.. формы существуют в
материи неким возможностным образом и выводятся из нее в действительности
при участии действующего. Точно так же, говорили они, вселенская
совокупность вещей возможностно существует в абсолютной возможности, эта
абсолютная возможность беспредельна и бесконечна ввиду лишенности формы и
предрасположенности ко всем (формам), как беспредельна возможность
вылепливать из воска фигуры льва, зайца или что угодно еще. Причем ее
бесконечность противоположна бесконечности Бога, потому что она - от
лишенности, а божественная, наоборот, от изобилия, ибо в Боге все актуально
есть Он сам; бесконечность материи, таким образом, привативна,
бесконечность Бога - негативна".
Говоря о перипатетиках, Кузанец, вероятно, имеет в виду прежде всего Дунса
Скота и близких к нему схоластиков - во всяком случае, рассуждение о том,
что "формы существуют в материи как бы в возможности", близко именно к
Дунсу Скоту. Аристотель вряд ли мог бы сказать, что "формы не только от
возможности", поскольку Аристотель, напротив, постоянно подчеркивает, что
формы как раз не от возможности. Далека от аристотелевской и другая формула
Кузанца: "Бесконечность материи противоположна бесконечности Бога", ведь,
согласно Аристотелю, бесконечность есть характеристика материи, но никак не
Бога. Здесь мы опять-таки имеем дело уже с языком средневековых
перипатетиков, у которых понятие бесконечности получило отличный от
античного ценностный акцент.
Существенно, однако, что Николай Кузанский отвергает аристотелизм также и в
его средневековом преломлении. Он не согласен прежде всего с имеющимся там
противопоставлением двух бесконечностей: бесконечности материи и
бесконечности Бога, из которых первая - абсолютная лишенность, а вторая -
абсолютная полнота. Первый шаг к отождествлению чистой материи и чистой
формы был сделан уже тогда, когда единое (форма форм) и беспредельное
(чистая потенция, материя) были поименованы одинаково - бесконечностями
(хотя и с сохранением различия в атрибутах - негативная и привативная).
Николай Кузанский делает следующий шаг, заявляя, что "абсолютная
возможность существует... в Боге и есть Бог, вне Его она невозможна". И это
вполне логично: абсолютная материя и абсолютная форма - это же абсолютный
максимум и абсолютный минимум, а они, как мы знаем, совпадают.
Рассуждение Кузанца о том, что абсолютная возможность существует в Боге,
подготовлено уже средневековой интерпретацией Аристотеля. Как мы знаем, у
Аристотеля понятие возможности ("дюнамис" - "потенция") употребляется в
двух взаимно связанных, но не вполне тождественных значениях: "дюнамис" -
это и возможность в смысле логической непротиворечивости (возможно все то,
что не содержит в себе внутреннего противоречия), и способность в смысле
некоторого изначального предрасположения - так, в семени заложена
способность стать, предположим, дубом, а не березой. Схоластика в XIII-XIV
вв. разрабатывает особенно категорию потенции в ее значении возможности.
При этом вся полнота возможности в рамках схоластики мыслится существующей
в уме Бога - ход мысли, для античной философии не характерный. Вот в этом
смысле и Кузанец говорит о том, что абсолютная возможность (как
совокупность абсолютно всех логически непротиворечивых утверждений)
существует в Боге и есть Бог.
Богу, согласно Кузанцу, противоположна не абсолютная возможность, а
возможность определенная. А что же такое эта последняя? "Всякая возможность
определена, - пишет Николай, - и определена действительностью. Нельзя найти
(имеется в виду - найти в сфере конечного. - П.Г.) чистую возможность,
совершенно не определенную никакой действительностью; да и присущая
возможности предрасположенность не может быть бесконечной и абсолютной,
лишенной всякой конкретизации". Определенной возможностью Кузанец называет
не чистую материю, которую Платон и неоплатоники именовали hyle и в
сущности отождествляли с "ничто", а материю уже оформленную ("определенную
действительностью"), так сказать, "относительную материю", какой, например,
является мрамор для скульптора или дерево для плотника.
Чтобы увидеть, насколько далек способ мышления Кузанца не только от
аристотелевского, но и от платоновского, достаточно указать на то, что
оформленная материя, т.е. уже приобщенная к форме, с его точки зрения,
неизмеримо ниже, чем материя абсолютная, представляющая собой голое ничто.
Ибо оформленная материя, как полагает Кузанец, так же как и воплотившаяся
форма, - это нечто конечное, а ведь конечное теперь получило низший статус
- с тех пор как предикат бесконечного стал основным атрибутом
божественного. "Максимальный и минимальный акт совпадает с максимальной и
минимальной потенцией, оказываясь, собственно, абсолютным максимумом".
Отождествление "абсолютного верха" и "абсолютного низа" - вот тот принцип,
который начиная с Кузанца входит в философию и который кладет начало не
только философии нового времени, но и новой науке, формирующейся в XVI-XVII
вв. Это отождествление "наивысшего" и "наинизшего", методически
оформившееся в диалектике "совпадения противоположностей", мы находим затем
не только у Джордано Бруно, но и у Спинозы, Шеллинга, Гегеля, т.е. у
наиболее выдающихся мыслителей нового времени. А с другой стороны, этот же
принцип получает свое выражение и в математике XVI-XVII вв., в
инфинитезимальном методе, а также в новой науке - механике, особенно у
Галилея, что, впрочем, не так легко распознать и что требует специального
анализа.
В становлении науки нового времени важную роль сыграли изменения в
математике, связанные прежде всего с созданием дифференциального
исчисления. Дифференциальное исчисление было не только новым и весьма
эффективным средством расчета - оно внесло существенные изменения в само
понимание как предмета научного знания, так и способа постижения этого
предмета, метода его исследования. Поэтому изучение философских и
культурно-исторических предпосылок его возникновения представляет интерес
именно с точки зрения эволюции понятия науки.
Существует точка зрения - и она, безусловно, не лишена оснований, - что
создание исчисления бесконечно малых первоначально стимулировалось
практически-техническими потребностями - прежде всего необходимостью
вычислять площади и объемы неправильных фигур и тел. При этом обычно
ссылаются на Иоганна Кеплера, имея в виду его "Новую стереометрию винных
бочек" (1615). Известно, что сам Кеплер, предложивший новый метод
исчисления объемов, не относил этот метод к строгой математике, а видел в
нем только рабочую гипотезу, технический прием сродни тем, какими
занималась обычно так называемая логистика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
материи неким возможностным образом и выводятся из нее в действительности
при участии действующего. Точно так же, говорили они, вселенская
совокупность вещей возможностно существует в абсолютной возможности, эта
абсолютная возможность беспредельна и бесконечна ввиду лишенности формы и
предрасположенности ко всем (формам), как беспредельна возможность
вылепливать из воска фигуры льва, зайца или что угодно еще. Причем ее
бесконечность противоположна бесконечности Бога, потому что она - от
лишенности, а божественная, наоборот, от изобилия, ибо в Боге все актуально
есть Он сам; бесконечность материи, таким образом, привативна,
бесконечность Бога - негативна".
Говоря о перипатетиках, Кузанец, вероятно, имеет в виду прежде всего Дунса
Скота и близких к нему схоластиков - во всяком случае, рассуждение о том,
что "формы существуют в материи как бы в возможности", близко именно к
Дунсу Скоту. Аристотель вряд ли мог бы сказать, что "формы не только от
возможности", поскольку Аристотель, напротив, постоянно подчеркивает, что
формы как раз не от возможности. Далека от аристотелевской и другая формула
Кузанца: "Бесконечность материи противоположна бесконечности Бога", ведь,
согласно Аристотелю, бесконечность есть характеристика материи, но никак не
Бога. Здесь мы опять-таки имеем дело уже с языком средневековых
перипатетиков, у которых понятие бесконечности получило отличный от
античного ценностный акцент.
Существенно, однако, что Николай Кузанский отвергает аристотелизм также и в
его средневековом преломлении. Он не согласен прежде всего с имеющимся там
противопоставлением двух бесконечностей: бесконечности материи и
бесконечности Бога, из которых первая - абсолютная лишенность, а вторая -
абсолютная полнота. Первый шаг к отождествлению чистой материи и чистой
формы был сделан уже тогда, когда единое (форма форм) и беспредельное
(чистая потенция, материя) были поименованы одинаково - бесконечностями
(хотя и с сохранением различия в атрибутах - негативная и привативная).
Николай Кузанский делает следующий шаг, заявляя, что "абсолютная
возможность существует... в Боге и есть Бог, вне Его она невозможна". И это
вполне логично: абсолютная материя и абсолютная форма - это же абсолютный
максимум и абсолютный минимум, а они, как мы знаем, совпадают.
Рассуждение Кузанца о том, что абсолютная возможность существует в Боге,
подготовлено уже средневековой интерпретацией Аристотеля. Как мы знаем, у
Аристотеля понятие возможности ("дюнамис" - "потенция") употребляется в
двух взаимно связанных, но не вполне тождественных значениях: "дюнамис" -
это и возможность в смысле логической непротиворечивости (возможно все то,
что не содержит в себе внутреннего противоречия), и способность в смысле
некоторого изначального предрасположения - так, в семени заложена
способность стать, предположим, дубом, а не березой. Схоластика в XIII-XIV
вв. разрабатывает особенно категорию потенции в ее значении возможности.
При этом вся полнота возможности в рамках схоластики мыслится существующей
в уме Бога - ход мысли, для античной философии не характерный. Вот в этом
смысле и Кузанец говорит о том, что абсолютная возможность (как
совокупность абсолютно всех логически непротиворечивых утверждений)
существует в Боге и есть Бог.
Богу, согласно Кузанцу, противоположна не абсолютная возможность, а
возможность определенная. А что же такое эта последняя? "Всякая возможность
определена, - пишет Николай, - и определена действительностью. Нельзя найти
(имеется в виду - найти в сфере конечного. - П.Г.) чистую возможность,
совершенно не определенную никакой действительностью; да и присущая
возможности предрасположенность не может быть бесконечной и абсолютной,
лишенной всякой конкретизации". Определенной возможностью Кузанец называет
не чистую материю, которую Платон и неоплатоники именовали hyle и в
сущности отождествляли с "ничто", а материю уже оформленную ("определенную
действительностью"), так сказать, "относительную материю", какой, например,
является мрамор для скульптора или дерево для плотника.
Чтобы увидеть, насколько далек способ мышления Кузанца не только от
аристотелевского, но и от платоновского, достаточно указать на то, что
оформленная материя, т.е. уже приобщенная к форме, с его точки зрения,
неизмеримо ниже, чем материя абсолютная, представляющая собой голое ничто.
Ибо оформленная материя, как полагает Кузанец, так же как и воплотившаяся
форма, - это нечто конечное, а ведь конечное теперь получило низший статус
- с тех пор как предикат бесконечного стал основным атрибутом
божественного. "Максимальный и минимальный акт совпадает с максимальной и
минимальной потенцией, оказываясь, собственно, абсолютным максимумом".
Отождествление "абсолютного верха" и "абсолютного низа" - вот тот принцип,
который начиная с Кузанца входит в философию и который кладет начало не
только философии нового времени, но и новой науке, формирующейся в XVI-XVII
вв. Это отождествление "наивысшего" и "наинизшего", методически
оформившееся в диалектике "совпадения противоположностей", мы находим затем
не только у Джордано Бруно, но и у Спинозы, Шеллинга, Гегеля, т.е. у
наиболее выдающихся мыслителей нового времени. А с другой стороны, этот же
принцип получает свое выражение и в математике XVI-XVII вв., в
инфинитезимальном методе, а также в новой науке - механике, особенно у
Галилея, что, впрочем, не так легко распознать и что требует специального
анализа.
В становлении науки нового времени важную роль сыграли изменения в
математике, связанные прежде всего с созданием дифференциального
исчисления. Дифференциальное исчисление было не только новым и весьма
эффективным средством расчета - оно внесло существенные изменения в само
понимание как предмета научного знания, так и способа постижения этого
предмета, метода его исследования. Поэтому изучение философских и
культурно-исторических предпосылок его возникновения представляет интерес
именно с точки зрения эволюции понятия науки.
Существует точка зрения - и она, безусловно, не лишена оснований, - что
создание исчисления бесконечно малых первоначально стимулировалось
практически-техническими потребностями - прежде всего необходимостью
вычислять площади и объемы неправильных фигур и тел. При этом обычно
ссылаются на Иоганна Кеплера, имея в виду его "Новую стереометрию винных
бочек" (1615). Известно, что сам Кеплер, предложивший новый метод
исчисления объемов, не относил этот метод к строгой математике, а видел в
нем только рабочую гипотезу, технический прием сродни тем, какими
занималась обычно так называемая логистика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155