Я к чему: урка -- не
свинья, зажираться ему -- неправильно, забудет о тех, кому голодно и холодно
в бурах да трюмах... Болят суставы?
-- Болят.( Гек накануне учился выводить суставы на руках из своих
гнезд, чтобы легче было высвободить их из наручников или веревок.)
-- Ну и хорошо, раз болят. Коли привыкнешь -- так и болеть меньше
будут, но зато чаще выскакивать станут из своих мест, а порой и не вовремя.
Так что -- пусть болят, не отвалятся. А сейчас из мойки жиллетовской будем
иголку делать под шприц. Тоже уметь надо, хоть мы и не эти... не
марафетчики. Как по-нынешнему шприц?
-- Аккордеон. Или дурь-машинка.
-- А в свое время -- насосом называли... Для мастырки иной раз шприц --
первое дело...
Но вот настал последний день месяца, отпущенного Геку и ванам для
совместного земного существования. Ваны надели наконец доставленные им по
договоренности новые, ни разу не надеванные рубашки, постиранные накануне
кальсоны, побрились, не прибегая к услугам тюремного цирюльника, безопасными
лезвиями, невесть как к ним попавшими, просто держа их в уродливых, но
крепких еще пальцах.
Потом их увели на суд, точнее на внесудебное разбирательство, состоящее
из зачтения приговора и разрешения подать на апелляцию в течение суток. Итог
был заранее оговорен -- по девяти граммов на вана, поэтому ваны претензий не
имели и от апелляции отказались. В течение суток приговор должен был быть
исполнен, а пока их отвели обратно в камеру, к Геку. Последний обед был
роскошен: суп с говядиной, жареный гусь, разделанный кусками, кисть
винограда на килограмм с лишним, хлеба без ограничений -- если попросят --
еще принесут. Ваны выставили коньяк, половину разлили по кружкам(Геку --
чисто символически), поклонились друг другу и выпили залпом.
Геку кусок в горло не лез, хотя жареного гуся он, пожалуй, и не
пробовал никогда. Он сидел и тяжесть была у него на сердце -- справлять
тризну при живых людях, к тому же самых близких ему за всю нехитрую жизнь.
-- Гек, мы решили, что отныне и навсегда, на память от нас с Варлаком,
дается тебе погоняло, которое тебе не понадобится -- потому что некому тебя
будет так называть. Правда ли, ложь, а старые люди рассказывают, что раз в
тысячу лет, на рассвете или на закате -- в сумерках, в общем, из мглы и
богова праха нарождается цветок. И цветет он, пока сумерки не кончатся
тьмою, либо светом. И силы Неба, и силы Зла ищут тот цветок, каждая -- чтобы
успеть вперед, потому что он сам по себе -- сила. Но какая -- никто не
знает. И никто заранее не ведает его судьбу, и никто не понял -- зачем он. А
если сам вырвется он на свет -- или тьму, то и даст утешение всему, что
есть. Но за все разы не вырвался он, ибо обречен на сумерки. В чем утешение
-- не ведомо.
Все в цвет, словно о тебе сия сказочка. Ты наследник наш, на счастье
свое, аль на беду. В тебе есть сила, мы чуем ее, а в нас сил уже не
осталось. Ты дал нам утешение. Устоишь ты, переживешь ли сумерки, стопчут ли
тебя лихие времена -- кто ведает? Но так ли, эдак -- не будет тебе счастья,
ибо не остановишься. Живи, будь прям в своих понятиях, помни о нас. Варлак и
я, Суббота, оставшиеся из Больших Ванов земли бабилонской, авторитетно
нарекаем тебя Большим Ваном, последним на все оставшиеся времена, и даем
тебе горькое и тяжкое имя -- Кромешник.
Варлак встал -- Суббота и Гек выпрямились вслед за ним -- разлил
остатки коньяка в три кружки (себе и Субботе поровну, Геку на донышко):
-- Вик все сказал как надо, добавлю: Гек, нам не страшно умирать,
потому что в конце пути мы встретили тебя и наши сердца согрелись... Аллах
да простит мне последний мой грех -- Варлак лихо опрокинул в себя коньяк,
запрещенный Кораном, вместо закуски с шумом потянул ноздрями и уселся за
стол. Суббота и Гек, также стоя, выпили свои порции и тоже не закусили. Гек
поморщился с непривычки, присел, не дыша, и потянулся за гусиной ногой.
Некоторое время ели в полном молчании, все слова, вроде, были уже
сказаны. Коньяк никак не подействовал на присутствующих: Гек выпил граммов
сорок от силы, а деды умели держать себя в руках. После обильного обеда с
градусами ванов все же разморило слегка и они решили взбодриться "индюшкой"
-- чифиром из индийского чая. И вот, когда кипятильник уже зашипел
тихонечко, обещая скорый кипяток, идиллия внезапно закончилась: пробухали
сапоги, заскрежетал замок на двери, в камеру ввалился конвой. За
Геком(Робертом Миддо -- по тюремным документам.) Его миссия закончилась и
администрация, уже две недели почти, как получившая его дело и предписание
освободить и препроводить в Иневию, в ГОРУПр (управление приютов), не хотела
больше держать на своей шее лишнего сидельца-малолетку. Его поишь-кормишь, и
он же , науськанный сволочами-доброхотами, еще и жалобами в прокуратуру
замучает. А ваны до утра без прислуги обойдутся.
Уже на пороге камеры Гек остановился, развернулся лицом к ванам и
поклонился им в пояс. Заранее строго-настрого было обговорено, что "на
людях" Гек и ваны друг другу -- чужие, а Гек под влиянием минуты
договоренность как раз и нарушил.
Бывает у большинства людей потребность время от времени плыть в
фарватере чужой воли и чужих решений, навязанных в виде приказов, или правил
хорошего тона, или просто обычаев. (Иной котлету сожрать не сумеет, если, к
примеру, вместо вилки и обязательного ножа ему вручить алюминиевую ложку. И
он же, если ему организовать соответствующие условия, через неделю начнет
хлебать из свиного корыта, урча... В первом случае с личности просто не
содран слой так называемой цивилизованности и культуры. ) У животных это
проявляется в виде стремления следовать за вожаком. Те же из людей и
животных, кто не желает бежать в общем стаде, по жизни распределяются в
разные края гауссианы -- либо они изгои, либо законодатели. Гек решил как
законодатель -- и это стало фактом и фактором текущих событий, покорных
последствиям его решения. Ваны мгновенно и синхронно решили, как им
реагировать на неожиданную выходку Гека : они качнули головами сверху вниз и
Суббота сделал крестное знамение в сторону Гека. Ни слова не было
произнесено, на это у Гека ума и выдержки хватило.
Его неспешно вели тюремными коридорами, то и дела поворачивая лицом к
стене -- чтобы не видел идущих навстречу арестантов, о чем сопровождающие
унтеры загодя предупреждали характерными щелчками пальцев. В "предбаннике",
после тщательного шмона и личного досмотра, ему дали время одеться и
принесли под роспись вещи, изъятые при аресте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111