Без воды крестьянские поля были обречены. В
лунном свете Дуводас разглядел, что крестьяне вырыли множество колодцев,
тщетно надеясь хоть так спасти урожай от гибели.
Он заночевал в заброшенной хижине, а с рассветом тронулся в путь,
припомнив о том, как добры были к нему когда-то охотник и его семейство
- их длинный приземистый дом стоял в лощине, на границе между лесом и
горами. Восемь лет назад Дуводас прибрел к их порогу мокрый и
несчастный, умиравший от голода и усталости. Когда громадный пес
бросился на него, зловеще ощерив зубы, Дуводас даже не успел ничего
предпринять. Ударом в грудь собака сбила его с ног, едва не вышибив дух.
Миг - и он уже валялся на земле, задыхаясь под тяжестью массивного тела,
вслушиваясь в глухое рычание. Потом прозвучал строгий оклик - и пес
неохотно отошел.
- Ты, верно, чужой в этих краях, друг мой, - услышал, как в тумане,
Дуводас. Сильная рука ухватила его за плечо и рывком подняла на ноги. В
лунном свете казалось, что волосы охотника мерцают стальным отливом, а
светло-серые глаза сияют серебром.
- Это правда, - пробормотал Дуводас, - я нездешний. Я... э-э...
бродячий певец, менестрель. Я бы с радостью спел вам песню или рассказал
историю в обмен на...
- Тебе не придется петь, - перебил его охотник. - Пойдем, у нас в
доме тепло и есть еда.
От этих воспоминаний Дуводас даже воспрял духом и прибавил шаг.
Вскоре после полудня он пришел к дому охотника. Дом выглядел таким же,
каким сохранился в памяти Дуводаса, - приземистым, длинным, крытым
дерном, вот только детская половина, пристроенная позже, потеряла свой
новый вид и почти ничем не отличалась от старой постройки. Дверь дома
была распахнута настежь.
Осторожно ступая по огородным грядкам, Дуводас подошел к дому. Внутри
было темно, но он услышал стон и обнаружил охотника - тот лежал, голый,
на полу у очага. Дуводас опустился рядом с ним на колени. Кожа у мужчины
была сухая и горячая, на шее, в подмышках и в паху чернели чумные
бубоны; один уже лопнул, залив кожу гноем и кровью. Поднявшись, Дуводас
пошел в дальние комнаты. В первой лежала в постели жена охотника; она
была без сознания, исхудавшее лицо больше походило на обтянутый кожей
череп. У нее тоже была чума. Дуводас прошел на детскую половину. Восемь
лет назад у четы был только один ребенок - мальчик девяти лет. Сейчас в
большой кровати лежали две маленькие девочки и младенец. Малыш был
мертв; девочки умирали. Дуводас бережно прикрыл их одеялом.
Достав арфу, он вернулся в большую комнату. Во рту у него пересохло,
сердце билось прерывисто и часто. Поставив стул посреди комнаты, он сел,
закрыл глаза и постарался обрести душевный покой - источник магии.
Дыхание его стало медленней и глубже. Живя среди эльдеров, Дуводас
научился многому, но все же он был человеком, а потому магия исцеления
всегда давалась ему нелегко. Эта сила рождалась из душевного мира и
гармонии - того, что человеку трудней всего обрести.
- В вашей крови живет бурная жажда насильственного действия, -
говорил Дуводасу Раналот, сидя рядом с ним в тени Великой Библиотеки. -
Люди по сути своей охотники-убийцы. Они преклоняются перед силой и
героизмом. Само по себе это не зло - однако готовит в душе почву для
зла. Помимо воли человек исторгается на свет из материнской утробы, и
первое движение его души - гнев на тех, кто насильно лишил его уютного
прибежища.
- Но мы можем учиться, мастер Раналот. Я же научился.
- Научился, - согласился старик. - Научился сам по себе, как
личность, и притом замечательная. Что до твоего народа - боюсь, это
безнадежно.
- Эльдеры когда-то тоже были охотниками-убийцами, - не сдавался
Дуводас.
- Это не совсем так, Дуво. Мы до сих пор сохранили способность
применять насилие ради защиты своей жизни, однако насилие не приносит
нам радости. Наши ученые говорят, что на заре времен эльдеры охотились
стаями, убивали и поедали добычу. И все же мы никогда не убивали себе
подобных, как это делают люди.
- Но, мастер, если люди с вашей точки зрения так плохи, отчего же
эльдеры наполняют воду рек магией, храня людей от болезней и поветрий?
- Мы поступаем так, Дуво, потому что любим жизнь.
- Почему бы тогда не рассказать об этом людям? Быть может, тогда бы
они перестали вас ненавидеть.
- Ошибаешься. Они не поверили бы нам и возненавидели бы нас еще
сильнее. А теперь еще раз попытайся достигнуть чистоты Магии Воздуха.
Сейчас Дуводас с трудом отрешил свой разум от тепла, которым дышало
это воспоминание, и перевел взгляд на охотника. С тех пор как воды рек
лишились своей целительной силы, по здешним краям свирепствовали болезни
и поветрия. Дуводас поднял арфу, коснулся пальцами струн - и арфа
отозвалась ясной невесомой трелью. И тотчас весь дом наполнился густым и
пьянящим ароматом цветущих роз. Дуводас играл, и музыка звучала все
громче. Теперь арфа источала золотое сияние, и все вокруг было залито
этим чудесным светом - стены, дверные проемы, низкие потолки. Пылинки,
плясавшие в этом сиянии, искрились, точно крохотные алмазы, и воздух в
доме, еще недавно гнилой и тяжелый, теперь ощутимо посвежел, повеял
чистым ароматом весны.
На столе перед Дуводасом стоял кувшин с давно прокисшим молоком.
Свежесть музыки преобразовала и его - вначале исчезла плесень,
облепившая край кувшина, а затем и Комки свернувшегося молока постепенно
растаяли в сыворотке, снова стали с ней одним целым. Молоко обрело
прежнюю свежесть - словно его только что надоили.
А музыка все звучала, и невесомые трели сменились властными,
ритмичными аккордами неведомого танца.
Охотник едва слышно застонал. Чумные бубоны на его теле уже почти
исчезли. Лицо Дуводаса было залито потом. Не прекращая играть, он открыл
свои серо-зеленые глаза и Медленно, шаг за шагом двинулся в дальние
комнаты. Струи Музыки омыли умирающую женщину, очищая тело и проникая в
самую душу. На плечи Дуводаса навалилась безмерная, тяжкая усталость, но
пальцы его все так же легко перебирали струны, ни разу не взяв неверной
ноты. Не останавливаясь, он прошел в детскую спальню. Золотое сияние
арфы озарило изможденные личики двух девочек. Старшей из них было от
силы пять.
Чувствуя, что силы его уже почти на исходе, Дуводас снова изменил
мелодию - теперь это была негромкая, безыскусная и нежная колыбельная
песня. Он играл еще несколько минут, а затем его правая рука
соскользнула со струн и бессильно упала вдоль тела. Музыка стихла, и
золотой свет погас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
лунном свете Дуводас разглядел, что крестьяне вырыли множество колодцев,
тщетно надеясь хоть так спасти урожай от гибели.
Он заночевал в заброшенной хижине, а с рассветом тронулся в путь,
припомнив о том, как добры были к нему когда-то охотник и его семейство
- их длинный приземистый дом стоял в лощине, на границе между лесом и
горами. Восемь лет назад Дуводас прибрел к их порогу мокрый и
несчастный, умиравший от голода и усталости. Когда громадный пес
бросился на него, зловеще ощерив зубы, Дуводас даже не успел ничего
предпринять. Ударом в грудь собака сбила его с ног, едва не вышибив дух.
Миг - и он уже валялся на земле, задыхаясь под тяжестью массивного тела,
вслушиваясь в глухое рычание. Потом прозвучал строгий оклик - и пес
неохотно отошел.
- Ты, верно, чужой в этих краях, друг мой, - услышал, как в тумане,
Дуводас. Сильная рука ухватила его за плечо и рывком подняла на ноги. В
лунном свете казалось, что волосы охотника мерцают стальным отливом, а
светло-серые глаза сияют серебром.
- Это правда, - пробормотал Дуводас, - я нездешний. Я... э-э...
бродячий певец, менестрель. Я бы с радостью спел вам песню или рассказал
историю в обмен на...
- Тебе не придется петь, - перебил его охотник. - Пойдем, у нас в
доме тепло и есть еда.
От этих воспоминаний Дуводас даже воспрял духом и прибавил шаг.
Вскоре после полудня он пришел к дому охотника. Дом выглядел таким же,
каким сохранился в памяти Дуводаса, - приземистым, длинным, крытым
дерном, вот только детская половина, пристроенная позже, потеряла свой
новый вид и почти ничем не отличалась от старой постройки. Дверь дома
была распахнута настежь.
Осторожно ступая по огородным грядкам, Дуводас подошел к дому. Внутри
было темно, но он услышал стон и обнаружил охотника - тот лежал, голый,
на полу у очага. Дуводас опустился рядом с ним на колени. Кожа у мужчины
была сухая и горячая, на шее, в подмышках и в паху чернели чумные
бубоны; один уже лопнул, залив кожу гноем и кровью. Поднявшись, Дуводас
пошел в дальние комнаты. В первой лежала в постели жена охотника; она
была без сознания, исхудавшее лицо больше походило на обтянутый кожей
череп. У нее тоже была чума. Дуводас прошел на детскую половину. Восемь
лет назад у четы был только один ребенок - мальчик девяти лет. Сейчас в
большой кровати лежали две маленькие девочки и младенец. Малыш был
мертв; девочки умирали. Дуводас бережно прикрыл их одеялом.
Достав арфу, он вернулся в большую комнату. Во рту у него пересохло,
сердце билось прерывисто и часто. Поставив стул посреди комнаты, он сел,
закрыл глаза и постарался обрести душевный покой - источник магии.
Дыхание его стало медленней и глубже. Живя среди эльдеров, Дуводас
научился многому, но все же он был человеком, а потому магия исцеления
всегда давалась ему нелегко. Эта сила рождалась из душевного мира и
гармонии - того, что человеку трудней всего обрести.
- В вашей крови живет бурная жажда насильственного действия, -
говорил Дуводасу Раналот, сидя рядом с ним в тени Великой Библиотеки. -
Люди по сути своей охотники-убийцы. Они преклоняются перед силой и
героизмом. Само по себе это не зло - однако готовит в душе почву для
зла. Помимо воли человек исторгается на свет из материнской утробы, и
первое движение его души - гнев на тех, кто насильно лишил его уютного
прибежища.
- Но мы можем учиться, мастер Раналот. Я же научился.
- Научился, - согласился старик. - Научился сам по себе, как
личность, и притом замечательная. Что до твоего народа - боюсь, это
безнадежно.
- Эльдеры когда-то тоже были охотниками-убийцами, - не сдавался
Дуводас.
- Это не совсем так, Дуво. Мы до сих пор сохранили способность
применять насилие ради защиты своей жизни, однако насилие не приносит
нам радости. Наши ученые говорят, что на заре времен эльдеры охотились
стаями, убивали и поедали добычу. И все же мы никогда не убивали себе
подобных, как это делают люди.
- Но, мастер, если люди с вашей точки зрения так плохи, отчего же
эльдеры наполняют воду рек магией, храня людей от болезней и поветрий?
- Мы поступаем так, Дуво, потому что любим жизнь.
- Почему бы тогда не рассказать об этом людям? Быть может, тогда бы
они перестали вас ненавидеть.
- Ошибаешься. Они не поверили бы нам и возненавидели бы нас еще
сильнее. А теперь еще раз попытайся достигнуть чистоты Магии Воздуха.
Сейчас Дуводас с трудом отрешил свой разум от тепла, которым дышало
это воспоминание, и перевел взгляд на охотника. С тех пор как воды рек
лишились своей целительной силы, по здешним краям свирепствовали болезни
и поветрия. Дуводас поднял арфу, коснулся пальцами струн - и арфа
отозвалась ясной невесомой трелью. И тотчас весь дом наполнился густым и
пьянящим ароматом цветущих роз. Дуводас играл, и музыка звучала все
громче. Теперь арфа источала золотое сияние, и все вокруг было залито
этим чудесным светом - стены, дверные проемы, низкие потолки. Пылинки,
плясавшие в этом сиянии, искрились, точно крохотные алмазы, и воздух в
доме, еще недавно гнилой и тяжелый, теперь ощутимо посвежел, повеял
чистым ароматом весны.
На столе перед Дуводасом стоял кувшин с давно прокисшим молоком.
Свежесть музыки преобразовала и его - вначале исчезла плесень,
облепившая край кувшина, а затем и Комки свернувшегося молока постепенно
растаяли в сыворотке, снова стали с ней одним целым. Молоко обрело
прежнюю свежесть - словно его только что надоили.
А музыка все звучала, и невесомые трели сменились властными,
ритмичными аккордами неведомого танца.
Охотник едва слышно застонал. Чумные бубоны на его теле уже почти
исчезли. Лицо Дуводаса было залито потом. Не прекращая играть, он открыл
свои серо-зеленые глаза и Медленно, шаг за шагом двинулся в дальние
комнаты. Струи Музыки омыли умирающую женщину, очищая тело и проникая в
самую душу. На плечи Дуводаса навалилась безмерная, тяжкая усталость, но
пальцы его все так же легко перебирали струны, ни разу не взяв неверной
ноты. Не останавливаясь, он прошел в детскую спальню. Золотое сияние
арфы озарило изможденные личики двух девочек. Старшей из них было от
силы пять.
Чувствуя, что силы его уже почти на исходе, Дуводас снова изменил
мелодию - теперь это была негромкая, безыскусная и нежная колыбельная
песня. Он играл еще несколько минут, а затем его правая рука
соскользнула со струн и бессильно упала вдоль тела. Музыка стихла, и
золотой свет погас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105