– Ди Лакер-Сфорца – это название какого-то имения?
– Боюсь, что теперь от него осталось только имя.
– Понятно, – сказала мисс Темпл, ничего на самом деле не понимая, но не желая показаться невежливой.
– У каждого есть свой замок, Селеста… свой дом, свой остров, хотя бы только в сердце.
– Таких людей можно только пожалеть, – сказала мисс Темпл. – Настоящий остров представляется мне куда как предпочтительнее.
– Иногда, – голос графини стал ощутимо жестче, – мы можем посещать только те края, что раскинулись в наших сердцах.
– То есть вымышленные, вы хотите сказать?
– Это вы их так называете.
Мисс Темпл помолчала, понимая, что истинный смысл слов графини ускользнул от нее.
– Ну, свой-то дом я не собираюсь терять, – сказала она.
– Все так говорят, – отозвалась графиня.
* * *
Некоторое время они ехали молча, но потом графиня, улыбнувшись с прежней доброжелательностью, поинтересовалась:
– Вы хотели что-то спросить?
– Да, – ответила мисс Темпл. – Я хотела спросить об Оскаре Файляндте и его картинах, посвященных Благовещению, потому что увидела одну из них в вашем номере. Мы с графом говорили об этом художнике за чаем.
– Неужели?
– Да, я даже сказала графу, что, на мой взгляд, он подозрительно многим обязан этому художнику.
– Так и сказали?
– Именно так.
Мисс Темпл не обманывалась. Она понимала, что не в силах вывести из себя этих двух людей или польстить им настолько, что они забудут обо всем на свете, а она тем временем выпрыгнет из кареты. Такой поступок, скорее всего, закончился бы ее смертью под колесами экипажей, но тем не менее она думала, что, разговорив их на эту тему, могла бы получить полезные сведения о Процессе и, возможно, воспользоваться этим знанием, чтобы предотвратить полное свое порабощение. Она не в состоянии была постигнуть связанную с Процессом науку или магию (она даже не знала, разные это вещи или нет), потому что всегда была безразлична к оккультным знаниям, но чувствовала, что граф-то этих вещей отнюдь не чужд. И еще: мисс Темпл знала, что он чувствителен к вопросу о пропавшем художнике, а она умела быть назойливой не хуже мухи.
– И чем же именно обязан? – спросила графиня.
– Тем, – ответила мисс Темпл, – что картины «Благовещения» сами по себе в аллегорической форме представляют ваш Процесс, а точнее, всю вашу деятельность в целом, как вы ее понимаете. То совершенное преобразование, что обусловлено воздействием вашего драгоценного синего стекла. Конечно, – продолжила она, скользнув взглядом по неподвижной фигуре графа, – похоже, что все это тайное знание было присвоено графом – присвоено всеми вами, – но для этого пришлось устранить мистера Файляндта.
– И вы сказали об этом графу?
– Конечно, сказала.
– И как же он прореагировал?
– Он встал из-за стола и ушел.
– Это серьезное обвинение.
– Но это очевидно. Более того, после всего разрушения и насилия, учиненного вами, такое обвинение вряд ли кому-то из вас может показаться невероятным или необоснованным. Поскольку сама картина чудовищна, а убийство ее создателя – еще чудовищнее, я бы никогда не подумала, что убийца может обладать… такими манерами.
* * *
В качестве ответа, который, пожалуй, в более чем полной мере соответствовал взволнованным ожиданиям мисс Темпл, граф д'Орканц неторопливо наклонился вперед, вытянул правую руку с разведенными пальцами и ухватил мисс Темпл за горло. Она беспомощно подалась назад к спинке сиденья и попыталась убедить себя, что если бы он намеревался задушить ее, то делал бы это быстрее. Но по мере того как сильные пальцы сжимались на ее шее, она стала сомневаться в своих выводах и в смятении посмотрела в холодные голубые глаза графа. Он крепко держал ее за горло, но не душил. Тут же на нее нахлынули ужасные воспоминания, связанные с мистером Спраггом. Она не шелохнулась.
– Вы видели эти картины – две из них, да? – Голос его был глуховат, и в нем безошибочно слышалась угроза. – Скажите нам… каково было ваше впечатление?
– Впечатление от чего? – пропищала она.
– От всего. Какие мысли у вас родились?
– Ну, как я уже говорила, это символика…
Он сжал ее горло так сильно и так неожиданно, что ей показалось, у нее вот-вот затрещат косточки. Графиня тоже наклонилась к ней и мягким тоном произнесла:
– Селеста, граф пытается помочь вам думать быстрее. Мисс Темпл кивнула. Граф ослабил хватку. Она проглотила слюну.
– Мне показалось, что картины эти какие-то неестественные. Потому что женщина отдана – отдается – ангелу, чувству и наслаждению так, словно ничего другого и не существует. Такое невозможно. Это опасно.
– Это почему? – спросил граф.
– Потому что это ни к чему не приведет! Потому что… потому что стирается граница между миром и телом человека, его разумом… это было бы невыносимо!
– Я бы назвала это восхитительным, – прошептала графиня.
– Но не для меня! – воскликнула мисс Темпл. Зашуршав тонкими шелками, графиня пересела на место рядом с мисс Темпл и чуть не прижала губы к уху молодой женщины:
– Вы уверены? Я ведь видела вас, Селеста… Я видела вас в зеркале, видела вас над книгой… и вы знаете что?
– Что?
– Что когда вы были в моей комнате… Наклонялись так мило, так грациозно… Я чувствовала ваш запах…
Мисс Темпл охнула, но что ей делать дальше, не знала.
– Подумайте о книге, Селеста, – прошипела графиня. – Вы ведь помните, что видели! Что делали вы, что делали с вами… Кем вы стали! По каким необыкновенным царствам путешествовали!
При этих словах мисс Темпл почувствовала, как закипает в ней кровь, – что с ней происходит? Она воспринимала воспоминания о книге, как отпечатки ног другого человека в своем сознании. Они были повсюду! Она хотела забыть их, но никак не могла.
– Вы ошибаетесь! – прокричала мисс Темпл. – Это не то же самое!
– И вы уже не та же самая, – прорычал граф д'Орканц. – Вы уже сделали первый шаг в процессе вашего преображения!
В экипаже становилось жарко. Рука графини нащупала ногу мисс Темпл, а потом быстро скользнула ей под платье. Ее умелые пальцы поползли вверх по бедру. Мисс Темпл охнула. Это были не тупые, грубые, жесткие пальцы Спрагга, а игривые, дразнящие, настойчивые. К ней еще никто так не прикасался в этом месте. Мысли ее путались.
– Нет… нет… – начала было она.
– Что вы видели в этой книге? – Трескучий голос графа пугал ее. – Вам знаком вкус смерти и власти? Вы знаете, что происходит в крови любовников? Вы знаете! Вы знаете все это и знаете кое-что еще! Все это уже укоренилось в вас! Вы чувствуете то, о чем я говорю! Разве сможете вы когда-нибудь отказаться от того, что видели? Разве сможете отказаться от этих наслаждений теперь, когда вы вкусили всю их губительную сладость?
Пальцы графини пробрались в ее шелковые трусики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251