- спросила она. Дейс молча
отступил, пропуская ее.
С шелестом задев о косяк синими шелковыми юбками, Мириак вошла в
гостиную и присела у очага. Дейсу казалось, что он спит. Словно целая
вечность прошла с той ночи, когда эта женщина оказалась в объятиях
Тарантио, и он, Дейс, пытался вырваться наружу, чтобы полоснуть кинжалом
по ее хрупкому горлу. Тогда Тарантио в ужасе бежал из зеркальной
спальни. И вот Мириак пришла - а Тарантио спит.
- Почему ты не сообщил мне, что вернулся в Кордуин? - спросила она.
- Я не знал, что ты еще здесь, - сказал Дейс. Пальцы его как бы
невзначай поглаживали рукоять кинжала.
- Может, я что-то сделала не так? - тихо спросила она. - Мы... нам
было так хорошо вместе. Мне казалось...сама не знаю, что мне казалось.
Но с той ночи я все время думаю о тебе.
Она встала и, шагнув к Дейсу, положила руки ему на плечи. Он ощутил
тепло ее тела и живо представил, как по этой нежной коже потечет струями
алая кровь. Незаметно вынув кинжал, он поднес его к спине Мириак. Она
легонько тронула губами его щеку, затем коснулась губ, и Дейс
почувствовал влажное тепло ее языка. Усталость тотчас отхлынула, и его
вдруг охватило бурное, неистовое желание. Отступив на шаг, Мириак
сбросила плащ, потом расстегнула шелковое платье. В безмолвном изумлении
Дейс смотрел, как оно с шорохом соскользнуло на пол.
- Почему у тебя в руке кинжал? - шепотом спросила Мириак, и Дейс
отшвырнул оружие.
Он овладел ею тут же, на ковре у очага, и страсть их была безудержно
дикой, а когда все закончилось, Дейс - впервые в своей жизни - заплакал.
Мириак обнимала его, гладила по плечу, шептала ласковые слова. Дейсу
казалось, что в его сознании обрушились вековые стены и чувства, которые
он доселе держал взаперти, и освобожденно хлынули наружу. Он снова видел
отца, висящего в петле, но вместо того чтобы исполниться ненависти и
презрения к его непростительной слабости, вспомнил, каким добрым
человеком был его отец, как они любили друг друга. Дейс тонул в
водовороте чувств, которые никогда прежде не были ему присущи. И он лишь
теснее льнул к Мириак, слушал ее нежный шепот - и снова в нем
пробудилось желание.
Он унес ее в спальню, и там уже все произошло иначе - теперь их ласки
были неспешны и невыразимо нежны. Потом, когда Мириак заснула, Дейс сел
и долго смотрел на нее, на то, как рассыпались по подушке ее золотистые
волосы, как безвольно откинута хрупкая рука. Никогда в жизни он не видел
более прекрасной женщины.
- А ты еще хотел убить ее, - мягко упрекнул Тарантио.
- Я многого хотел, - ответил ему Дейс. - И прежде всего - чтобы мы с
тобой оставались вместе.
- Мы и так вместе.
- Ничего ты не понимаешь, Чио. Ты и я, мы оба - ненастоящие, нас
создал мальчик, заблудившийся в шахте. Он создал меня, чтобы я боролся с
его страхами - и этим самым создал и тебя. Только поэтому ты способен
обуздать меня. Понимаешь? Теперь он зовет нас к себе, и с каждым разом
зов становится все сильнее. Рано или поздно мальчик притянет нас к себе,
и мы перестанем существовать.
- Ну, уж в этом ты не можешь быть уверен, - возразил Тарантио.
- Еще как могу, братец! Даже сейчас мальчик зовет меня. И я больше не
могу противиться его зову.
- Но почему? - спросил Тарантио.
- Потому что я познал любовь - а я не для этого был создан. Прощай,
братец, - вслух прибавил Дейс, и в его голосе прозвучала безграничная
грусть.
Тарантио вздрогнул и проснулся.
- Дейс! - позвал он. Ответа не было. Мириак сонно шевельнулась.
- Ты звал меня? - прошептала она.
Тарантио замер с ужасом ощущая, как зияет в его душе непоправимая
пустота... Дейс ушел.
Собравшиеся в Зале Совета угрюмо слушали сообщение Вента.
Дароты уже вынули из туннеля горы земли. К утру они приблизятся к
стенам; к завтрашнему вечеру они будут уже под городом. Герцог Альбрек
слушал молча, но в то же время испытующе оглядывал остальных. Советник
Пурис был мрачен и растерян. Карис сидела, опустив глаза, и не проронила
ни слова. Рыжебородый великан Форин слушал Вента вполуха; он все время
украдкой поглядывал на Карис, и во взгляде его читалась неподдельная
тревога. Ниро, тощий черноволосый писец, подался вперед, не сводя
внимательных глаз с рассказчика. Ни Озобар, ни Тарантио покуда не
появились.
- Я не знаю, - заключил Вент, - чем мы можем помешать осуществлению
этого нового плана. Если б мы воевали с людьми, я бы предложил прорыть
встречный туннель и перехватить их. Но дароты? Они нас в минуту на куски
изрежут.
После этих слов он сел, и в зале воцарилось зловещее молчание.
Герцог Альбрек переждал с минуту, затем сделал глубокий вдох.
- Благодарим тебя, Вент. Твой доклад был ясен и точен. Кто желает
что-нибудь сказать?
Ответом ему была тишина.
- Генерал, тебе есть что добавить?
Карис покачала головой, так и не подняв глаз. Тогда герцог заговорил
снова. Он тщательно подбирал слова, и в его речи не было и тени укора.
- Друзья мои, мы долго и тяжко трудились над тем, как организовать
оборону города и уберечь от гибели тысячи оставшихся в Кордуине горожан.
Было бы малодушно счесть себя побежденными уже сейчас, до того, как враг
ворвался в пределы города. Из этого положения наверняка есть выход.
Герцог вопросительно взглянул на Пуриса. Маленький советник вытер пот
с почти облысевшей головы.
- Государь, вам хорошо известно, что я чиновник, а не солдат. Я не
знаю, попросту не знаю, что мы можем противопоставить этой новой тактике
даротов. В любую минуту они могут появиться в городе, а единственные
орудия, которыми их можно остановить, чересчур тяжелы и неповоротливы,
чтобы их можно было таскать по всему Кордуину. Дароты не взяли город в
кольцо; путь на юг пока еще открыт. Сдается мне, что нам следовало бы
вывести всех людей из Кордуина и уходить на юг.
- И далеко бы мы ушли? - осведомился Форин. - Такая колонна пройдет
за день в лучшем случае восемь миль. Часа не пройдет, как нас нагонит
даротская конница.
Дверь распахнулась, и в зал широким шагом вошел Озобар, неся под
мышкой солидную охапку свитков. Он небрежно поклонился герцогу и,
плюхнувшись в ближайшее кресло, осведомился:
- Я что-нибудь упустил?
- Да так, самую малость, - язвительно отозвался герцог. - Ты забыл
извиниться за то, что опоздал.
- Что? А-а, ясно. Мы, стало быть, все еще соблюдаем условности. Что
ж, это недурно. Мы висим на самом краю пропасти и, однако же, помним о
хороших манерах.
- Именно так, сударь, - отрезал герцог.
- Что ж, государь, тогда я извиняюсь за опоздание. - Озобар привстал,
поклонился и снова сел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
отступил, пропуская ее.
С шелестом задев о косяк синими шелковыми юбками, Мириак вошла в
гостиную и присела у очага. Дейсу казалось, что он спит. Словно целая
вечность прошла с той ночи, когда эта женщина оказалась в объятиях
Тарантио, и он, Дейс, пытался вырваться наружу, чтобы полоснуть кинжалом
по ее хрупкому горлу. Тогда Тарантио в ужасе бежал из зеркальной
спальни. И вот Мириак пришла - а Тарантио спит.
- Почему ты не сообщил мне, что вернулся в Кордуин? - спросила она.
- Я не знал, что ты еще здесь, - сказал Дейс. Пальцы его как бы
невзначай поглаживали рукоять кинжала.
- Может, я что-то сделала не так? - тихо спросила она. - Мы... нам
было так хорошо вместе. Мне казалось...сама не знаю, что мне казалось.
Но с той ночи я все время думаю о тебе.
Она встала и, шагнув к Дейсу, положила руки ему на плечи. Он ощутил
тепло ее тела и живо представил, как по этой нежной коже потечет струями
алая кровь. Незаметно вынув кинжал, он поднес его к спине Мириак. Она
легонько тронула губами его щеку, затем коснулась губ, и Дейс
почувствовал влажное тепло ее языка. Усталость тотчас отхлынула, и его
вдруг охватило бурное, неистовое желание. Отступив на шаг, Мириак
сбросила плащ, потом расстегнула шелковое платье. В безмолвном изумлении
Дейс смотрел, как оно с шорохом соскользнуло на пол.
- Почему у тебя в руке кинжал? - шепотом спросила Мириак, и Дейс
отшвырнул оружие.
Он овладел ею тут же, на ковре у очага, и страсть их была безудержно
дикой, а когда все закончилось, Дейс - впервые в своей жизни - заплакал.
Мириак обнимала его, гладила по плечу, шептала ласковые слова. Дейсу
казалось, что в его сознании обрушились вековые стены и чувства, которые
он доселе держал взаперти, и освобожденно хлынули наружу. Он снова видел
отца, висящего в петле, но вместо того чтобы исполниться ненависти и
презрения к его непростительной слабости, вспомнил, каким добрым
человеком был его отец, как они любили друг друга. Дейс тонул в
водовороте чувств, которые никогда прежде не были ему присущи. И он лишь
теснее льнул к Мириак, слушал ее нежный шепот - и снова в нем
пробудилось желание.
Он унес ее в спальню, и там уже все произошло иначе - теперь их ласки
были неспешны и невыразимо нежны. Потом, когда Мириак заснула, Дейс сел
и долго смотрел на нее, на то, как рассыпались по подушке ее золотистые
волосы, как безвольно откинута хрупкая рука. Никогда в жизни он не видел
более прекрасной женщины.
- А ты еще хотел убить ее, - мягко упрекнул Тарантио.
- Я многого хотел, - ответил ему Дейс. - И прежде всего - чтобы мы с
тобой оставались вместе.
- Мы и так вместе.
- Ничего ты не понимаешь, Чио. Ты и я, мы оба - ненастоящие, нас
создал мальчик, заблудившийся в шахте. Он создал меня, чтобы я боролся с
его страхами - и этим самым создал и тебя. Только поэтому ты способен
обуздать меня. Понимаешь? Теперь он зовет нас к себе, и с каждым разом
зов становится все сильнее. Рано или поздно мальчик притянет нас к себе,
и мы перестанем существовать.
- Ну, уж в этом ты не можешь быть уверен, - возразил Тарантио.
- Еще как могу, братец! Даже сейчас мальчик зовет меня. И я больше не
могу противиться его зову.
- Но почему? - спросил Тарантио.
- Потому что я познал любовь - а я не для этого был создан. Прощай,
братец, - вслух прибавил Дейс, и в его голосе прозвучала безграничная
грусть.
Тарантио вздрогнул и проснулся.
- Дейс! - позвал он. Ответа не было. Мириак сонно шевельнулась.
- Ты звал меня? - прошептала она.
Тарантио замер с ужасом ощущая, как зияет в его душе непоправимая
пустота... Дейс ушел.
Собравшиеся в Зале Совета угрюмо слушали сообщение Вента.
Дароты уже вынули из туннеля горы земли. К утру они приблизятся к
стенам; к завтрашнему вечеру они будут уже под городом. Герцог Альбрек
слушал молча, но в то же время испытующе оглядывал остальных. Советник
Пурис был мрачен и растерян. Карис сидела, опустив глаза, и не проронила
ни слова. Рыжебородый великан Форин слушал Вента вполуха; он все время
украдкой поглядывал на Карис, и во взгляде его читалась неподдельная
тревога. Ниро, тощий черноволосый писец, подался вперед, не сводя
внимательных глаз с рассказчика. Ни Озобар, ни Тарантио покуда не
появились.
- Я не знаю, - заключил Вент, - чем мы можем помешать осуществлению
этого нового плана. Если б мы воевали с людьми, я бы предложил прорыть
встречный туннель и перехватить их. Но дароты? Они нас в минуту на куски
изрежут.
После этих слов он сел, и в зале воцарилось зловещее молчание.
Герцог Альбрек переждал с минуту, затем сделал глубокий вдох.
- Благодарим тебя, Вент. Твой доклад был ясен и точен. Кто желает
что-нибудь сказать?
Ответом ему была тишина.
- Генерал, тебе есть что добавить?
Карис покачала головой, так и не подняв глаз. Тогда герцог заговорил
снова. Он тщательно подбирал слова, и в его речи не было и тени укора.
- Друзья мои, мы долго и тяжко трудились над тем, как организовать
оборону города и уберечь от гибели тысячи оставшихся в Кордуине горожан.
Было бы малодушно счесть себя побежденными уже сейчас, до того, как враг
ворвался в пределы города. Из этого положения наверняка есть выход.
Герцог вопросительно взглянул на Пуриса. Маленький советник вытер пот
с почти облысевшей головы.
- Государь, вам хорошо известно, что я чиновник, а не солдат. Я не
знаю, попросту не знаю, что мы можем противопоставить этой новой тактике
даротов. В любую минуту они могут появиться в городе, а единственные
орудия, которыми их можно остановить, чересчур тяжелы и неповоротливы,
чтобы их можно было таскать по всему Кордуину. Дароты не взяли город в
кольцо; путь на юг пока еще открыт. Сдается мне, что нам следовало бы
вывести всех людей из Кордуина и уходить на юг.
- И далеко бы мы ушли? - осведомился Форин. - Такая колонна пройдет
за день в лучшем случае восемь миль. Часа не пройдет, как нас нагонит
даротская конница.
Дверь распахнулась, и в зал широким шагом вошел Озобар, неся под
мышкой солидную охапку свитков. Он небрежно поклонился герцогу и,
плюхнувшись в ближайшее кресло, осведомился:
- Я что-нибудь упустил?
- Да так, самую малость, - язвительно отозвался герцог. - Ты забыл
извиниться за то, что опоздал.
- Что? А-а, ясно. Мы, стало быть, все еще соблюдаем условности. Что
ж, это недурно. Мы висим на самом краю пропасти и, однако же, помним о
хороших манерах.
- Именно так, сударь, - отрезал герцог.
- Что ж, государь, тогда я извиняюсь за опоздание. - Озобар привстал,
поклонился и снова сел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105