают его по телу, а из царапин сочится свежая кровь!..
– Мамочки родные!.. – в ужасе кричу я. – Что же это?!
А Шура так усмехается и говорит:
– Да так… Здесь, в Америке, старичок, это плёвое дело – сердце из меня вынули. Сейчас жду замены. У нас бы мне его с корнем выдрали, а здесь мягонько так, почти безболезненно.
Я в панике оглядываюсь на соседние столы, на тела, закрытые простынями, и спрашиваю:
– А это кто, Шурик?..
– А это разные… Кто не дождался нового сердца, кто замены не перенёс.
Я-то в этом во всём ни хрена не понимаю, знаю только, что Живое без сердца жить не может… И понимаю, что я сейчас обязан во что бы то ни стало что-то предпринять! А что – понятия не имею…
Шура, видать, просёк моё смятение и так успокаивающе говорит мне в обычной своей манере:
– Не боись, Мартышка! Всё будет – нормуль. Я тоже поначалу трусил, а теперь понял – оказывается, можно и без сердца. В чём-то даже удобнее – никого не жалко, никто тебе не нужен…
А я всё, дурак, лезу и лезу наверх по гладкому льду…
– И Я тебе не нужен?! – шепчу я обессиленно и скатываюсь по ледяной горке куда-то вниз, вниз, вниз…
Слышу, Шура оттуда сверху усмехается и говорит мне:
– А это как у тебя с хеком, Мартынчик. Долго не ел. Отвык. За это время попробовал рыбки. А оказалась лучше хека раз в сто! Так и с нами – сколько мы с тобой не виделись? Несколько месяцев. Я вот тоже раньше думал – как это я смогу без тебя прожить?.. А выяснилось, что могу. И очень даже неплохо.
– Шура… Шурочка!.. Я же к тебе через весь мир добирался!.. – бормочу я и плачу, плачу, плачу…
А Шура так вежливо-вежливо говорит мне:
– Извини, старичок, но это уже твои проблемы.
И тут я понимаю, что мне никогда не взобраться по этой ледяной горке, никогда не приблизиться к Шуре!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161