Она легко читала мои мысли. При наших отношениях я не могла закрыться
от нее.
Она медленно покачала головой.
- Нет, - ответила она на мой план. - Ты нужна им.
- Я не их ясновидящая, - быстро возразила я.
- Будешь...
Я не могла с ней спорить. Она как-то сразу осунулась, усохла, словно
это слабое столкновение ее и моей воли истощило ее чуть ли не до смерти.
Я встревожилась и позвала Аторфи. Мы дали Утте укрепляющего, но видимо,
настало время, когда оно не могло больше удерживать боровшийся разум в
изношенной одежде плоти. Она еще жила, но держалась одним разумом,
который нетерпеливо рвал эти ненужные связи с миром, желая вырваться на
свободу и исчезнуть.
Она лежала так, и этот, и следующий день. Тщетно Аторфи и Висма
делали все, что могли, чтобы поднять ее. Но она все еще имела слабую
связь с землей и с нами. Когда я выглянула из палатки, то увидела, что
весь клан молча сидит, глядя на дверь.
К полуночи на Утту внезапно нахлынула волна жизни. Я почувствовала ее
приказ, когда глаза ее открылись и она взглянула на нас осознанно и
требовательно.
- Айфинга!
Я подошла к двери и сделала знак вождю, сидевшему между двумя
кострами, которые люди развели как защиту от того, что могло наползти из
темноты. Айфинг пошел неохотно, но и без промедления.
Висма и Аторфи приподняли Утту повыше на подпорке, так что она почти
сидела.
Она сделала правой рукой жест, подзывая меня.
Висма посторонилась, давая мне дорогу. Я встала на колени и взяла
холодную руку Утты. Ее пальцы крепко, до боли, сцепились с моими, но ее
мозг больше не касался меня. Она держала меня, но смотрела на Айфинга.
Он опустился на колени на почтительном расстояния от Утты. Она
заговорила вслух, и голос ее был крепким, вероятно таким, как в дни ее
молодости.
- Айфинг, сын Трина, сын Кейна, сын Джепа, сын Эверета, сын Столла,
сын Кжола, чей отец Опсон был моим первым супругом, настало время, когда
я шагну за финальной занавес и уйду от вас.
Он тихо вскрикнул, но она подняла руку, держа меня другой своей
рукой, а затем протянула к нему обе руки, подтягивая мою.
Он тоже протянул к ней обе руки, и я увидела в его лице не личную
печаль, а страх, который испытывает ребенок, оставленный взрослым, чье
присутствие означало защиту от ужасов тьмы и неизвестности.
Утта вложила мою руку в его ладони, и он сжал ее так крепко, что я
вскрикнула, поскольку не ожидала ничего подобного.
- Я сделала для вас все, что могла, - сказала она. Этот гортанный
язык, которому я выучилась, был так же груб для моих ушей, как и
жестокий захват моей руки Айфингом.
- Я воспитала другую, чтобы она служила вам, как служила я. - Утта
сделала усилие, чтобы выпрямиться и покачнулась.
- Я сделала все!
Последнее слово она выкрикнула с торжеством, как военный клич,
брошенный в лицо смерти. Затем она упала назад, и последняя ниточка,
связывавшая ее с нами, порвалась навсегда.
Глава 5
Похороны Утты были великой церемонией для вупсалов. Я никогда такого
не видела и была ошеломлена их приготовлениями. Такой ритуал не вязался
с варварством, он больше напоминал веками установленный образец похорон
в очень древней цивилизации. Возможно, это был последний осколок
древнего акта принесенного ими из начала, теперь настолько скрытого в
туманном прошлом, что они его уже не помнили.
Аторфи и Висма одели ее во все самое лучшее, что нашлось в ее
дорожных сундуках, а затем несколько раз обернули полосами смоченной
кожи, которые стянули и упаковали ее усохшую плоть и тонкие кости на
вечные времена. Тем временем мужчины племени ушли на юг почти на день
пути и там вырыли яму такой же ширины, как палатка, в которой Утта
провела свои последние дни, перевезли палатку и сани, нагруженные
камнями, и установили в яме.
Я искала возможности убежать во время всего этого, но магия Утты
держала меня, и мне недоставало сил, чтобы разбить руны, на которые я по
незнанию наступала, когда шла по ее палатке. Когда я попыталась выйти
одна за пределы лагеря, то почувствовала приказ вернуться, с которым не
могла бороться. При всей моей воле и стремлении бегство было
невозможным.
В течение четырехдневных приготовлений я оставалась одна в своей
новой палатке, поставленной чуть в стороне. Видимо, племя рассчитывало
получить от меня какую-нибудь магию, благоприятствующую их делу,
поскольку от меня не требовали помощи в работе для Утты, и я была
благодарна им за это.
На второй день женщины принесли два дорожных сундука и оставили их в
моей палатке. Я открыла их. В одном были узлы и мешочки с травами,
большую часть которых я узнала. Они употреблялись для лечения или для
наведения сонных галлюцинаций. В другом был хрустальный шар Утты, ее
жаровня, жезл из полированной кости и два свитка, вложенные в
металлические трубочки, попорченные временем.
Я жадно схватила трубки, но не сразу смогла их открыть. На них были
выгравированы символы, некоторые из которых я знала, хотя они слегка
отличались от тех, которые я видела раньше. На концах трубки был глубоко
вырезан один знак.
Гравировка, казалось, была менее затронута временем, чем сами трубки.
Здесь была тонкая вязь буквенной руны - только я не могла ее прочесть -
обвивавшейся вокруг маленького, но четкого рисунка меча, перекрещенного
жезлом власти. Я еще ни разу не видела эти два символа в такой
комбинации, потому что у Мудрых женщин жезл был знаком волшебницы, а меч
- знаком воина, а такой контакт знаков женского и мужского считался бы
неприемлемым и неприличным.
При более внимательном изучении я наконец нашла чуть заметную щелку и
с большим трудом раздвинула тугие захваты. К своему великому удивлению,
я увидела, что хоть свитки и целы, но я не могу их прочесть.
Эти руны были, видимо, личной записью какого-нибудь мага, который сам
придумал код, чтобы лучше сберечь свои секреты.
В начале и в конце каждого свитка перекрещенные мечи и жезлы были
отчетливо выделены цветом: меч - красный, жезл - зеленый, тронутый
золотом. Это убедило меня, что свитки не от Тени, потому что зеленый и
золотой от Света, а не от Мрака.
Рисунок удивил меня, потому что здесь в противоположность изображению
на трубке меч лежал поверх жезла, как намек, что главным для рисовавшего
было действие, а Власть не вела, а следовала позади. Под символом были
выведены широким пером буквы, которые были понятны - по крайней мере,
они складывались в читаемое имя, только я не знала, чье - народа, места
или человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299