... На одного ошибся -- трое их было. Один множим на сто
-- сто раз отжаться, па-апрошу! Что щеришься -- уговор дороже денег...
И снова пришла осень. Прозрачный порывистый апрель пинками гнал листву
по тротуарам и аллеям, а то курлыкал откуда-то с неба или похрустывал
свежими льдинками в уцелевших лужицах. Геку стукнуло пятнадцать. За это
время он успел влюбиться в двадцатитрехлетнюю Риту из девятого номера и
потерять невинность в ее опытных объятьях. К этому времени Патрик, под своим
неусыпным контролем, два раза выводил Гека на "практику", причем
практиковался Гек, Патрик только подстраховывал. Разумеется, условия были
соответственно менее сложными, менее опасными. Оба раза Гек с блеском
задания выполнял: сначала задирал уличную подростковую шпану, потом
отрабатывал удары и ориентировку на местности. Однако Патрик, верный своему
правилу, не давал своему питомцу возгордиться:
-- Подумаешь, зуб выбил черномазому!... Да и остальные такие же рохли!
Нет, Гек, это семечки: цыкни на них построже -- сами разбегутся. Придет
пора, взрослым станешь. Кто на пути встретится? Если бомж с побитыми венами
-- это одно, а ежели кто посерьезнее? Говорят, в спецслужбах таких крутяков
дрессируют, что любой из них и тебя и меня сожрет и костей не выплюнет...
Где, в Бабилоне? Нет, самому встречаться не доводилось... А может и
доводилось, на них не написано. Пройдет мимо -- человек как человек...
Спецслужбы -- поэтому и спецслужбы, что на них не написано, кто они
такие. Ирония судьбы заключалась в том, что Патрик и Гек, однажды,
совершенно случайно, сами того не подозревая, чуть было не попали в поле
зрения спецотдела Служебной контрразведки, курируемого лично Господином
Президентом. А дело было так...
Дэнниел Доффер (для родных и самого себя -- Дэнни, для друзей -- Дэн),
в свои двадцать шесть лет ставший заместителем начальника отдела в ранге
майора (что соответствовало общевойсковому подполковнику а значило еще
больше), был к тому же любящим сыном, дядей, братом, зятем и племянником. Он
приехал повидать родню, а сам служил, что называется, вдоль северных границ
отчизны, столь привлекательной для шпионов всех разведок мира. В тот год
решал он одну очень деликатную в своей шизофреничности задачу, поставленную
лично Господином Президентом: надо было отделить ущерб нанесенный
рыболовному хозяйству страны каверзами природы (так называемым "Эль-Ниньо"),
от вредительской деятельности вражеских -- читай -- английских шпионов.
Головой он работал хорошо, связи покойного бати были в его карьере важным,
но все-таки второстепенным фактором: единственный сын генерал-полковника,
бывшего командующего "лейб-гвардейских" ВДВ, может попасть в сверхсекретную
и привилегированную структуру, но преуспеть в ней так же по блату -- нет и
еще раз нет. Господин Президент собственного сына турнул в МИД из Главного
Управления Контрразведки (и стыдливо замалчиваемой Разведки) за регулярные
пьянки и длинный язык.
Дэн Доффер пил очень умеренно, а болтал гораздо меньше, чем его коллеги
в среднем. Знал он свободно языки -- испанский, немецкий и китайский, а
физическая подготовка, благодаря отцу, фанатично преданному культу силы и
здоровья ( что не помешало ему умереть в пятьдесят один год), позволила ему
трижды завоевать титул чемпиона по вольному бою среди всех родов и видов
вооруженных сил страны. Сыновья его сестры, у которой он гостил, гордились
им и во всем стремились подражать дяде-суперу. Со скромностью и умением
сливаться с фоном -- дело у них обстояло неважно, но использовать бокс и
карате для битья морд они наловчились хорошо: шестнадцатилетний Антуан,
младший -- пятнадцатилетний Борис и закадычный друг Антуана, их двоюродный
брат по отцу, шестнадцатилетний Робер, в окружении нескольких приятелей
ежевечерне пропадали на танцплощадке в соседнем парке и вот уже две недели,
как перестали нарываться на драки: желающих больше не находилось. Однажды
они вернулись с танцплощадки раньше обычного, -- танцы отменили, вернулись
без девиц (мама слишком часто в окно сечет) и теперь стояли возле
решетки-ограды, глядя на окружающий день, который вот-вот собирался
обернуться вечером. Улица была малолюдна и скучна. Вот из-за поворота
вывернул прохожий в их сторону, и когда он подошел поближе -- видно стало,
что это мальчишка. Лет четырнадцати-пятнадцати. Его развинченная походка,
наглый взгляд, дешевая, с потугой на моду одежда -- безошибочно выдавали в
нем выходца из социальных низов. Проходя мимо ограды, он шмургнул
носоглоткой, как бы вытягивая сопли в полость рта, и плюнул в воздух. Жирный
харчок шмякнулся на чугунную узкую перегородку и повис, резиново качаясь на
осеннем ветру.
-- Эй ты, свинья! Да-да, ты! Будь добр, очень тебя прошу, слижи обратно
свое добро. И не отказывайся, иначе я тебя накажу!
-- Кого? Меня? -- Гек ссутулился, скривил лицо и оттопырил нижнюю губу,
в классической манере юного уличного подонка. -- Я ошибся -- или
действительно тут кто-то тявкает? -- Он ссутулился еще больше и приложил
ребро полусогнутой ладони к уху.
Борис внезапно прыгнул вперед, опередив нарочито медлительного Робера,
чтобы пинком сбить с ног наглого вонючего уродца... Серое блеклое небо
стукнуло его в лоб, но загудел почему-то затылок: он попытался встать и
опять повалился навзничь. Он ощутил боковым взором движение и повернул
голову. Прямо на него, и в то же время -- сквозь него смотрел стоящий на
четвереньках Антуан: из обеих ноздрей на разбитые губы лилась кровь, он
мычал нечленораздельное нечто, судорожно пытаясь вдохнуть своими легкими
свежую порцию воздуха.
"Где Робер..., и где плевака?..." Мысли тяжело и медленно двигались в
голове, Борис приподнялся на локтях и оглядел поле битвы: метрах в двадцати
качалась спина уходящего чужака; Робер скрючился в позе эмбриона, однако в
отличие от того он катался по земле и громко выл. (Его потом пришлось везти
в больницу с чудовищно распухшей мошонкой и долго прикладывать компрессы в
места лечебных уколов.)
В этот миг мама обоих братьев глянула в окно и пронзительно закричала,
тыча пухлым пальцем, не в силах связно объяснить свои эмоции. Дэнни в момент
оценил ситуацию и рванул по лестнице вниз, на улицу, на ходу крикнув о
карете скорой помощи. Он был слишком опытным и знающим профессионалом, чтобы
наскоро осмотрев их, не понять -- здоровье и жизнь мальчиков вне опасности.
Он прикинул, выбрал взором Бориса и подняв наизготовку руку с прямым
указательным пальцем крикнул ему в ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
-- сто раз отжаться, па-апрошу! Что щеришься -- уговор дороже денег...
И снова пришла осень. Прозрачный порывистый апрель пинками гнал листву
по тротуарам и аллеям, а то курлыкал откуда-то с неба или похрустывал
свежими льдинками в уцелевших лужицах. Геку стукнуло пятнадцать. За это
время он успел влюбиться в двадцатитрехлетнюю Риту из девятого номера и
потерять невинность в ее опытных объятьях. К этому времени Патрик, под своим
неусыпным контролем, два раза выводил Гека на "практику", причем
практиковался Гек, Патрик только подстраховывал. Разумеется, условия были
соответственно менее сложными, менее опасными. Оба раза Гек с блеском
задания выполнял: сначала задирал уличную подростковую шпану, потом
отрабатывал удары и ориентировку на местности. Однако Патрик, верный своему
правилу, не давал своему питомцу возгордиться:
-- Подумаешь, зуб выбил черномазому!... Да и остальные такие же рохли!
Нет, Гек, это семечки: цыкни на них построже -- сами разбегутся. Придет
пора, взрослым станешь. Кто на пути встретится? Если бомж с побитыми венами
-- это одно, а ежели кто посерьезнее? Говорят, в спецслужбах таких крутяков
дрессируют, что любой из них и тебя и меня сожрет и костей не выплюнет...
Где, в Бабилоне? Нет, самому встречаться не доводилось... А может и
доводилось, на них не написано. Пройдет мимо -- человек как человек...
Спецслужбы -- поэтому и спецслужбы, что на них не написано, кто они
такие. Ирония судьбы заключалась в том, что Патрик и Гек, однажды,
совершенно случайно, сами того не подозревая, чуть было не попали в поле
зрения спецотдела Служебной контрразведки, курируемого лично Господином
Президентом. А дело было так...
Дэнниел Доффер (для родных и самого себя -- Дэнни, для друзей -- Дэн),
в свои двадцать шесть лет ставший заместителем начальника отдела в ранге
майора (что соответствовало общевойсковому подполковнику а значило еще
больше), был к тому же любящим сыном, дядей, братом, зятем и племянником. Он
приехал повидать родню, а сам служил, что называется, вдоль северных границ
отчизны, столь привлекательной для шпионов всех разведок мира. В тот год
решал он одну очень деликатную в своей шизофреничности задачу, поставленную
лично Господином Президентом: надо было отделить ущерб нанесенный
рыболовному хозяйству страны каверзами природы (так называемым "Эль-Ниньо"),
от вредительской деятельности вражеских -- читай -- английских шпионов.
Головой он работал хорошо, связи покойного бати были в его карьере важным,
но все-таки второстепенным фактором: единственный сын генерал-полковника,
бывшего командующего "лейб-гвардейских" ВДВ, может попасть в сверхсекретную
и привилегированную структуру, но преуспеть в ней так же по блату -- нет и
еще раз нет. Господин Президент собственного сына турнул в МИД из Главного
Управления Контрразведки (и стыдливо замалчиваемой Разведки) за регулярные
пьянки и длинный язык.
Дэн Доффер пил очень умеренно, а болтал гораздо меньше, чем его коллеги
в среднем. Знал он свободно языки -- испанский, немецкий и китайский, а
физическая подготовка, благодаря отцу, фанатично преданному культу силы и
здоровья ( что не помешало ему умереть в пятьдесят один год), позволила ему
трижды завоевать титул чемпиона по вольному бою среди всех родов и видов
вооруженных сил страны. Сыновья его сестры, у которой он гостил, гордились
им и во всем стремились подражать дяде-суперу. Со скромностью и умением
сливаться с фоном -- дело у них обстояло неважно, но использовать бокс и
карате для битья морд они наловчились хорошо: шестнадцатилетний Антуан,
младший -- пятнадцатилетний Борис и закадычный друг Антуана, их двоюродный
брат по отцу, шестнадцатилетний Робер, в окружении нескольких приятелей
ежевечерне пропадали на танцплощадке в соседнем парке и вот уже две недели,
как перестали нарываться на драки: желающих больше не находилось. Однажды
они вернулись с танцплощадки раньше обычного, -- танцы отменили, вернулись
без девиц (мама слишком часто в окно сечет) и теперь стояли возле
решетки-ограды, глядя на окружающий день, который вот-вот собирался
обернуться вечером. Улица была малолюдна и скучна. Вот из-за поворота
вывернул прохожий в их сторону, и когда он подошел поближе -- видно стало,
что это мальчишка. Лет четырнадцати-пятнадцати. Его развинченная походка,
наглый взгляд, дешевая, с потугой на моду одежда -- безошибочно выдавали в
нем выходца из социальных низов. Проходя мимо ограды, он шмургнул
носоглоткой, как бы вытягивая сопли в полость рта, и плюнул в воздух. Жирный
харчок шмякнулся на чугунную узкую перегородку и повис, резиново качаясь на
осеннем ветру.
-- Эй ты, свинья! Да-да, ты! Будь добр, очень тебя прошу, слижи обратно
свое добро. И не отказывайся, иначе я тебя накажу!
-- Кого? Меня? -- Гек ссутулился, скривил лицо и оттопырил нижнюю губу,
в классической манере юного уличного подонка. -- Я ошибся -- или
действительно тут кто-то тявкает? -- Он ссутулился еще больше и приложил
ребро полусогнутой ладони к уху.
Борис внезапно прыгнул вперед, опередив нарочито медлительного Робера,
чтобы пинком сбить с ног наглого вонючего уродца... Серое блеклое небо
стукнуло его в лоб, но загудел почему-то затылок: он попытался встать и
опять повалился навзничь. Он ощутил боковым взором движение и повернул
голову. Прямо на него, и в то же время -- сквозь него смотрел стоящий на
четвереньках Антуан: из обеих ноздрей на разбитые губы лилась кровь, он
мычал нечленораздельное нечто, судорожно пытаясь вдохнуть своими легкими
свежую порцию воздуха.
"Где Робер..., и где плевака?..." Мысли тяжело и медленно двигались в
голове, Борис приподнялся на локтях и оглядел поле битвы: метрах в двадцати
качалась спина уходящего чужака; Робер скрючился в позе эмбриона, однако в
отличие от того он катался по земле и громко выл. (Его потом пришлось везти
в больницу с чудовищно распухшей мошонкой и долго прикладывать компрессы в
места лечебных уколов.)
В этот миг мама обоих братьев глянула в окно и пронзительно закричала,
тыча пухлым пальцем, не в силах связно объяснить свои эмоции. Дэнни в момент
оценил ситуацию и рванул по лестнице вниз, на улицу, на ходу крикнув о
карете скорой помощи. Он был слишком опытным и знающим профессионалом, чтобы
наскоро осмотрев их, не понять -- здоровье и жизнь мальчиков вне опасности.
Он прикинул, выбрал взором Бориса и подняв наизготовку руку с прямым
указательным пальцем крикнул ему в ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111