.. "Шутка" -- сказал вдруг кто-то и Геку показалось, что
голос прозвучал по радио...
Потом вдруг они исчезли... Гек голый, отдирает присоски с головы и рук,
голова вновь кружится... Он прыгает... (из окна?) в сугроб... он без
пальто... "Зарезать хотят" -- звенело в голове, -"подальше отсюда..." Пьяное
теплое тело в парадной..., нет это раньше было... Или не было этого!!!?
Позже ему рассказывали санитар, шофер и сестра -- и все вразнобой, но
было и общее в их рассказе. Они везли госпитализировать женщину с
пневмонией, а по кольцевой бежал, что было сил пацаненок -- босиком и в
каком-то обоссаном тряпье не по росту, на гудки и на крики не реагировал,
споткнулся и не встал. Они подобрали окоченевшего Гека и привезли в частный
госпиталь. Диагноз: двухстороннее воспаление легких, менингит,
переохлаждение и полное отсутствие документов. Он лежал без сознания неделю
ровно. Полиция перелопатила свои картотеки на пропавших детей, но не
особенно этим утруждалась: в Иневии только по официальным оценкам
насчитывалось до пяти тысяч беспризорников. Катастрофа в Магиддо, унесшая
сотню тысяч человеческих жизней, в предыдущем году потрясла мировую
общественность, но не надолго: караваны с гуманитарной помощью постепенно
иссякли, а некогда многолюдный, наполненный жизнью город так и остался
погребенным под слоем лавы и пепла... Муниципальные клиники наотрез
отказались брать очередного найденыша, родители и родственники не
объявлялись...
Это был светский частный госпиталь, принадлежащий доктору Маннони,
натурализованному итальянцу. Персонал и клиентура тоже составлялись почти
исключительно по земляческому принципу. Когда Гек, вместо того, чтобы
благополучно умереть, превозмог болезнь и сохранил при этом рассудок, встал
вопрос: что с ним делать дальше. Гек напрочь "забыл", кто его родители и где
он жил, сказал лишь, что зимует на улице второй раз, родителей нет, почему
-- не знает. Ему поверили, а куда деваться, до поправки, с разрешения
доктора Маннони, оставили жить в госпитале. Время шло к весне, Гек
пообвыкся, стал помогать санитарке, морщинистой усатой сицилийке, жить
перебрался в каморку, где хранилось старое мед имущество, которое жалко было
выбрасывать, но несолидно использовать.
И Гек прижился. Поначалу считалось, что он отрабатывает лечение и
лекарства, потом просто привыкли к молчаливому исполнительному мальчишке,
который никогда и никому не доставлял хлопот, а в хозяйственной жизни
больницы был заметным подспорьем. Для того, чтобы он не мозолил глаза
посторонним, среди которых и проверяющие могли быть, его использовали на
подсобных работах в недрах госпиталя: он мыл утки и пробирки, выносил мусор,
вытирал пыль, натирал полы (но не в палатах). Старуха Мария -- усатая
санитарка, называла его своим внучком, что не мешало ей со шваброй за ним
гоняться, когда он, по ее мнению, плохо выполнял порученное. Но загнав в
угол, или поймав каким иным способом, она никогда его не била, только трясла
перед носом своим черным морщинистым пальцем. Поэтому Гек ничуть ее не
боялся, а иногда и выпрашивал у нее оранжевую витаминку, сначала сладкую, а
внутри кисленькую. Так и получилось, что Гек прожил при госпитале почти два
года. Денег ему не платили, потому что никто не считал его работу
эксплуатацией детского труда, живет себе и живет -- не бездельничать же ему?
Все лучше, чем в приюте. А что в школе не учится -- чему там научат, в
нынешней-то школе -- пить да воровать. Однако заказали ему строго: никому и
нигде не говорить, где он живет и что делает. Гек и не говорил никому. Он
даже своим благодетелям представился как Ронни, а уж про Бабилон и вовсе ни
гу-гу. Он научился прекрасно говорить по-итальянски, даже читать и писать
немного. На этом его образование застопорилось, о чем Гек нимало не сожалел.
Его жизнь в стенах госпиталя трудно было назвать интересной, но зато здесь
кормили и очень редко били, точнее -- только один раз, когда он расколотил
ртутную лампу в умывальной комнате, а паника поднялась, будто он ядерную
бомбу взорвал...
Иневию Гек освоил неплохо, куда лучше, чем Бабилон, где он знал все
насквозь -- но зато исключительно в пределах своего района, точнее двух
районов -- там, где он жил и там, где учился. А тут пришлось побегать и
поездить; но нигде Гек не узнал места, где с ним произошло нечто непонятное,
все новостройки похожи -- как их отличить?
Ребята из соседних с госпиталем домов прозвали его "Скорая помощь",
дразнили и задирали. Но не было в этом ничего, кроме обычной детской
бездумной жестокости, так что Гек легко свыкся с этим положением вещей; а
совсем без драк -- не бывает такой жизни, в этом он был твердо убежден.
Жизнь без денег причиняла свои неудобства: Гек попробовал однажды и
полюбил есть эскимо на палочке, по одиннадцати пенсов порция, ребята ходили
в кино, рассказывали друг другу про Фантомаса, а он только телевизор смотрел
в комнатке у бабки Марии, старый и маленький, с линзой. Поэтому Гек
повадился бегать на барахолку-базар возле Длинных прудов, где можно было кой
чего стырить и тут же загнать -- бананы и груши, апельсины и мандарины --
все стоило денег. Гектор когда сдавал добычу барыге -- Альфонсу , (Толстому
Алю -- подростку из соседнего двора, который официально подрабатывал
помощником дежурного по рынку в выходные дни), а когда съедал добытое тут же
на месте. Действовал он всегда один и всегда удачно. Но однажды он попал под
облаву, какие случались на всех барахолках и базарах всех городов страны.
Гек был абсолютно пустой, а потому чувствовал себя спокойно... Откуда он мог
знать, что началась очередная кампания борьбы с преступностью. Трувер
Деллик, местный главный следователь, готовился к начальственному разносу с
громами и молниями за низкий процент раскрываемости. Но получать по морде он
вовсе не желал, требовалось напрячься и срочно раскрыть ряд преступлений --
краж и афер, глухо висевших на его отделе -- то есть лично на нем. Когда Гек
отказался назвать свои координаты и установочные данные -- судьба его была
решена: Деллик навесил на него четыре карманных кражи, из которых одна
сопровождалась действиями угрожающими здоровью и жизни граждан: хорошо
известный ему щипач Дуля пописал бритвой крестьянина, когда спасался
бегством после неудачного щипка. Но Дуля сбежал с концами, может и на север,
а у Деллика на шее теперь и кража и ТеПе (телесные повреждения). Все это
досталось Геку, который никак не мог врубиться в происходящее, но знал
только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
голос прозвучал по радио...
Потом вдруг они исчезли... Гек голый, отдирает присоски с головы и рук,
голова вновь кружится... Он прыгает... (из окна?) в сугроб... он без
пальто... "Зарезать хотят" -- звенело в голове, -"подальше отсюда..." Пьяное
теплое тело в парадной..., нет это раньше было... Или не было этого!!!?
Позже ему рассказывали санитар, шофер и сестра -- и все вразнобой, но
было и общее в их рассказе. Они везли госпитализировать женщину с
пневмонией, а по кольцевой бежал, что было сил пацаненок -- босиком и в
каком-то обоссаном тряпье не по росту, на гудки и на крики не реагировал,
споткнулся и не встал. Они подобрали окоченевшего Гека и привезли в частный
госпиталь. Диагноз: двухстороннее воспаление легких, менингит,
переохлаждение и полное отсутствие документов. Он лежал без сознания неделю
ровно. Полиция перелопатила свои картотеки на пропавших детей, но не
особенно этим утруждалась: в Иневии только по официальным оценкам
насчитывалось до пяти тысяч беспризорников. Катастрофа в Магиддо, унесшая
сотню тысяч человеческих жизней, в предыдущем году потрясла мировую
общественность, но не надолго: караваны с гуманитарной помощью постепенно
иссякли, а некогда многолюдный, наполненный жизнью город так и остался
погребенным под слоем лавы и пепла... Муниципальные клиники наотрез
отказались брать очередного найденыша, родители и родственники не
объявлялись...
Это был светский частный госпиталь, принадлежащий доктору Маннони,
натурализованному итальянцу. Персонал и клиентура тоже составлялись почти
исключительно по земляческому принципу. Когда Гек, вместо того, чтобы
благополучно умереть, превозмог болезнь и сохранил при этом рассудок, встал
вопрос: что с ним делать дальше. Гек напрочь "забыл", кто его родители и где
он жил, сказал лишь, что зимует на улице второй раз, родителей нет, почему
-- не знает. Ему поверили, а куда деваться, до поправки, с разрешения
доктора Маннони, оставили жить в госпитале. Время шло к весне, Гек
пообвыкся, стал помогать санитарке, морщинистой усатой сицилийке, жить
перебрался в каморку, где хранилось старое мед имущество, которое жалко было
выбрасывать, но несолидно использовать.
И Гек прижился. Поначалу считалось, что он отрабатывает лечение и
лекарства, потом просто привыкли к молчаливому исполнительному мальчишке,
который никогда и никому не доставлял хлопот, а в хозяйственной жизни
больницы был заметным подспорьем. Для того, чтобы он не мозолил глаза
посторонним, среди которых и проверяющие могли быть, его использовали на
подсобных работах в недрах госпиталя: он мыл утки и пробирки, выносил мусор,
вытирал пыль, натирал полы (но не в палатах). Старуха Мария -- усатая
санитарка, называла его своим внучком, что не мешало ей со шваброй за ним
гоняться, когда он, по ее мнению, плохо выполнял порученное. Но загнав в
угол, или поймав каким иным способом, она никогда его не била, только трясла
перед носом своим черным морщинистым пальцем. Поэтому Гек ничуть ее не
боялся, а иногда и выпрашивал у нее оранжевую витаминку, сначала сладкую, а
внутри кисленькую. Так и получилось, что Гек прожил при госпитале почти два
года. Денег ему не платили, потому что никто не считал его работу
эксплуатацией детского труда, живет себе и живет -- не бездельничать же ему?
Все лучше, чем в приюте. А что в школе не учится -- чему там научат, в
нынешней-то школе -- пить да воровать. Однако заказали ему строго: никому и
нигде не говорить, где он живет и что делает. Гек и не говорил никому. Он
даже своим благодетелям представился как Ронни, а уж про Бабилон и вовсе ни
гу-гу. Он научился прекрасно говорить по-итальянски, даже читать и писать
немного. На этом его образование застопорилось, о чем Гек нимало не сожалел.
Его жизнь в стенах госпиталя трудно было назвать интересной, но зато здесь
кормили и очень редко били, точнее -- только один раз, когда он расколотил
ртутную лампу в умывальной комнате, а паника поднялась, будто он ядерную
бомбу взорвал...
Иневию Гек освоил неплохо, куда лучше, чем Бабилон, где он знал все
насквозь -- но зато исключительно в пределах своего района, точнее двух
районов -- там, где он жил и там, где учился. А тут пришлось побегать и
поездить; но нигде Гек не узнал места, где с ним произошло нечто непонятное,
все новостройки похожи -- как их отличить?
Ребята из соседних с госпиталем домов прозвали его "Скорая помощь",
дразнили и задирали. Но не было в этом ничего, кроме обычной детской
бездумной жестокости, так что Гек легко свыкся с этим положением вещей; а
совсем без драк -- не бывает такой жизни, в этом он был твердо убежден.
Жизнь без денег причиняла свои неудобства: Гек попробовал однажды и
полюбил есть эскимо на палочке, по одиннадцати пенсов порция, ребята ходили
в кино, рассказывали друг другу про Фантомаса, а он только телевизор смотрел
в комнатке у бабки Марии, старый и маленький, с линзой. Поэтому Гек
повадился бегать на барахолку-базар возле Длинных прудов, где можно было кой
чего стырить и тут же загнать -- бананы и груши, апельсины и мандарины --
все стоило денег. Гектор когда сдавал добычу барыге -- Альфонсу , (Толстому
Алю -- подростку из соседнего двора, который официально подрабатывал
помощником дежурного по рынку в выходные дни), а когда съедал добытое тут же
на месте. Действовал он всегда один и всегда удачно. Но однажды он попал под
облаву, какие случались на всех барахолках и базарах всех городов страны.
Гек был абсолютно пустой, а потому чувствовал себя спокойно... Откуда он мог
знать, что началась очередная кампания борьбы с преступностью. Трувер
Деллик, местный главный следователь, готовился к начальственному разносу с
громами и молниями за низкий процент раскрываемости. Но получать по морде он
вовсе не желал, требовалось напрячься и срочно раскрыть ряд преступлений --
краж и афер, глухо висевших на его отделе -- то есть лично на нем. Когда Гек
отказался назвать свои координаты и установочные данные -- судьба его была
решена: Деллик навесил на него четыре карманных кражи, из которых одна
сопровождалась действиями угрожающими здоровью и жизни граждан: хорошо
известный ему щипач Дуля пописал бритвой крестьянина, когда спасался
бегством после неудачного щипка. Но Дуля сбежал с концами, может и на север,
а у Деллика на шее теперь и кража и ТеПе (телесные повреждения). Все это
досталось Геку, который никак не мог врубиться в происходящее, но знал
только одно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111